Гнев. История одной жизни. Книга первая - Гусейнкули Гулам-заде

— Все ли в порядке, Фаттах-апо?

— Да, друзья! То, что вы требовали, вам принесли свои люди. И они говорят вам спасибо!

— Спасибо и им, Фаттах-апо… Значит, принесли одежду?

— Принесли, сынок.

Старик вынул из шкафа узел.

Аббас быстро развязал его, стал выбрасывать на пол брюки, рубашки, шапки…

— Давай, давай быстрей переодевайтесь… Гусейнкули, и ты, Рамо! — поторапливал он, снимая с себя английский мундир.

Не прошло трех минут, и нас уже нельзя было отличить от простых крестьян. Тотчас мы распрощались с хозяином и пошли по улице совершенно мне незнакомой.

— Куда ты тянешь? — спрашиваю Аббаса.

— Ти-ш-ше… — шикает он. — Пойдешь, узнаешь.

Мы остановились возле высокого дома, над которым шелестели листья деревьев.

— Это дом Хашим-ага. — пояснил Аббас. — Сейчас будем закупать оружие. Он постучал в ворота.

— Через некоторое время за дувалом послышался женский голос:

— Кто там стучит?

Дверь приоткрылась.

— Ханым, доброй ночи! Скажите, Хашим-ага дома? — шепотом спросил Аббас.

— Дома. Пожалуйста, заходите.

Мы с Аббасом входим в комнату. Рамо остается во дворе, на всякий случай.

Комната коммерсанта шикарно убрана. На полу и стенах богатые текинские ковры. В каждом углу этажерки, на них китайские вазы. Можно подумать, что тут живет не кучанский купец, а тегеранский принц.

Хашим-ага — упитанный, широкополечий мужчина лег сорока, с подстриженной бородкой и крашеными бровями, встал перед нами, хлопает глазами. Нетрудно догадаться, что он сильно перепугался. Аббас улыбнулся, будто половина дела уже сделана, ласково говорит:

— Дорогой Хашим-ага, можете не волноваться, мы покупатели. Нужда заставила прийти к вам. Сами знаете, какое критическое положение в Кучане. Никто не гарантирован, что в полночь не придет разбойник Ходоу и не ограбит. Чтобы защитить себя, мы пришли к вам за оружием мелкого калибра, которым вы торгуете: маузеры, револьверы…

— Было когда-то, а сейчас нет! — ворчит жена купца в другой комнате.

— Уважаемая ханым, — строго отзывается Аббас, — по закону шариата женщина не должна вмешиваться в мужские дела, тем более, когда дело касается оружия.

Наступила гнетущая тишина. Женщина сразу поняла, что мы за покупатели. Купец тоже понял. Он тяжело вздохнул, испуганно посмотрел ка меня, потом на Аббаса.

— Нам некогда, уважаемый Хашим-ага! — сказал Аббас. — Побыстрее давайте. Мы же не берем у вас даром, мы платим деньги.

— Я знаю, что вы даром не требуете, но поверьте — сейчас у меня в наличии всего два маузера, больше нет, — боязливо говорит купец.

— Дорогой Хашим-ага! — внушительно произносит Аббас. — Имею честь довести до вашего сведения, что я знаменитый гипнотизер. Я обладаю качествами особыми. Я заранее знаю и вижу все. Я могу предсказать, кто о чем думает. Например, вы сейчас думаете так: «Если я продам оружие этим людям, то едва ли получу деньги от них!» Правильно предсказал? Теперь послушайте дальше. Вот у нас два пистолета… — Аббас достает из кармана свой пистолет и велит достать мне. Я повинуюсь моему другу. Затем Аббас продолжает сеанс гипноза. — Можем ли мы обороняться этими маленькими пистолетами, Хашим-ага? Конечно, не сможем…

Хозяин жалобно посмотрел на Аббаса.

— Господа, поверьте — у меня только два маузера…

— Нет, господин Хашим-ага! Видно, вы не верите мне, что я гипнотизер, и этим оскорбляете мое достоинство. Придется спорить с вами на тысячу туманов. Условия таковы: если проведу сеанс гипноза с высоким мастерством, то платите туманы. А если не получится ничего — я проигрываю. Итак, сейчас я вас пристрелю! Свидетели — ваша жена и мой друг. Они подтвердят, что я действительно вас убил. Ровно через десять минут, путем гипноза, я воскрешу вас…

— Нет, почтенный Ага! Я нисколько не сомневаюсь, что вы знаменитый гипнотизер. И без этого я могу быть исполнителем вашего желания… Губы и руки у купца трясутся.

Пятясь, он открыл локтем дверь в другую комнату, откинул тяжелую, кованую крышку сундука, всхлипнул. В третьей комнате заголосила жена: «Ве алла! Ой-ей-ей!..» Купец двинулся было к ней, но Аббас преградил ему путь:

— Мы сами успокоим, — вежливо проговорил он. — Занимайтесь своим делом…

Купец вынул из сундука маузеры, положил на пол. Их было десять. Каждый был обернут промасленной бумагой. Затем он нагнулся в сундук и достал патроны. Десять пачек по пятьдесят патронов в каждой.

— Все, — облегченно сказал Хашим-ага.

Аббас заглянул в сундук. Убедившись, что там ничего не осталось, спрятал свой пистолет. Быстро мы рассовали по карманам маузеры, позвали на помощь Рамо. Выходя Аббас сказал:

— Извините, Хашим-ага, за беспокойство. И еще: если будете болтать языком, то в тот же день распрощаетесь с жизнью. Только молчанием вы можете продлить свои дни. Мы будем заботливо следить за вами. Спокойной ночи.

Я был поражен смелостью и хладнокровием Аббаса. Действительно, он как чародей околдовал купца и взял нужное. Когда вышли со двора, я в шутку спросил Аббаса:

— Когда это ты стал гипнотизером?

— Ай, в тот момент, когда мы зашли в комнату Хашим-ага, — с хохотом ответил он.

Снова темными закоулками мы пробирались через Кучан. Прошло с полчаса, прежде чем подошли к речке и услышали знакомый голос:

— Стон, друзья! Это я, Шохаб. Он вывернул из-за дувала. — С лошадями все в порядке.

Вонючая конюшня, где сидел Ахмед с солдатами, находилась на хозяйственном дворе. Он тянулся вдоль реки и был огорожен дувалом. Старую конюшню еще до нашего прихода в полк англичане сделали чем-то вроде тюрьмы. Обнесли ее колючей изгородью, и там постоянно стояли часовые. Чтобы проникнуть к арестованным, надо было переправиться через речку, перелезть через дувал, затем проползти под колючей проволокой, и только тогда мы могли бы пробраться к Ахмеду.

Не знаю, смогли бы мы справиться с этой операцией, если б не Аалам-хан. Фактически, он создал нам возможность действовать без всяких затруднений. На мосту через реку стоит часовой. Он пропустит нас. В дувале есть пролом, там тоже часовой. И он тоже пропустит нас. Вокруг колючей изгороди — несколько часовых, те сделают вид, что их разоружили…

Мы затаились на пустыре против моста и пролома в заборе. Ждали трех часов. В это время заступят на пост люди Аалам-хана и тогда можно будет начинать.

Время тянулось медленно. Мы разговаривали вполголоса, до боли в глазах смотрели через речку. Ровно в три в караульном помещении прозвучал гонг. Постовой ударил прикладом в чугунное било. Это значит, пора менять часовых. Еще через минуту с полкового двора донеслись окрики часовых «Стой, кто идет!» Мы видели, как сменились часовые у пролома и на мосту. Снова наступила тишина. Сердце у меня забилось буйными толчками. Я посмотрел на часы: ровно три…

Аббас первым спустился с пригорка и двинулся ползком к мосту. Метрах в двадцати от него остановился, подождал нас. Когда мы приблизились, Аббас приподнялся и взмахнул рукой, привлекая внимание часового. Тот заметил его, ответил такой же отмашкой.

Начиналось.

Я приблизился к солдату.

— Здравствуй, друг. Пришли… — сказал я, почему-то не очень доверяя индусу. Казалось, что сейчас он заорет «караул» и кинется бежать. Однако он только улыбнулся:

— Лучше всего будет, если вы меня свяжете, чтобы не было никаких подозрений. Он снял с себя ремень и протянул мне. Потом встал ко мне спиной, и я связал ему руки.

— Спасибо, друг, — сказал я. — Мы никогда не забудем того, что сделали для нас индусы.

— Подожди, Гусо, — оттолкнул меня Аббас от индуса. Он достал носовой платок и, скомкав его, сунул в рог педжнабцу. Тот недовольно замычал и закрутил головой. Аббас тихонько засмеялся: — Ничего, друг, терпи… Иначе они тебя обвинят, почему не позвал на помощь.

Но и на этом не успокоился Аббас. Часового он привязал к перилам моста, чтобы потом не подумали: не захотел бежать в караульное помещение за подмогой.

То же самое мы проделали и с другими часовыми.

Теперь, когда никто не мешал, мы стали щипцами перекусывать нижний ряд проволоки. Вскоре образовался лаз, через который можно было свободно пройти, пригнувшись.

Прежде чем лезть за колючую изгородь, я еще раз проверил: все ли готово к побегу? Шохаб и Рамо держали лошадей около пролома, наблюдали за двором. Там в полумраке иногда проходили люди из караулки в казарму и обратно. Аббас и я полезли за изгородь, к конюшне…

Подползли к двери. Остановились. Аббас остался снаружи, а я приотворил дверь. Сняв засов, я проник внутрь помещения солдатской тюрьмы. В ноздри ударило спертым запахом гнили. Я двинулся наощупь, позвал негромко:

— Ахмед!..

— Кто там? — донесся чей-то голос. Я разглядел кучу лежащих тел.