Дело всей жизни. Книга первая (СИ) - Громова Ульяна

Никита рассмеялся.

— Маленькая, дело ведь не в позолоченной еде или мебели.

— А в чём?

— Во многих нематериальных вещах. Ты когда-нибудь покупала сковородку?

У меня невольно рука замерла на полпути ко рту от неожиданного вопроса.

— А ты? — сунула в рот суши и ехидно сузила глаза.

Никита сделал глоток вина и отставил бокал. Из пола вырос официант и уже потянулся к бутылке налить ещё, но мой мужчина остановил его едва заметным жестом. Даже я, не сводившая взгляда со своего спутника, едва его уловила, а парень в строгом костюме растворился бесследно за мгновение. Я вытаращила глаза, показывая, как удивлена.

Отличие номер два — здесь прислуживают тени, читающие по мозгам. Я, кстати, не помню, как нам предлагали меню и приносили вино — номер три? Или я так увлечённо ощупывала утробу вип-зала, что не обратила внимания?

— Было дело, — улыбнулся мужчина. — Я однажды, как истеричка, расфигарил дома всю посуду.

— И?

— Экен вручил мне список и отправил на закупку. Это была незабываемая неделя.

— Целая неделя?

Представила себе Никиту со списком, выбиравшим тарелки и противни. Захихикала. Никита поддержал веселье — рассмеялся, откинувшись на спинку стула.

— Представляешь, в первый день я купил первое, что попалось под руку. Он всё выкинул. На второй день я пытался вспомнить, что видел в кухне — я ж под настроение готовлю, но смог вспомнить мало что. И даже то, что вспомнил и купил, оказалось не тем.

— Экен снова всё выкинул?

— Собрал и укатил в мой дом на побережье.

— Теперь она там?

— Как бы не так! Они с садовником сделали из неё памятник моей истерике. Потом я узнал, что без моего друга не обошлось — такие изощрённые воспитательные меры изобретает сходу только Джейкоб.

Я выпила вино, которое, к слову, наливали буквально на три пальца в большой бокал — прямо расточительное использование свободного пространства, предназначенного для настоящего произведения искусства виноделов. Едва чара коснулась скатерти, как официант вырос снова. Накапал ещё на три пальца и телепортировался в неизвестном направлении. Я даже прыснула смехом.

— Как выглядит памятник? — мне на самом деле стало жутко интересно, настроение расцветало, как винный букет.

— Вернёмся из поездки — покажу.

— А что было потом?

— Я принёс Экену ноутбук и сказал купить через интернет хоть на все деньги всё, что ему надо, и, наконец, накормить меня — надоело заказывать еду.

Не заметила, как выпила вино. Просто беда: два глотка — и кончилось, невозможно насладиться! А послевкусие — просто ошеломительное!

Официант мелькнул на секунду, и бокал снова манил благородным экрю. На три пальца. Просто катастрофа! Вспомнила, как Никита весь день поддерживал во мне возбуждение, но не давал разрядки. Сейчас моё терпение испытывал официант. Сделала глоток вина и задержала во рту, проглотила и едва заметно вздохнула — это всё проделки Макуиточтли[22].

— Но он не купил? — заключила, борясь с желанием налить полный бокал и выпить залпом, чтобы, наконец, распробовать эту чудо — лёгкое, изящное, как флирт, вино. И настроение уже было под стать — шаловливое.

— Даже не взглянул на ноутбук. Но взглянул на меня. Да так, что я отправился к шеф-повару с пятью звёздами Мишлена, чтобы рассказал, какую посуду купить.

— Шеф-повар помог?

— Высмеял, как пацана…

Никита на полминуты замолчал, застыв с улыбкой на лице, а я воспользовалась паузой и протянула руку к бутылке посмотреть, что за вино и из какого сорта винограда. Едва коснулась её, как на меня упала тень официанта. Джинн, чтоб его закупорило! Отдёрнула руку. Никита уже отмер и с любопытством наблюдал, как я сердитым взглядом отчитываю парня. Он долил мне драгоценного напитка ровно до невидимой черты и испарился, как мираж. Я скосила глаза на зелёную бутылку, пытаясь разглядеть, сколько выпила, потом перевела взгляд на спутника, не поворачивая головы, осушила бокал и поставила на стол.

Официант явился пред мои карие очи в ту же секунду. Молча налил. На три пальца. Растворился, как озорной дух Макуиточтли.

Я смотрела на бокал хмуро. Казалось, что этот официант в светло-сером костюме привязан к бутылке. Стоит её коснуться — он возникает. Так же действует и пустой бокал, поставленный на стол. Решила провести эксперимент — снова выпила вино, откинулась на спинку стула и огляделась по сторонам с чарой в руке. Тишина. Красота!

— Так что там дальше? — заулыбавшись во весь рот, спросила Никиту.

— Дальше я куплю тебе таблетку от похмелья.

— И что, Экену снова не понравилось?

Как я была далека от сковородок! Победно оглядывая зал, я вдруг поняла, что сказал Никита. Вскинулась, открыв рот в возмущении, и осела под громкий смех спутника, поставив бокал на стол.

Официант, материализованный прикосновением чары к скатерти, невозмутимо нацедил мне вина — на три пальца — и сгинул. По венам растекалась лень и благоухающий нектар. Я вдруг поняла, что хмель мягко и тепло окутал мысли сладким дурманом. Захотелось к Никите на ручки и закрыть глаза. Сунула в рот последний комок риса с копчёным угрём, посмотрела на бокал и всё-таки взяла в руки бутылку, опасливо скосив глаза туда, где возникает джинн. «Совиньон Блан 1973 год». Страшно представить, сколько это стоит. Я встала из-за стола, не выпуская бутылку из рук, выпила вино из чары и шагнула к Никите. Наклонилась к уху и прошептала:

— Десерт подают не здесь.

И пошла из ресторана.

Никита нагнал меня у выхода из зала — долго ли бросить на стол пару-тройку тысяч долларов? За вино. Я не выпускала бутылку из рук — вряд ли я попаду в 1973 год за новой. Хоть я и не большой любитель алкоголя, но у Никиты отменный вкус. Я попробовала с ним уже и бордо, и розовое, и вот теперь белое. Похоже, он сформировал мою личную винную карту.

Ноги ослабли и подкосились, я бы рухнула, но обнимавший меня за талию мужчина мгновенно подхватил на руки. В машине мы оказались так же незаметно, как у стола возникал официант. Моё рассеянное внимание держалось лишь за Никиту. Он — центр моей личной Вселенной, которую сейчас кренило в сторону лёгкого разврата.

— Несь, ты выпила едва ли четверть бутылки, что ж тебя так скосило то, радость моя?

— Во всём виноват Макуиточтли!

— Кто такой? Я ему яйца оторву! — состроил Никита свирепую гримасу.

— Он — бог!

— Нет, радость моя, твой бог — это я! Или не так? — хитро прищурился, съезжая в тень раскидистого клёна на каменистом безлюдном берегу Гудзона. Я вышла из машины. Город шумел недалеко за спиной, а здесь лишь плескались волны и голосили чайки. Я потянулась и ощутила на талии горячие руки Никиты, они медленно скользнули под маечку и накрыли груди. Я откинулась на мужчину и прикрыла глаза, отдаваясь во власть ласкавших отвердевшие соски пальцев и тёплых губ, щипавших кожу шеи и ключицы. — Хочу тебя, Несси, до одури хочу… — Расстегнул мои брюки и скользнул в трусики. — Не могу больше терпеть, моя девочка… — Прижался плотно пахом к моим ягодицам, положив ладонь ниже живота и прижимая ладонью к себе, давая понять, как твёрдо и велико его желание. — Теряю разум с тобой рядом, моя маленькая… Не могу без тебя совсем… — его низкий голос срывался, роняя слова в душу густыми янтарными каплями мёда. — Солнце моё… золотое… темно без тебя… жутко…

О, флаг Америки!

Я таяла в руках Никиты от этого неловкого признания, стекала желанием, как капля вина по бокалу. От самого сердца и до мокрых складочек вслед за пальцами любимого скользили мурашки и дрожь возбуждения. Резкие крики чаек задавали рваный ритм нашим сердцам и его поцелуям, его нежность окутывала и пощипывала ласково невидимыми пальцами кончики нервов, вырывая слетавшие с моих губ стоны и короткие вздохи. Между ног разливалось горячее тепло и густая влага. Он размазывал её по складочкам, ласкал клитор и запускал палец вглубь налившего пылавшего лона.

— Моя хмельная… мокрая… вкусная… Я от тебя пьянею… от запаха твоего… от тела… хочу пить тебя… из твоего бокала… моя хрустальная…