Секундо. Книга 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна

Заметив его мрачное лицо, мать бросила хлопотать и села рядом.

— Не печалься, что ж теперь делать? Дроттин сказал правду: рано или поздно это все равно бы случилось. Лучше посмотри, что он нам оставил.

Отец поднялся, развязал кошель, данный настоятелем, и вытряхнул его на стол. По дереву, зазвенев, рассыпались золотые монеты. Все ахнули. Глава семьи ошеломленно прохрипел:

— Да на такие деньги в городе хороший дом купить можно. И девкам достойное приданое дать. И парней обеспечить. Но показывать и говорить, что у нас такие деньжищи есть, никому нельзя, отберут, да еще и самих зарежут. Запомнили?

Все дружно закивали, не отрывая от золота потрясенных глаз. Мать взяла в руки золотой, блеснувший яркой искоркой.

— И чего ты переживаешь: с такими деньжищами мы везде хорошо устроимся. Главное — чтоб Амирель не нашли. Да и на нас разбойники не напали. Их, говорят, что-то много завелось в лесах.

Отец взбодрился. Его деятельная натура не позволяла долго сидеть без дела. Едва появлялась цель, он шел к ней напролом.

— Ты права, надо вооружиться! — он отправился в сарай, где под потолком висели добротные луки.

Он со старшими сыновьями ходил с ними на охоту, ну а сейчас они послужат не для пропитания, а для обороны. Принялся проверять тетивы, подсохшие смазывал жиром и грешным делом прикидывал, что случится, если в горле у разгромивших его дом стражников вдруг окажутся невесть чьи стрелы?

Немного повздыхав, отказался от этой затеи. Попасть из лука в стражника — ерунда, он белку в глаз бьет, но такое не прощается. Потом за ним и за его семьей охота начнется нешуточная. Хватит и того, что их будут искать из-за Амирель.

Или не будут? Ведь не пойман, то, как водится, не вор. Мало ли что там Власту после горячки показалось? Вспомнив этого предателя, тяжко насупился. Как можно вместо благодарности предать того, кто тебя с того света вытащил? Никогда ему этого не понять.

Уведя в крайнюю избу последнюю корову, Томс, понурясь, возвращался в разгромленный из-за его дурной доброты дом. Возле калитки в тени большой сосны ему почудился чей-то неясный силуэт. Он прыгнул туда, хватая соглядатая, не думая, что это может быть опасно, и наткнулся на Власта.

Тот всхрапнул и дернулся. Томс тут же брезгливо выпустил его из захвата и прошипел:

— Ты чего тут делаешь?

Власт как-то по-птичьи склонил на плечо голову, скорчил гримасу в нелепой попытке улыбнуться и жалобно пробормотал:

— Не злись, друган, я помочь хотел. Только вот подойти боюсь. Натворил я дел. И сам не пойму, с чего это мне такая блажь в голову ударила, будто демон какой мной понукал. Я ж слаб еще, как младенец новорожденный, как в седле держусь, не знаю. Ты уж меня прости. Скажи только, что за девчонка меня спасла? Хочу поблагодарить ее по-человечески.

Томс смерил его презрительным взглядом.

— Ты мне больше не друг. Я ведь тебе сказал, что, кто б тебя ни вылечил, будь ему благодарен. А ты что сделал? В соседнее село помчался, доносить? Больной-слабый? Как пакости творить, так сразу здоровым стал?

— Прости, Томс. Ну, не нарочно я. — Власт старательно отводил глаза. — А ты не знаешь, кто эта синеглазая девчонка? Люба она мне, ох и люба. Я бы на ней женился.

Томс насторожился. После того, как бывший друг подвел под топор не только его, но и всю деревню, он ему больше не верил. Наклонившись к нему, тихо спросил:

— Тебя не в доносчика ли тайного сыска ненароком уговорили? Чего это ты такой влюбленный в эту синеглазку вдруг стал? Ты же ее хотел на костре сжечь за то, что тебя колдовством вылечила?

Власт как-то странно поежился, отступил в тень, пряча лицо, и Томс понял, что случайно угадал — Власт вправду продался! Это было еще хуже, потому что теперь при нем ничего и сказать было нельзя.

Повернувшись, Томс молча исчез в наступающих сумерках. Добежав до первого дома, позвал хозяина и шепнул ему:

— Передай всем, что Власт продался в тайный сыск! Будьте с ним поосторожнее!

Тот охнул, хотел что-то спросить, но Томс уже мчался домой. Когда он принес эту неприятную весть родным, отец безнадежно заметил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ну что, понял теперь, что не надо было этого олуха спасать? Сколько гадостей от него! Как выкручиваться будем, не понимаю. Проследить, куда мы подадимся, не проблема. Такой обоз, как наш, приметен будет всем.

Томс еще больше повесил голову. Но тут же сообразил:

— А давай доедем вместе лишь до Петерек, а там разделимся на три части. И встретимся возле столицы. Вот только в каком месте? — Томс не знал Северстана, дальше Холлтбурга ему бывать не доводилось.

Но его мать знала больше:

— Я слышала, что возле Тринали есть какой-то замок Оммодол. Название приметное, там и городок есть. Жена Вайда, соседа в третьем доме, из тех мест. Она хорошо о них говорила. Там людно, проезжих тьма, едут то в столицу, то из столицы, затеряться там просто. Давайте съезжаться там.

— Договорились! — одобрил отец. Я поеду с тремя средними, мать возьмет младших, Томс старших. Будьте настороже, откуда и кто мы, никому не говорите. Помните, что сказал дроттин. И фамилию рода себе другую возьмите, каждый разную. — Хмуро посмотрев на старшего сына, приказал: — Ты, Томс, будь умнее. Помни — ты не собой рискуешь, а всеми нами. Амирель из-за тебя теперь неизвестно куда вынуждена уйти. И хорошо, что мы не знаем, куда. Не проговоримся, ежели что.

Все поняли, «ежели что» — это допрос в тайном сыске, в котором развязывали языки самым несговорчивым.

Отец разделил данное настоятелем золото на три равные кучки и раздал старшим групп. Потом все оделись потеплее, вышли на улицу, младшие дети и женщины сели в подводу, парни вскочили на коней, и семья поневоле отправилась в дорогу.

Все ниже склоняясь под тяжестью людского горя, дроттин обходил крестьянские дома, видя одну и ту же безрадостную картину: разгромленные каморки, порубленная в щепки мебель и горькие слезы оставшихся без необходимых вещей людей. Он давал каждому главе семьи по нескольку десятков золотых монет, достаточных, чтобы с лихвой возместить прихожанам понесенный ими ущерб, но кто восстановит у них веру в справедливость властей?

Крестьяне с искренней благодарностью пытались целовать ему руки, но он лишь благословлял их, чувствуя глубокую вину. Если бы он предупредил семью Верити, запретив Томсу спасать друга, ничего бы не произошло. Пусть умер бы один, но зато все остальные жили бы как прежде, пусть тяжелой, но спокойной жизнью. А теперь непонятно, чем аукнется сельчанам визит эмиссара тайного королевского сыска.

Возвращаясь в свой дом, чувствовал непривычную тяжесть в груди. Изношенное сердце болело, напоминая о близкой смерти. Вернувшись в свой дом, застал благостную картину: Амирель, устроившись калачиком в кресле, прилежно читала о политическом устройстве Северстана. На душе у него стало легче. Рядом с этой девочкой он всегда чувствовал себя бодрее и моложе.

Забрав у нее книгу, наставник указал на окно, за которым стремительно темнело холодное зимнее небо.

— День подходит к концу, тебе нужно перекусить и отправляться в дорогу. Я и так задержался.

Встав, Амирель оправила примявшееся платье и робко спросила:

— А вы, дроттин, ужинать будете?

Он без раздумий отказался:

— Я не хочу. Иди на кухню, приготовь себе поесть. Обо мне не беспокойся. Я пока подберу тебе что-нибудь подходящее в дорогу.

Пока она жарила яичницу со шкварками и торопливо ела ее с черным хлебом, запивая горячим травяным чаем, старик вытащил из сундука теплые мужские штаны, шерстяную катаную куртку, широкую и удобную. Потом нашел сапоги маленького размера и меховую шапку. Завершил его сборы теплый плащ на медвежьем меху.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Когда насытившаяся девушка вошла в комнату, на кресле аккуратно лежала стопка зимней одежды.

Дроттин окинул ее печальным взором, прощаясь. Но сказал деловито, не показывая своей тоски:

— Одевай все это поскорее. Можешь надеть штаны под платье, выдавать себя за парня безнадежно. Мужики такими красивыми не бывают. Ехать тебе придется верхом, по-мужски, потому что дорога опасная.