Небо в огне - Борис Тихомолов

Вылез техник и мотористы. Все живы, даже ушибов никто не получил.

Из-за поворота дороги, гремя цепями, вылетела грузовая машина. Подъехала, затормозила. Из кабины, широко распахнув дверцы, выскочили двое: шофер в овчинном полушубке, высокий, крепкий, с обветренным лицом, и молодая женщина в тулупе и в пуховом платке. Подбежали. У обоих трясутся губы, светятся страхом глаза.

— Целы, не убились?! Слава богу!

— А мы видим, вы падаете, скорее к вам. — У шофера большие руки, пальцы в ссадинах и трещинах. Он полез в карман стеганых брюк, достал кисет с табаком. — Закурите, вам легче будет.

— Спасибо, я не курю.

Он сует кисет в карман. Не закуривает, наверное, из солидарности.

— Вас надо устроить на ночевку, — сказал шофер. И к женщине: — Леля, отведешь их к Спиридоновке.

— Нет, там занято. Геологи ночуют. Я отведу их к Марфе.

— Ладно, — согласился шофер. — Садитесь, поехали. Пешком тут далеко.

Нас привезли к Марфе, пожилой степенной женщине. У нее муж и два сына на фронте. Ее большие скорбные глаза полны душевной доброты. Приняли нас как родных, и мне от этого стало почему-то хуже. Или, может быть, оттаяла боль поражения? Ведь эта посадка — мой легкомысленный промах. Саднило в груди. Я не мог простить себе поспешного вылета, приведшего к такому печальному исходу. Не оправдал доверия, разбил машину, чуть людей не погубил…

Не снимая комбинезона и унтов, я прилег на лавку и. очевидно, от нервного потрясения, тотчас же забылся тяжелым сном.

Меня разбудил уже знакомый шофер, которого звали Федей.

— Командир, командир! Вставайте, закусим, чайком {побалуемся.

В соседней комнате за длинным столом возле чугуна 1с картошкой сидела компания. Нечесаные головы, уставшие, небритые лица. Кто в свитере, кто в гимнастерке, кто в стеганке. Заскорузлыми пальцами, обжигаясь, (брали из чугуна горячую картошку, чистили, макали в соль. Тут же стояло деревянное блюдо с солеными огурцами и большой жестяной чайник с кипятком. Ели молча, сосредоточенно. Наевшись, вставали из-за стола, надевали шапки, накидывали на плечи полушубки, кивали на прощание и выходили в морозную ночь. Тотчас же за стеной во дворе взвывал на высоких нотах мотор, скрежетали шестерни коробки скоростей, и тяжело груженная машина, звеня цепями на колесах, выползала на обледеневшее шоссе.

Я ел через силу, обдумывая, как мне теперь добраться до полка, не имея при себе никаких документов: ни командировочного предписания, ни литера, ни отпускного свидетельства. Все это в спешке было забыто, и сейчас билета мне никто не продаст и в вагон не посадит. Обо всем этом я рассказал Федору. Тот рассмеялся.

— Попали вы, командир, в переделку. Ну что ж, выручим вас. У моей сестренки, у Лельки, парень один знакомый проводником на пассажирском ездит. Как раз сегодня в двенадцать он и пройдет здесь. Договоримся, посадим.

Федор сам отвез меня к полустанку. Мы сидели в кабине втроем. Поезд запаздывал. Я нервничал, а Федор то и дело прогревал мотор. Леля, склонив мне голову на плечо, мирно посапывала в беззаботном сне.

Поезд показался лишь во втором часу. Мы вылезли из теплой кабины и пошли куда-то в кромешную темноту. Прошипел паровоз, лязгнул буферами состав.

— Восьмой, где восьмой? — закричала Леля.

— Нету восьмого! — хрипло ответил чей-то старческий голос. — Отцепили в Иваново!

— Вот те на! — ахнула Леля, как же так?!

— А так. Бандаж лопнул.

— Дядя Вася, это ты? — спросила девушка.

— Я, — прохрипел проводник. — А это хто — Лелька?

— Я, дядя Вася, я!

— Чего тебе?

Леля подбежала к ступеням вагона и вполголоса принялась объяснять.

— Нет, — сказал проводник. — Не могу, не проси. У нас ведь строго. Найдут без документов — греха не оберешься. А у меня ведь, сама знаешь, семья-то вон какая стала…

Паровоз дал свисток, зашипел парами.

"Ну уж нет! — (в отчаянии подумал я. — Без меня ты не уйдешь!" Нащупал в темноте руку Федора, пожал, сказал торопливо:

— Спасибо, милые люди, и прощайте. Привет Леле. Я поехал.

Вагон медленно полз мимо меня. Вот и вторая площадка. Я вскочил на нее, подергал ручку: может, открыта? Нет, конечно, заперта. Ну, сейчас мы ее откроем.

Достал из кобуры пистолет, вынул обойму с патронами И, оттянув рамку затвора, сунул ствол своего "ТТ" в замочную скважину. Так, хорошо. Поворот. Замок открылся. Я вошел в тамбур, осторожно закрыл- за собой дверь и запер ее таким же порядком.

Было без пяти два, когда я, еще раз применив пистолет, открыл вторую дверь и пробрался в битком набитый спящими пассажирами вагон. Поискал глазами, где бы прилечь. Ага, вон есть местечко под самым потолком, на багажной полке! Залез, отодвинул какие-то ящики и, сняв унты, соорудил из них подушку. Ноги я втиснул в пространство между потолком и чьим-то баулом. Не очень удобно, но спать можно.

Засыпая, вспомнил: черт возьми, да ведь сейчас же — Новый год! А я… еду зайцем по железной дороге! Но все равно: с Новым годом, с новым счастьем, товарищ летчик!

Проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно дергал меня за ногу.

— Эй, гражданин, проснитесь, приехали! — Я открыл глаза и поднял отяжелевшую голову. Было уже светло. Сквозь давно не мытые окна в вагон пробивался свет ясного морозного утра. Из-за открытой двери под потолок били струи чистого, пьянящего морозного воздуха. — Что? Приехали? Куда?

— В столицу приехали, в столицу. Да отдайте же, ради бога, мой баул!

— Ах, баул, простите!

Я поджал ноги. Пожилой усатый мужчина в лисьей шапке и старомодном пальто с облезлым меховым воротником, сердито хмуря лохматые брови, схватил баул и стащил его вниз.

В вагоне стояла сутолока. В узком проходе, сталкиваясь, словно в водовороте, плыли узлы, мешки, фанерные чемоданы. Я обулся и, улучив момент, опустился на пол. Проходя через тамбур, бросил взгляд на свое отражение в дверном стекле. Ну и ви-дик! Опухшее от неудобного она лицо, под глазами темные круги, подбородок в щетине. До первого патруля. А мне еще надо добраться на Каланчевскую, к электропоезду. А комендантские посты на вокзалах, я и забыл про них. Ведь там без пропуска не пройдешь.

Шагая вместе с толпой по подземному переходу, усиленно думаю, как мне быть. Но ничего не придумал. Толпа поднесла меня к проверяющим КПП. Прочные барьеры из толстых труб, узкие проходы. Четыре младших командира со строгими лицами под командой еще более строгого лейтенанта придирчиво рассматривали пропуска.

— Проходите! Следующий! Не толкайтесь. Кому говорят! Не спешите.

Оказавшись в проходе барьера, я локтем сдвинул на живот кобуру с пистолем и, взяв в руки планшет и меховые перчатки, сделал вид, что собираюсь достать документ, да вот — руки заняты, неудобно.