Контуберналис Юлия Цезаря - Олег Мазурин

А декан-легионер, пришедший на поединок с Фаррелом, оттаскивает трибуна в тень под дерево и оказывает ему помощь. Декан окатывает холодной водой трибуна и тот открывает глаза. Слава Фортуне, Квинт живой!

Фаррел долго приходит в себя. А когда приходит, то зло говорит:

— Я все равно придушу этого варвара — Ивана Сальватора. Не видать ему Домиции клянусь Геркулесом, как своих ушей, или я не Квинт Фаррел!

Огонь сильнейшей ярости бушует в груди трибуна: еще никто так не сильно унижал его как этот славянский мерзавец. Причем при стечении такого количества зрителей. Завтра весь Рим узнает, что спаситель Цезаря Иван Сальватор одолел в борцовской схватке бессменного победителя по панкратиону Квинта Фаррела. Это будет позором для трибуна. На него будут показывать пальцем люди и смеяться. Чемпион повержен. И кем? Юношей-варваром!

Огонь ярости сжигает сердце Фаррела дотла, и ничто и никто не может потушить этот костер сгорающих амбиций. В этот миг трибун желает провалиться сквозь землю и попасть прямо в царство мертвых. Но у трибуна эта затея никак не получается, земля тверда как камень и никак не хочет разверзнуться под ногами Фаррела. Человеческий глубинный провал имеется на лицо, а вот земной — просто отсутствует! И от этого горче и больнее становиться побитому чемпиону по панкратиону Квинту Фаррелу. Его пальцы до хруста сжаты в кулак, брови в гневе сошлись у переносицы, зрачки блистают бешенством, зубы стиснуты до боли. Трибун мысленно посылает словесные проклятья своему счастливому сопернику — Ивану Сальватору! Баловню Цезаря и Фортуны!

Но месть трибуна будет страшна!

ГЛАВА 8 МОГУЩЕСТВЕННЫЙ ВРАГ

Раньше Марк Антоний боготворил своего покровителя и наставника Юлия Цезаря. Ведь он сделал Марка одним из самых влиятельных и богатых людей Рима. И консул по праву считался, и так считали практически все римляне, наследником и продолжателем дела Цезаря. Но вот появился Октавиан, и его диктатор сделал своим прямым наследником, а Антония задвинул на второе место. Теперь верный товарищ диктатора — наследник не первой, а второй очереди. Антоний недоумевал: за что этому девятнадцатилетнему юноше такое императорское расположение и почет? То, что он внучатый племянник Цезаря? Но в битвах он не участвовал, воинской и политической славы он не добыл, народ его плохо знает. Он пока не сделал ничего такого для Рима, чтобы его можно было восхвалять и продвигать. Это Марк Антоний заслужил любовь римских граждан своими подвигами, как на военном, так и на политическом поприще. Консул так радел за Цезаря, а тут его так «прокатили» мимо диктаторского трона. Антоний был сильно оскорблен таким поступком Цезаря и в корне изменил свое отношение к императору. Теперь он уже не боготворил своего кумира и не был ему так беззаветно предан как раньше.

Тут сказался еще один момент, после которого Антоний очень обиделся на императора и стал держать против него камень за пазухой. Причиной разлада между друзьями и соратниками стало одно событие. Однажды Цезарь отправился воевать в далекую страну, а Антония оставил вместо себя править Италией и городом Римом. Но Антония сильно опьянила верховная власть, он возгордился, взлетел выше храма Юпитера и вспомнил свою бурную молодость. Марк стал пьянствовать, развратничать, дебоширить, грубо попирать политических противников, ссориться с ними и грозить им скорой расправой. Цезарю доложили о неадекватном поведении Антония, и он пришел в неописуемую ярость. После возвращения в Рим верховный главнокомандующий освободил Антония от должности правителя Италии и начальника всей римской конницы. Цезарь на время охладел к Антонию и не брал его в военные походы. Ни в Иберию, ни в Африку. Но в том году старые друзья неожиданно помирились, и оба избирались консулами. Цезарь понимал, что старый друг лучше новых двух и такого как Антония талантливого полководца и воина, ему и не найти. А Марк не понимал как так, не разобравшись и не поговорив с ним, Цезарь отказаться от верного друга и соратника. Если доверяешь человеку в одном, то доверяй всецело и в другом. Тем более, Антоний сделал для Цезаря много полезного и не раз рисковал за него жизнью — а тут такое предвзятое отношение!

Антоний знал о готовящемся заговоре, но предупреждать Цезаря не стал, хотя и с мятежниками он не захотел знаться. И вовсе не из-за того, что презирал врагов императора, а просто ради перестраховки. Если бы он был замаран тесными связями с мятежниками, то в случае неудачного покушения на главу Рима, Цезарь отрубил бы ему голову собственноручно.

И еще была одна причина, по которой Антоний не стал предупреждать своего патрона о комплоте сенаторов. Она была проста как яйцо: консул уже давно сам мечтал порулить государством и уложить в свое любовное ложе давнишнюю страсть — Клеопатру! И еще, что не удивительно, первую красавицу Рима — Домицию Долабеллу. А также еще много-много других красавиц республики. Антоний даже не отказался бы переспать с Сервилией Цепионой и Кальпурнией Пизонис. Он был наследником Цезаря во всем: не только в политике или в военном деле, но и искусстве овладевать женщинами.

Если бы Цезаря убили, то Антоний был на седьмом небе от счастья. Его мечта стать римским царем и властителем мира тогда бы осуществилась. Но пока она не сбылась и виной тому — славянский выкормыш Иван Сальватор. Есть еще, конечно, надежда на какого-нибудь ловкого и расторопного парфянского лучника. Его меткое попадание стрелой в жизненно важные органы диктатора отправит того в Тартар и кардинально исправить политическую ситуации в Риме. В пользу гениального и доблестного Марка Антония.

А вот диктатор все еще верил в Антония. Цезарь наивно полагал, что консул до сих пор всецело за него. И то, что обида старого боевого друга на императора уже благополучно рассосалась. Тем более Антоний бился с сенаторами за жизнь императора. А разве это не лучшее доказательство тому, что Марк как и прежде верен Цезарю. Поэтому диктатор на время парфянского похода снова решил оставить на Антония управление всей Италией и Римом. Диктатор должен был отдать своему приближенному все важные государственные бумаги, печать, власть, войска и казну.

Но Цезарь не знал, что отнюдь не любовь к императору заставила Антония сражаться против заговорщиков, а просто обыкновенный человеческий инстинкт самосохранения. Ведь когда на него замахнулся кинжалом Трибоний, консулу не было уже времени выбирать: защищаться ему или вступать с сенатором в переговоры на тему: «Не убивайте меня, я вам не буду препятствовать в покушении на Цезаря!» А тем более, когда толпа разъяренных и жаждущих крови сенаторов с кинжалами и мечами вылетела из курии Помпея навстречу Цезарю и Антонию, и последнему точно уже ничего оставалось, как отчаянно биться с мятежниками, но уже за свою жизнь.