Суть óстрова - О`Санчес

Тогда же, раннею весной, Сигорд чуть было не столкнулся нос к носу с Титусом и Розой. Только было собрался он выходить из мотора – по пути на биржу остановился курева купить в случайной лавчонке – как именно оттуда выходят они, Роза вперевалочку и Титус – ей по пояс, в тележке на колесиках. О чем с ними говорить, какими словами радоваться? Сигорд подался назад инстинктивно, даже не успев обдумать, зачем и от кого он прячется… Никакого страха или брезгливости, а просто это мог быть лишний шелест слов, никому не нужный перевод времени. Они ему обязаны чем-нибудь? Нет. И он им ничем не обязан, кроме старой дружбы, которой на самом деле не было, которая не успела сложиться. Они ему будут завидовать, он перед ними комплексовать, изображать из себя прежнего рубаху-парня… Вообще говоря, он и в прежнем своем состоянии не был таким парнем, всегда соблюдал с людьми определенную дистанцию… Но ясно одно: в гости к ним он не пойдет и к себе приглашать не рвется. У него дома только сын и бывает, ну так это сын. Яблонски, естественно, Яблонски свой человек, не родственник, но и не гость из посторонних. И еще женщины периодически, но их визиты трудно приравнять к гостевым. Скорее, это деловые взаимовыгодные встречи разнополых партнеров, иногда откровенные сделки.

Титус и Роза его не заметили, мимо прошли; еще бы: поглазеть, полюбопытствовать на фары, да на блестящий бампер с колесами они могут, а заглядывать внутрь, за стекла – им и в голову такое не придет, чего там искать, кого смотреть?

– Господин Яблонски, а, господин Яблонски…

– Да-да! Что-то я… Разомлел к концу рабочего дня. Но я не сплю!

– А я никого и не укоряю. Как ты думаешь – какова рыночная цена «Дома ремесел»?

– Номинальная – та же, что и прежде. Десять тысяч талеров, а рыночная… отсутствует. Кто о нас знает? Никто ведь не знает – что мы, кто мы, что у нас на балансе… Чужими бумагами торгуем, свои – в чулке храним.

– Это верно, но я о другом. Если бы мы раскрыли закрома для взоров каждого любопытствующего бухгалтера, счетовода, еще кого, умеющего видеть и считать – сколько бы они насчитали?

– То есть, вы хотите сказать – какова была бы формальная стоимость наших активов, буде нашелся бы на нее точный и беспристрастный покупатель? Без учета ноу-хау, клиентуры, наработок, репутации? Голое «мясо»?

– Именно.

– Я, честно говоря, не прикидывал давно… в отличие от вас. Это больше, нежели десять миллионов, больше, чем двадцать… Хм… Намного больше… Ну и сколько?

– Пятьдесят. Не очень точно, грубо, туда-сюда с пенсами, но – весьма близко. В свою очередь, это означает, что ты у нас миллионер, господин Ян Яблонски, с чем я тебя и поздравляю.

Яблонски часто-часто заморгал глазками, но нашел в себе силы не взволноваться и фыркнул презрительно:

– Талерный! Если бы это были вражеские фунты, или хотя бы доллары – тогда да, тогда это бы звучало и выглядело весомо. А так – миллион талеров, подумаешь! Итого, примерно, двести тысяч долларов. Как говаривала жена Гаспара Кадрусса, Карконта: «это деньги, но еще не богатство».

– Кто таков Кадрусс?

– Никто, персонаж одной европейской повести. А вот вас, Сигорд, вполне можно поздравить, ибо вы даже в фунтовом выражении весите более пяти миллионов, прощу извинения за неловкий каламбур насчет веса и фунтов.

– Ой, ой, нашел с чем поздравлять… Да это все «бумажно-расчетные» миллионы, или, как ты выражаешься – виртуальные. Только сказать и погордиться. Твоя же доля – да, настоящий миллион. Если ты захочешь выйти из дела, я реально тебе его выплачу и немедленно…

– Конечно, конечно, Сигорд, абсолютно с вами солидарен: ваши пятьдесят – фантом, миф, мираж на песке, мой один – который двухпроцентная плоть от плоти ваших – сама реальность, оазис посреди пустыни. – Ладошка у Яблонски розовая, узенькая, и как в такую, интересно бы знать, Изольдины пышности помещались?

– Именно. Что ты руками-то перед носом машешь, драться с кем-то собрался?

– Но я пока не собираюсь ниоткуда выходить… И драться не хочу.

– И правильно, что не собираешься, я этому рад. А мне мои полсотни, о которых ты с таким жаром кричишь, никак будет не вынуть без значительных потерь, хотя бы потому, что мы с тобой закрытое акционерное общество, а не открытое. Это ему, юридическому лицу деньги принадлежат, не нам с тобой, хилым и ущербным «физикам». Пока закроешь, пока изымешь, пока рассчитаешься со всей бюджетной гидрой… Плюс минусующие налоги для физлиц… «Плюс минусующие» – это я в ответ на твой каламбур откаламбурился.

– Ну что ж, не жадничайте: и то, что есть на сегодняшний день – вовсе не плохо. Помните, как мы с вами спорили на тему: мелочь мы, или не мелочь с нашими двумя миллионами?

– Помню. Из сегодняшнего дня ответ очевиден: если уж мы нынешние – не из крупных окуни, то тогда точно мелочью были.

– Как это «не из крупных»??? Десять миллионов долларов работающих активов, собственных активов фирмы, замечу, – это не из крупных?

– Да, именно – это не из крупных. Десять миллионов долларов оборотных средств – ведь наши активы суть оборотные средства… Да среди брокерских компаний мы среди первой тысячи – девятисотые с гаком! Все наши козыри против других – это то, что мы никак и ни с кем не связаны вассальными отношениями и не обязаны ни перед кем из кредиторов и инвесторов отчитываться за принимаемые решения, разве только перед законом; мы не должны никого подмазывать, чтобы добыть оборотные средства́, не должны платить проценты по взятым кредитам… Мы вообще никому ничего не должны – вот наша сильная сторона. Во всем остальном – мы мелкие хищники, чаще падальщики, нежели убивцы. Тем более мелкие в глазах окружающих, для кого мы якобы орудуем клиентскими деньгами, каковых нам доверили не более, чем жалких пятьдесят миллионов талеров.

– Угу. А сами, минуту назад, говорили – миллионеры… И к чему тогда весь этот ваш разговор?

– Вот к чему. Понимаешь… Только ты даже маме не полощи языком. Дело странное и серьезное. Гюнтер по моей просьбе – а он, надо сказать, замаялся воплощать на компьютере мои просьбы, даже где-то жаль парня – создает для меня всякие графики, таблицы, программы…

– Ну и что? Полезное дело, я и сам иной раз их с удовольствием смотрю: наглядно, четко, интересно… В цвете. Принтер-то у нас – «струйник» цветной.

– Да, согласен. Но однажды, в одной милой программке, чертящей графики, я случайно заметил одну закономерность. Знаешь, как бывает такая пульсация острых пичек на кардиограммах?

– Еще бы! Кардиограммы я хорошо знаю, навидался. Мамочкины дважды в месяц изучаю, а случается, что и собственные…

– Ну вот, смотрю день, смотрю неделю, да потом другую… Интересная закономерность проклюнулась… Полюбуйся…

Сигорд достал из шкафа и раскрыл толстенную папку из старомодного картона.

– Убери кружки-ложки, будь добр.

Цветные графики и черно-белые таблицы вперемешку ложились на небольшой стол, пока не покрыли его весь. Толщина бумажной стопки в папке при этом почти не убавилась.

– Да хватит, Сигорд, на пол, что ли, класть их? И так верю, вы словами скажите суть замеченного.

Сигорд приостановился, сравнил взглядом извлеченное из папки и оставшееся в ней…

– Хватит, пожалуй… Короче, есть закономерность, которая касается большинства акций, обыкновенных, за привилегированными я не следил, большинства эмитентов, как наших, так и зарубежных, как на нашей бирже, так и на основных мировых. Речь не идет о «хайтеке» и о фармацевтических скороспелках, наша выборка – это «мэйнстрим». То есть обычные здоровенные компании, с многомиллиардными оборотами, желающие забыть и замазать в памяти потомков свое разбойное детство, за многие десятилетия доказавшие жизнеспособность, а затем и относительную честность, без стремительных взлетов, кои чаще всего присущи воздушным шарикам и мыльным пузырям, но и без сокрушительных падений.

– И что?

– А то, что выходит верняк. Доли процента за сделку – но они верные, практически безрисковые. – При этих словах Яблонски в два приема отставил от себя толстенный блокнот в кожаной, золотого тиснения обложке, чернильный «паркер» с золотым пером, затем выпрямился во весь свой рост – метр шестьдесят пять с каблуками – левую руку сунул в карман брюк, а правою ухватился за пиджачную пуговицу, и тогда только, сверху вниз, надменно взглянул на Сигорда, сидевшего за соседним столом.

– Безрисковые прибыли – они сродни философскому камню по распространенности в природе. – Яблонски с гордостью оглядел пустую аудиторию и бочком-бочком подобрался было к только что помытой кружке. – Так не бывает, чтобы без риска, у вас просто предвзятый и замыленный взгляд, алхимик Сигорд, вы пренебрегли теми случаями, которые несут нам потери… Погодите, я поставлю чайник и сразу же договорю… Допускаю, что потери случаются реже, но не сомневаюсь, что они «весомее». То есть, то на то и выходит при долгой игре.