Проклятье живой воды (СИ) - Романова Галина Львовна

Она так глубоко задумалась, что почти не обращала на окружающее никакого внимания. И то, что прошла мимо своего поворота, поняла лишь когда над головой потемнело.

Верна оказалась в тесном переулке, стиснутом каменными домами. Тут, видимо, когда-то стоял сарайчик для хранения инвентаря — занимаемое им пространство было слишком узким для отдельного дома. Потом сарайчик сломали или он сгорел, и в проулочек между домами приноровились стаскивать всякий мусор и отбросы.

Как бы то ни было, она забрела на чужую улицу. И, если не хочет ночевать прямо здесь или вовсе остаться под мостом, надо возвращаться к себе на Кейт-стрит. По дороге неплохо бы купить мисочку супа и пирог — она ничего не ела с самого утра, хождение по кабинетам отняло много сил, и сейчас голод напомнил о себе.

Женщина повернулась, собираясь вернуться тем же путем, и в этот миг чужая рука обхватила ее поперек туловища, а под подбородок ткнулось холодное лезвие.

— Деньги и побрякушки сюда. Живо.

Верна охнула. Не столько от страха, сколько от неожиданности. Осторожно, трясущимися руками, она достала кошелек:

— Бери. Только…

Кошелек перехватили так ловко, что она сама не заметила, как это получилось. Ни нож от шеи не убрался, ни захват поперек груди не ослаб…

— Можно попросить…

— Заткнись, сука.

— Убей меня.

— Что?

От неожиданности захват ослаб. Верна подумала, что сейчас ее зарежут, и нападавший просто хочет перехватить жертву поудобнее, и взмолилась:

— Быстрее. Только пусть не так больно, как… как Мясник-из-подворотни.

Несколько лет назад весь Лондон был взбудоражен серией убийств. Жертвами становились женщины разных возрастов, положения и профессий — проститутки, швеи, цветочницы, домохозяйки и матери семейств, даже одна монахиня. Общее у них было одно — всех их затаскивали в подворотню и разделывали уже там. Убийства прекратились после того, как повесили троих подозреваемых, но жуткие слухи о том, что среди них не было того, кто заслужил от газетчиков прозвище Мясник-из-подворотни, продолжали ходить.

И вот он вернулся?

— Ты ведь это сделаешь? — она попыталась, вывернув шею, заглянуть в глаза нападавшему.

— Совсем дура? — ее отпихнули так, что Верна, не удержавшись на ногах, отлетела к стене и ударилась о камни. — Или блаженная? Тебе чего, жить надоело?

— Да. Я не хочу жить. Пожалуйста. Убей. Что тебе стоит.

— Ну уж нет. Пеньковый галстук примерить неохота, — грабитель отступил в тень. Высокий чуть сутулый мужчина, чье лицо скрывали поля старой отвислой шляпы. Быстрым движением он вскрыл кошелек:

— Не густо. А с виду такая почтенная…

— У меня дома еще есть, — непонятно, почему сказала Верна. — Идем со мной, получишь флорин*.

(*Флорин — монета достоинством в два шиллинга. Прим. авт.)

Она сама не знала, почему соврала. В кошельке были ее последние деньги.

— И за что? За то, что тебя прирежу? Ты в своем уме?

— Прирежешь, — вздохнула Верна. — Потому что иначе я сдам тебя полиции. И будешь болтаться на виселице из-за нескольких пенсов и барахло, которое сплавишь старьевщику еще за пару фартингов.

— Ты сумасшедшая, — грабитель неожиданно попятился. — Чего тебе от меня надо?

— Мне надо умереть. Если бы ты знал…

Слова внезапно полились потоком. И, как настоящим потоком, она захлебывалась ими, торопясь высказать все, что наболело. Все, что не могла доверить чиновникам из управления и многочисленных контор, высказывалось сейчас. Почему-то перед незнакомцем, который никоим образом не был замешан в этой истории и ничего о ней не знал, выговориться оказалось легче. И, замолчав наконец, женщина ощутила внутри звенящую пустоту, как после очищающей молитвы. Она тихо всхлипнула, прислонившись к стене, чтобы не упасть.

— И теперь я… сам видишь…

— Эх ты, мамаша, — мужчина вздохнул. — И чего теперь думаешь делать?

— Я не знаю, — вздохнула Верна. — Деньги почти все кончились, работать сил нет, да и для чего? Правда, хоть ложись и помирай… Эх…

Отмахнувшись, она направилась было прочь, но тут же крепкие пальцы сомкнулись на ее локте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Погоди, мамаша, — грабитель смотрел на нее сверху вниз как-то странно, и Верна запоздало почувствовала страх. — Веди к себе домой.

И она пошла. Пошла в каком-то странном отупении, не чувствуя ни страха, ни нелепости ситуации.

Грабитель сперва держался позади и чуть в стороне. Верна даже пару раз бросила украдкой взгляд через плечо — нет, топает. Высокий, худощавый, в поношенной, но когда-то знававшей лучшие времена, куртке. Шляпа надвинута на глаза, да он еще и сутулится, так что хорошо виден только острый длинный подбородок и плотно сжатые губы под щеткой усов. Ножа не видно, да и зачем его демонстрировать?

На Кейт-роуд на нее уже давно не обращали внимания, окружив своеобразным коконом. И миссис Чес спокойно провела незнакомца к себе в комнату. Тот задержался на пороге, окинув обстановку цепким взглядом:

— Ну и ну…

— Да, я тут живу… жили с сыном…

— Ага. Так, стало быть, к нему хотела…

— К нему. Не могу я одна. Добром меня к нему не пустят. Лучше умереть. — она прошаркала в угол комнаты. Тайник под полом остался никем не замечен. Да и кто будет искать у вдовы денег? Достала последний флорин, протянула на ладони:

— На вот. Заработал.

— Да я ничего еще… — он немного отстранился. — А чего дашь, коли попадешь к сыну-то?

— Да все забирай. Что видишь.

— Ладно. Жди тогда.

Повернулся и исчез, не прибавив ни слова.

В нужный день и час она была на пристани.

Поначалу миссис Чес ругала себя последними словами. Нашлась дурочка — доверилась человеку, которого видела первый раз в жизни…

Нет, на самом деле во второй. Ибо этот тип потом вернулся. И не один. С ним пришли еще двое. Прокрались в сумерках, когда утомленная Верна уже прилегла на постель. Сперва она перепугалась, когда в окошко стукнули и попросили открыть дверь, но потом решилась. Для чего ей жить? Ради кого себя беречь? Убьют? Ну и пусть. Так и так помирать. Денег-то осталось всего несколько фартингов*, даже на пирог не хватит, чтобы завтра поесть.

(*Фартинг — здесь самая мелкая монета, ¼ пенни. Прим. авт.)

Незнакомец пришел не один. Двое темных личностей — в сумерках не разглядишь, но они все равно прятали лица — бегло осмотрели комнату, заглянули в подвал, зачем-то простучали полы и ушли. А этот тип задержался и предупредил, что, коли мамаша Чес не передумает, то пусть послезавтра придет к шестому причалу и будет ждать за старым складом, где свалены бочки. И ждет до полуночи.

И Верна пришла.

Сначала было страшно — одной, в темноте, в доках. Набережная уже заснула, город тоже успокаивался, только плескалась в камни парапета темная вода, да где-то вдалеке раздавались последние гудки, топот, грохот, лязг. Но здесь царила тишина. И каждый звук далеко разносился окрест.

Потом послышались шаги. Два или три человека шли не спеша, негромко переговариваясь шепотом. Верна затаила дыхание, вжалась в стену. Ей впервые за долгое время стало страшно. Не столько за свою участь, сколько за то, что вот сейчас ее действительно убьют, и она не дождется тех, кто позвал ее сюда.

Шаги остановились довольно близко.

— Где-то здесь?.. Миссис. — послышался шепот. — Эй, мамаша. Вы тут?

Голос был тот самый, из проулка.

— Здесь, — женщина осторожно выступила вперед.

— Хвоста не привела?

— Что-что?

— Посторонних, спрашиваю, никого не видала, мамаша?

— Да вроде бы нет.

— Ладно. Фред, проверь.

Ее давешний знакомец в широкополой шляпе кивнул и скрылся между складами. Его спутник, пониже ростом и потолще, в долгополом сюртуке старинного покроя, махнул женщине рукой:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Идите за мной, миссис. И молчок.

Верна кивнула, продолжая чувствовать страх. Все это было слишком сложно. И ей до сих пор никто ничего не объяснил.

По счастью, уже через четверть часа все стало немного понятнее. Ее привели в какой-то склад, наскоро переоборудованный под контору. Приведший ее человек уселся за стол, придвинул к себе чернильницу и несколько листов писчей бумаги.