Месть по-французски - Энн Стюарт

— Мне и в самом деле ее жалко, — упрямо сказал Тавернер. — Но что бы вы ни делали, она не сдается. Мне даже как-то и не хочется, чтобы она сдалась.

— Да ты романтик, Тавви! Не знал, — пробормотал Николас. — Беда в том, что я чувствую то же самое. Странно, правда?

Тавви кивнул.

— Я не только о ней беспокоюсь. Но и о вас.

Николас широко открыл глаза от удивления:

— Страшно интересно, Тавви. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было, включая моих родителей. Почему ты обо мне беспокоишься?

— Она вас погубит.

— Не глупи! Такая-то кроха? Чтобы погубить меня, нужен кто-нибудь покрепче, чем эта маленькая упрямая француженка. — Он холодно улыбнулся. — Если хочешь знать, я все пятнадцать лет ищу того, кто мог бы погубить меня. Но успеха пока не добился. Почему меня должно беспокоить, что Жаклин де Лорне преуспеет там, где я сам и все прочие потерпели неудачу?

— Она делает вас слабым, — заявил Тавернер. — Я видел, как вы на нее смотрите, когда она чем-нибудь занята. Вы становитесь похожи на лунатика.

Николас засмеялся:

— Значит, ты думаешь, Тавви, что я одурел от любви? Да ты просто не в себе!

— Я-то в себе. Это вы… не похожи на самого себя. Вы за все это время с ней даже ни разу не переспали. Правда ведь?

— Ну ты и нагл, черт бы тебя побрал, Тавви! — сердито сказал Николас. — Это не твое дело. А что, если она меня просто не привлекает?

— В свое время вы ни одной не пропускали, — огрызнулся в ответ Тавернер. — Она в вашей власти вот уже почти неделю, а вы к ней под юбку не залезли. Вы тащите ее с нами на континент, оставляете одну в каюте и хотите, чтобы я не волновался?

— У нее морская болезнь, Тавви. В таком состоянии она никуда не убежит. Но хочу успокоить тебя: я овладею ею, как только мы окажемся на твердой земле. Можешь понаблюдать, если хочешь.

— Я уже понаблюдал. И думаю, что вы вряд ли захотите, чтоб при этом присутствовали зрители.

Николас сдерживался все с большим трудом:

— Тебе что, она самому пришлась по вкусу? В конце концов, она всего лишь кухарка. Вполне сгодится для слуги. Может, тебе захотелось утихомириться, завести кучу детей, стать дворецким?

Тавернер покачал головой:

— Она не для такого, как я, и вы это прекрасно знаете. Я ведь за версту вижу благородное происхождение, неважно, французы это или англичане. Жаклин — не просто служанка. Между прочим, я тоже могу вам кое-что сказать.

— Похоже, ты намерен продолжать независимо от того, хочу ли я тебя слушать, — вздохнув, сказал Николас.

— Да, хочу. Она для вас, сэр! Она это знает и потому борется как сумасшедшая. Вы тоже это знаете, и если у вас хоть что-то осталось в голове, то бросьте ее за борт. Она погубит вас, Блэкторн. Уничтожит и вас и меня, если вы от нее не отделаетесь.

— Бог мой, не будь так мелодраматичен! Под силу ли это маленькой француженке?

— Вы в нее влюбитесь, — безнадежно сказал Тавернер. — Она этим воспользуется, а потом бросит вас. Они все так делают. И в следующий раз во время дуэли вы не будете осторожничать. Или на скачках, когда будете брать барьер. И тогда вам конец.

— Тавви, — терпеливо сказал Николас, — я и сейчас не осторожничаю во время дуэлей и скачек. Я со смертью уже лет десять флиртую и все никак ее не догоню. Если общение с Жаклин де Лорне этому поспособствует, я буду только рад. Давай-ка лучше выпей. Тебе это необходимо сейчас.

— Нет, спасибо, — с достоинством сказал Тавернер, поднимаясь. — Но подумайте над тем, что я сказал. Если вы до сих пор так и не переспали с ней, то лучше оставьте ее, когда мы приплывем в Голландию.

— Мой дорогой Тавви, когда это я беспокоился о своей безопасности? — пробормотал Николас.

Тавернер удалился. Ругаясь себе под нос, Николас, нахмурившись, смотрел ему вслед. Черт бы его побрал, но ведь в том, что он говорил, была большая доля правды. Николас чувствовал, что позволил Жаклин проникнуть себе в душу, стать ему ближе, чем любая из женщин в его полной приключений жизни. За исключением молоденькой французской девушки, которую он знал сто лет тому назад.

Он мог уже давно овладеть ею. Первый раз — когда она лежала связанная на его кровати в Эйнслей-Холле. Потом — в любой из таверн, в которых они останавливались по дороге. И наконец, на узкой кровати в разрушенной охотничьей хижине. Но каждый раз что-то останавливало его, и он объяснял это то ленью, то жалостью, то желанием продлить удовольствие. А на самом деле Тавви был прав. Черт бы побрал его наблюдательность! Он стал что-то чересчур сентиментален по отношению к своей пленнице. Хватит! Когда они приплывут в Голландию, он положит этому конец. А потом она надоест ему, и он отделается от этого вожделения.

«Но если бы это было просто вожделение, ты бы уже давно его удовлетворил, — сказал себе Николас, тяжело вздохнув. — Не слушался бы голоса совести, не колебался ни минуты. И не отправился бы тогда вместо нее к другой…»

Его нисколько не беспокоила мысль, что он может погибнуть от руки Жаклин де Лорне или чьей-то еще. А вот мысль о собственной слабости была просто непереносима.

Он должен сделать все от него зависящее, чтобы избавиться от нее. В его жизни нет места благодарности и нежности. Поездка в Шотландию с самого начала была ошибкой. У таких, как он, не может быть приюта, надежной гавани, и сладкие обещания весны в этой стране были всего лишь иллюзией. Для него не существует ни любви, ни милосердия. А те, кто ему их обещает, бессовестно лгут. Вот и Шотландия тоже оказалась ложью. Это просто каменистая неплодородная земля, суровый климат, вечное одиночество…

Николас сознавал, что не может позволить себе расслабиться. Ведь все, что у него есть, — это его внутренний кодекс, который предписывает ему не жалеть никого и ничего, заботиться исключительно о себе. А если он ослабнет, позволит себе малую толику сострадания к кому бы то ни было, позволит пробить броню, которую воздвиг вокруг своего сердца, тогда в амбразуру может проникнуть все, что угодно. Например, чувство вины и сожаления, которое он отторгал от себя на протяжении многих лет. И тогда он погиб.

Но он не позволит этому случиться! Он рано понял, что может рассчитывать лишь на самого себя. Видимо, тот же урок жизнь преподала и Жаклин. И она не должна ждать от него пощады.

Николас вновь почувствовал, что его окружает тьма. Сумасшедшие Блэкторны. Он более чем соответствует их репутации.

Поставив бокал бренди, Николас поднялся и вышел на палубу. Несмотря на выпитое бренди и качку, он твердо прошагал к каюте Жаклин и, не давая себе труда постучать, распахнул дверь.

Ей, бесспорно, было очень плохо. Он вынес из каюты таз, оставил его в коридоре и вновь вернулся в каюту. На ее бледном лице выступил холодный пот, глаза были закрыты, под ними залегли глубокие тени. Она чуть слышно бормотала что-то по-французски.