Чародей в ярости - Кристофер Сташеф

Род медленно кивнул.

— Я могу понять, что из этого выйдет. Но тебе требуется быть настоящим верующим.

— В самом деле, — вздохнул Саймон, и покачал головой. — Эта задача для святого, друг Оуэн, а я не из таких.

У Рода имелось на этот счет собственное мнение.

— Достаточно было и покоя монахов, коим я настолько проникся, что когда наступила весна, и ко мне пришел селянин, умоляя вылечить его корову, которая должна была отелиться да заболела — я от своего одиночества очень обрадовался его обществу.

Я перегнал ему нужные травы и отправил его домой. Через несколько недель явился еще один, а потом еще, и еще. Я приветствовал их общество и старался завоевать их приязнь — и все же не завоевал того, чему научился у любезных братьев — что сами люди важнее их действий или неосторожных слов. Таким образом я научился обуздывать свой гнев, и никогда не открывать в сердцах ничего, что я мог узнать из их мыслей. Ох, и нелегкие же то были времена: хотя уста их разговаривали вежливо, в головах у них могли быть оскорбления того, к чьей помощи они прибегали. — Он улыбнулся, позабавленный воспоминаниями о самом себе, солидном трактирщике в роли рьяного анахорета.

— И все же я не забывал, что они мои собратья, и поэтому дороги. Время от времени меня одолевало сильное искушение сказать им, что унизит их — скрытую правду о самих себе, которые заставила бы их съежиться. Но я воздерживался и всегда помнил, что их надо любить. Я помогал всем, от бедного крестьянина до деревенского попа, который сперва счел меня вызовом своему авторитету, но потом стал уважать меня.

— Да, — улыбнулся повеселевший Род. — Полагаю, что ты способен иметь дело с теми, кто носит свой авторитет словно мантию.

— Да, — подался вперед Саймон. — Так же, как это сделал я, можешь сделать и ты.

Род на минуту взглянул на него, а затем отвернулся. Чтобы не встречаться взглядом с Саймоном он направился к дороге.

— Нужно сдерживать свой гнев, даже по отношению к такой гнили как Альфар? — Он покачал головой. — Я не могу понять, как это можно, в отношении того, кто причинил стольким людям столько несчастий!

При упоминании имени Альфара, Фларан вылез из телеги и присоединился к ним.

— Выпускай свой гнев на деяния, — негромко предложил Саймон — но не на человека.

— Я слышу твои слова, но не могу понять их значения, — скрипнул зубами Род. — Как можно отделить человека от его действий?

— Помня, что любой человек драгоценен и может отвратиться от собственного зла, если только сможет узнать его.

— Разумеется, может. — Плечи Рода затряслись от приступа внутреннего смеха. — Но станет ли? Каковы на это шансы, мастер Саймон?

— Всякий может сбиться с пути.

Род покачал головой.

— Ты исходишь из того, что Альфар в основе своей добр — всего лишь обыкновенный человек, поддавшийся искушению отомстить, открывший, что он, действительно, может приобрести власть, и, когда он приобрел ее, она разложила его.

— Истинно так, — нахмурясь, поглядел на него Саймон. — Разве не всегда так бывает с теми кто творит не правое дело?

— Может быть. Но ты забываешь о возможности зла. — Род поднял взгляд и заметил присутствие Фларана. Взвесив, что он собирался сказать, Род решил, что будет лучше, чтобы Фларан услышал это.

— Разумеется, во всех людских душах есть потенциал добра, но в некоторых этот потенциал уже погребен, прежде чем им стукнет два года. И погребен он столь глубоко, что откопать его невозможно. Они вырастают в убеждении, что никто не способен чего-то дарить. Сами они не умеют любить или дарить любовь — и считают, что все, кто говорит об этом, разыгрывают спектакль. — Он сделал глубокий вдох и продолжал: — Хотя говорить об этом в общем-то незачем. Нужно всего-навсего одно слово «разложение». Альфар уступил искушению сделать нечто неправильное, потому что ему очень понравилась мысль стать могущественным. А теперь, когда он вкусил власть, он сделает что угодно, чтобы не отдать ее. Кому бы там ни пришлось причинить вред, скольких убить, или причинить страданий для него не имеет значения. Он допустит все, что угодно, лишь бы не стать тем, кто он есть на самом деле — заурядным, серым человеком, которого, вероятно, не очень-то любят.

Глаза Фларана сделались огромными, он стоял, замерев.

— И все же не забывай, он человек, — убеждал его Саймон. — Неужели сие ничего для тебя не значит, друг Оуэн?

Род покачал головой.

— Не давай тому обстоятельству, что он человек, заставить себя поверить, будто он считает тебя человеком. Он не может так считать — он обращается с людьми, так словно они арбалетные стрелы — нечто такое, что использовал и забыл о нем. Он нисколько не задумываясь, попирает разум других людей. Разве он не понимает, что они тоже живые, чувствующие люди? Альфар не может так считать, иначе не поступал бы так. Он должен быть лишенным совести, зачерствевшим душой — настоящим злом.

— И все же внутри он человек, — робко заикнулся Фларан. — Даже Альфар не дьявол, мастер Оуэн,

— Телом может и нет, — буркнул Род. — Я могу поверить, что у него нет ни рогов, ни хвоста. Однако душа его...

— И все же у него есть душа, — взмолился Фларан. — Послушай, он может и злой, — но, тем не менее, человек.

Род сделал глубокий неровный вдох, а затем медленно выдохнул.

— Друг Фларан... умоляю тебя, оставь это! Я видел дела Альфара, и дела его подчиненных. Давай не будем говорить о его человечности.

Фларан умолк, но глядел на Рода внимательно. Род заставил себя забыть об этом взгляде и взял вожжи. Он шлепнул ими Векса по спине, и робот-конь тронулся вперед.

Когда молчание стало очень неудобным, Род спросил.

— А тот маленький толстый горлопан, возглавлявший толпу — как он вычислил, что Фларан чародей?

— Да ясно как... надо полагать услышал, как об этом говорят мои соседи...

— Это кажется маловероятным, — нахмурился Род. — Ведь он же чужак. Как он столь быстро выяснил, под какой крышей какие мыши?

— Я думаю, — предположил Саймон, — что у Альфара есть приверженцы, мелкие ведьмы и чародеи, которые мало, что умеют делать, кроме чтения мыслей. Они рассеянны по всему герцогству — и их главная обязанность выслеживать тех, кто наделен Силой.

— О? — Род держался неподвижно, сохраняя небрежный тон. — Как ты узнал об этом?

— Никак, но время от времени, я ощущал прикосновение разума, искавшего чего-то или кого-то определенного. И, вскоре, я уловил обрывки мыслей, коими явно обменивались чародеи, предупреждая, что такой-то и такой-то обладает какой-то степенью Силы.

— Как же они не выследили тебя? — удивленно спросил Фларан.

— Я, как уже сказано, довольно слаб в чародействе, — улыбнулся Саймон. — К тому же я научился скрывать те жалкие силы, какие у меня есть, думал, как все у кого они всегда отсутствуют, сохраняя на поверхности спокойные, и обыкновенные, мысли. Вот ключ к тому, чтобы случайно не разоблачить себя — думать, словно обыкновенный человек. Тогда ты будешь говорить и действовать, как таковой.