Стервец - Орис Хант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стал устраивать пьянку за пьянкой, заводить на них друзей, знакомиться с девушками – короче, участвовать в нормальной молодёжной движухе, – вот только для него вечеринки стали единственным способом чувствовать себя полноценным.
Фамильяр втянулся. С возрастом за каждый отличный вечер ему приходилось расплачиваться всё более тяжкими похмельями, но остановиться он не мог. Тусовки становились разгульней, к алкоголю добавились наркотики.
Финальный аккорд прозвучал в двадцать шесть – передоз. После – год реабилитации. Затем попытка начать новую жизнь: с клубом и без зависимостей. Насколько Корд знал, Фамильяр даже сумел почти отказаться от алкоголя – во всяком случае, пил теперь далеко не каждый день.
Но невроз никуда не делся. Тогда, в допросной, в своей завершающей речи Корд решил сыграть на нём, внедрить Фамильяру мысль, что от правосудия ему не сбежать. Сегодня же услышал о кошмарах. Связано ли это? Возможно, Корд сумел тогда подорвать психику Фамильяра?
Вот и проверим. Два крючка, две рыбки… Говорят, метафоры – язык подсознания, а значит, идеально подходят для того, чтобы внедрить нужную тебе мысль в разум другого человека. Тревожную мысль. Неочевидную. Интерпретируемую. Что это за две рыбки, м? Если пустая и примитивная манипуляция с неотвратимостью наказания сработала, то что произойдёт, когда Фамильяр начнёт осмысливать то, чего действительно опасается?
Это нехорошо – манипулировать психически нездоровым человеком. Но что ещё оставалось делать Корду? Ведь ему требовалось, чтоб Фамильяр совершил либо разумный поступок, либо глупость.
Теперь Корд был уверен: Фамильяр убил не только проститутку в парке, но и бомжа. Однако имелась проблема: нельзя просто обвинить человека. Требовалась аргументация, на основе которой Шеф выдал бы разрешение на допрос.
В случае убийства Пиалы аргументов было предостаточно – свидетельства её коллег, друзей Фамильяра. Но в этот раз Корд не смог бы убедить Шефа фразой: «Мне кажется, ваш сын мог пожелать вернуться на место преступления, случайно столкнуться с вонючим и навязчивым бродягой, а потом нечаянно его пришибить».
Да, сейчас Фамильяр наговорил ему столько, что этого вполне хватило бы для допроса, который запросто мог закончиться официальным обвинением в убийстве. Но даже если бы Корд действительно записал весь разговор на плёнку, она дискредитировалась бы вопросом: «А с фига ли ты, Корд, без разрешения допрашивал моего сына?»
Вот такие пироги. Нельзя говорить «мне кажется» и обвинять людей в преступлениях. Даже если ты уверен в своих предчувствиях.
Поэтому Корд решил пойти ва-банк: дать Фамильяру понять, что вот-вот прищучит и его самого, и его отца. Он надеялся, что тому хватит ума сбежать из города и пару-тройку лет в нём не появляться. Ну или, на худой конец, он попытается избавиться от следователя и тем самым развяжет ему руки. Такого развития ситуации Корд не желал, но был к нему готов.
Впрочем, что сейчас загадывать? Посмотрим, чем дело выйдет.
У него всё равно сейчас другое на уме.
3
В полдень они с Дией встретились в кафе через дорогу от здания, а котором располагалась временная «репточка» театра.
– Почему временная? – спросил Корд, жуя лангет.
– Всё узнаешь, – подмигнула Диа, помешивая ложкой кофе.
Пообедав, пара направилась к длинному трёхэтажному жилому дому нового образца – аккуратному, приятного желтого оттенка, но абсолютно ничем взгляд не приковывающему. Они подошли к не менее обыкновенной металлической двери с такой довольно редко встречающейся штукой, как домофон – Корд впервые увидел эту приблуду у двери подъезда Дии и несколько мгновений тупо смотрел на два вертикальных ряда металлических кнопок с номерами. Здесь, впрочем, кнопка была всего одна – вызов. Диа на неё нажала, через полминуты прозвучал сигнал, и дверь отворилась.
До чего дошёл прогресс.
Они попали на типичную лестничную клетку, разве что чистую и с хорошим ремонтом. Слева и справа от них было по две двери, которые вели в помещения, которые могли стать квартирами, если б не были переоборудованы для нужд театра.
– Это обычный жилой дом, – объяснила Диа. – Но пока здание театра строится, труппа расположилась здесь. Выкупили подъезд полностью, вместе со всеми квартирами.
– И жильцы не были против?
– Так купили-то ещё на этапе строительства. Вернее, даже планирования. Залы, где проходят репетиции, звукоизолированы, так что соседям мы не мешаем.
Вдруг дальняя правая дверь открылась и оттуда вышел паренёк в джинсах и серой футболке, порядком изгвазданной. Он, пыхтя, нёс картонную коробку, доходящую ему чуть ли не до подбородка.
– О, Диа, привет! – воскликнул он. – Можешь открыть первую дверь, пожалуйста?
– Что, опять нашли тебе занятие? – улыбнулась Диа, отворяя парню дверь и отходя в сторону.
– Ага! Погодь, я сейчас реквизит утащу и приду.
Паренёк прошёл в «квартиру» № 1 и минуту спустя вышел.
– А вы Корд, да? – Паренёк протянул руку для рукопожатия, но опомнился, что он в строительных перчатках, и поспешно их снял. Затем усмехнулся. – Тот самый мужик из булочной.
– А ты – тот паренёк с велосипедом и сломанной рукой, – вспомнил Корд и с улыбкой пожал протянутую руку.
– Вы что, уже знакомы? – удивилась Диа.
– Пересекались пару раз, – кивнул Корд.
– Говорят, случайности не случайны, – загадочно подмигнул паренёк и расхохотался.
– Призрак в своём репертуаре, – хихикнула Диа. – Он наш как бы талисман и по совместительству разнорабочий.
– Обидно, что талисман я «как бы», а разнорабочий всамделишный, – надулся парень. – Я здесь по собственной воле, между прочим, помогаю! – Вдруг Призрак озорно улыбнулся и галантно поклонился, прижав правую руку к левой стороне груди. – Приятно было поболтать, но коробки сами себя не перетаскают. Кстати, Спектр вас уже заждался. Он на третьем, где обычно.
Натянув перчатки, Призрак махнул им на прощание рукой и вернулся в квартиру, из которой несколько минут назад принёс коробку.
Корд посмотрел ему вслед.
– Харизматичный паренёк. К тому же красавчик.
– А я думала, ты его смазливым назовёшь.
– Не, ну можно и так сказать…
– Цыц!
– Не рано ли ему работать? Выглядит молодым.
– Ему четырнадцать, – улыбнулась Диа. – И он здесь не работает, а живёт. В смысле, не именно здесь, а в этом же доме, вместе со своим приёмным отцом, который, кстати, наш драматург.
– Сирота, что ли?
– Ага. Ребята из нашего театра ему, по сути, как семья. Кстати, – хихикнула Диа, – никто не знает, настоящее ли у него имя. Его Призраком прозвали в детдоме, потому что он всегда умудрялся появляться ниоткуда, когда был нужен. И так же незаметно умел исчезать. Но вообще паренёк он клёвый, хоть и немного, хм…
– Экспрессивный?
– Нет, другое слово… Эксцентричный. Никогда
