Врата скорби (Часть 1) - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но соседи – только посмеивались, да прятали улыбки в бороду. Здесь ненавидели англичан – но могли отдать должное одному – единственному англичанину.
– О, Аллах! Грабят!
– Что ты орешь как старый осел?!
– А как мне не орать, если за мой товар не дают и десятой части его цены?!
– Торгуй хорошим товаром и тебе дадут настоящую цену.
– Да, но два фунта…
– Две гинеи – поправил Роберт
– Две гинеи… – машинально повторил торговец, и тут же переспросил более заинтересованным голосом – а что такое гинея, маленький грабитель?
Надо сказать, что Роберт мог и соврать – теоретически мог бы. Ну не ходили гинеи в таком захолустье, и скажи он, что гинея стоит десять пенсов – и как проверишь? Но он знал, что лгать – это смертный грех.
– Двадцать один серебряный шиллинг
– И у тебя есть сорок два шиллинга?
– Неважно, что у меня есть. Так ты готов продать за сорок два шиллинга?
Торговец почмокал губами
– Нет. За сто.
Он только что сам уронил цену – того не зная.
– Это много.
– Но посмотри, какая работа…
– Пфе… – презрительно отозвался англичанин – очень грубая. Двадцать шиллингов
– Постой, ты же только что сказал – сорок два.
– Ты спросил, сколько стоят две гинеи. Я сказал.
К разговору – уже прислушивались. Даже не прислушивались – а откровенно слушали. И чем больше слушали – тем больше торговцу хотелось продать. Потому что если он не продал – это плохо о нем говорит как о торговце. А кто плохо торгует – тому купцы не дадут товар на продажу.
– И ты готов мне дать за товар – меньше гинеи.
– Если ты продаешь – я дам тебе гинею – невозмутимо ответил Роберт
Торговец снова пригладил бороду
– Если я так буду торговать, клянусь Аллахом, мне придется развестись со своей женой. Хорошо, восемьдесят шиллингов
– Тридцать.
Торговец покачал головой
– Посмотри, какие камни…
– Да, но оправа грубая. Не такая, какая достойна моей женщины
Уже собирались люди
– О, Аллах, семьдесят. Меньше не дам.
– Тридцать пять. И две пачки табака в придачу
– О, Аллах, зачем мне табак!? – возопил торговец
– Ты можешь продать его. И попробовать получить за него хорошую цену.
– Семьдесят. Семьдесят, меньше не дам. Хорошо, шестьдесят пять – уступил торговец
– Сорок пять. Последняя цена. Иначе я уйду.
– О, Аллах. Только не говори, что у тебя нет шестидесяти…
– Я же не смотрю в твои карманы…
Англичанин задумался. Джеремайа учил его – молчи. Молчи – и торговец сам додумает за тебя… Молчи!
– Итак, что ты решил, маленький англичанин
– Я думаю – надменно ответил он
– Может быть, у тебя и вовсе нет ни монеты?
В толпе возбужденно зашушукали
– Где ты видел англичанина без денег?
Теперь уже откровенно засмеялись – причем над торговцем, а не над англичанином.
– Итак, я дам тебе ровно пятьдесят шиллингов. И настоящий нож. Бакшиш.[120]
Торговец покачал головой
– Я не продам. Это слишком дешево. Не может быть, чтобы ты так дешево ценил свою женщину, маленький англиз
Роберт про себя сказал нехорошее слово – все начиналось заново. Здесь торг – мог идти часами, тем более – что денег у покупателей на самом деле немного, и многие – торгуются только из-за азарта, не собираясь покупать.
– У нас не принято покупать женщин. Нашим женщинам нет цены.
– Цена есть всему, маленький англиз. И всем…- философски ответил торговец
Роберт, решив дожимать на жадности – решительно выложил деньги и нож на прилавок. За спиной зашушукались.
– Бери, пока я не передумал. Твоя лавка не единственная.
Торговец скептически посмотрел на монеты
Этого мало за труд, который вложен в это украшение
Много ты труда в него вложил, жирный лодырь, много…
– Каждая вещь стоит столько, сколько за нее готовы дать. И ни монетой больше. Посмотри и спроси – кто-то даст за нее больше, чем я?
Роберт повернулся к стоящим за спиной людям – и тут же царапнулся взглядом с каким-то мужчиной, одним из тех, кто стоял у него за спиной. Он был одет как пастух – но без посоха в руке. И с большой переметной сумой через плечо.
А рядом с ним – стоял еще один, пониже ростом. И у него – было странное, словно угреватое лицо. Роберт еще знал, что так выглядит лицо, сожженное кислотой, а кислота – используется при производстве самодельной взрывчатки.
Поскольку – правила вежливости требуют при торге смотреть на покупателя, а не по сторонам – торговец тоже посмотрел на толпу. И, увидев кого-то, заметно дернулся…
– Никто не дает?
Торговец снял украшение с самодельной витрины, положил рядом с деньгами.
– Забирай, маленький англиз…
И как думаете, что стал делать маленький скаут после этого? Думаете, он пошел домой, подпрыгивая от радости?
Как бы не так.
В книге старого полковника Роберта Бадена – Пауэлла, про скаутов и скаутинг, или молодежную организацию пластунов – разведчиков, приведен пример того, как маленький, но очень наблюдательный мальчик выследил бродягу, только что совершившего убийство. И в этом – была суть скаутинга: скаут – маленький помощник взрослых. Совершенно не обязательно на кухне! Скаут, конечно, может помочь и на кухне – но на самом деле такая помощь мальчишке просто противопоказана – ну не должен он помогать женщинам на кухне! Когда Роберт Баден-Пауэлл воевал в Северо-Западной провинции[121] – мальчишки у него носили послания, помогали беженцам и даже служили разведчиками. Совершенной дикостью являются воззрения, что взрослая жизнь начинается со времени призыва в армию или получения документов о совершеннолетии: если это и в самом деле так – ничего хорошего не выйдет. Подросток не может стать взрослым за день, за неделю, или тем более – в момент, как только он получит какой-то документ. Взросление – процесс постепенный и долгий. И точно так же – подросток не может стать гражданином и патриотом, только будучи призванным в армию или принеся присягу Его Величеству. Патриотизм и гражданская ответственность – тоже выращивается, и не на кухне за мытьем посуды, не за уборкой дома (хотя никто не говорит, что этого не надо делать) – а в совместных делах с взрослыми. С настоящими делами, даже не делами, не личными делами, направленными на личное обогащение – служением Империи и Его Величеству, в противном случае – вырастут маленькие шкурники, потом из них – уже и большие шкурники. Когда взрослые – полицейские, солдаты – доверяют подросткам посильные им дела.[122] Когда подростки знают – что и в большом, общем деле, называемом Империя – есть и их маленький вклад – совсем крохотный, но никто не посмеет назвать его неважным. В деле Империи нет неважных вкладов и неважных дел! Вклад каждого нужен и важен! И принимая присягу подданного Его Величества – ты должен говорить эти слова осознанно, и уже иметь за плечами что-то, помимо слов.
А здесь – был Судан, где совсем недавно – войска некоего бандита, называемого Махди Суданским, вроде как праведника, а на деле бандита из бандитов – убили генерала Гордона и других людей при осаде Хартума. И любой, кто жил в городе, а не на военной базе – обшивал железом дверь, ставил стальные ставни и заводил дома оружие. И все это было не просто так…
И потому – молодой скаут не поспешил домой.
Вместо этого – он накинул на голову накидку от солнца, что-то вроде полотенца, которую носили некоторые местные племена – и так стал одним из многих, кто толпится на базаре. Сделав небольшой круг – он стал наблюдать…
Неизвестные – вышли из лавки ювелира достаточно быстро, и он пошел за ними. На базаре – не было ничего, никакого покрытия кроме утоптанной земли – и потому он не мог следить за ними по следам. Приходилось идти за ними. Они зашли еще в одну лавку, потом еще. Он шел за ними хвостом – неизвестные несколько раз оборачивались, но ничего не заметили – все таки Роберт был немного ниже взрослого местного мужчины и не выделялся, как обычно выделяются высокорослые англичане в местной толпе. Он насчитал шесть лавок, куда они зашли и заполнил все. Потом – они подошли к полицейскому, зевавшему на выходе из рынка, поговорили с ним и что-то ему передали. Потом – пошли куда-то в город…
Такси здесь не было, все шли пешком – но следить было сложнее, улицы были узкими, народа – относительно немного. Город разрушался на глазах, было много заброшенных домов и только это и спасало молодого англичанина, который передвигался от укрытия к укрытию, как под огнем. Его несомненно заметили бы, будь у врагов налажена контрслежка – наблюдатель, который сидит недалеко от явочной квартиры и просто фиксирует происходящее со стационарной точки. Но исламисты, даже ихвановцы[123] – им еще было далеко до русских большевиков, и про контрслежку они не знали…