Роскошь нечеловеческого общения - Андрей Белозеров

- Паша...

- Подожди! И ты стараешься, по мере сил, влиять на политический расклад. Да, используя деньги. Деньги - это сила, все правильно, и, используя их определенным образом, конечно, можно влиять на ход политических событий.

- Паша, ну что ты мне лекции тут...

- А как? Как без лекций, если ты не понимаешь простых вещей, если азбучные истины оказываются тебе неизвестны? Я делаю выводы только из твоих поступков, Андрей, только из них. Поступки отражают суть человека, его характер. Не декларации и заявления, не беседы на кухне, а реальные поступки. Или их отсутствие. Ты, Андрей, обязан, обязан вести себя соответственно своему статусу.

- Ничего я никому не обязан, - резко ответил Суханов. - Я делаю свое дело, и не лезьте ко мне! Что вы все лезете? Я тебя подводил когда-нибудь? Я когда-нибудь сделал что-либо противозаконное? Ну и все. Оставьте мои дела мне. Я тоже, как и ты, со своими проблемами сам разберусь.

- Ты не понял. Я в твои дела не лезу. Но разве ты не видишь, что происходит сейчас? - Греч снова кивнул на кипу газет. - Нас обложили со всех сторон. Что у тебя за дела с Генделем? Я должен все знать. Я должен быть в курсе.

- Я сказал тебе, Паша. Никаких дел у меня с ним нет.

- Тогда зачем ты к нему ездил?

- Зачем ездил?

Суханов перевел дух. Нет, не скажет он, никогда не скажет ни про сахарную историю, ни про еще несколько дел, на которых он неплохо заработал, ни про расклад с Генделем. В общем, ничего нет дурного, кажется, в том, что сахар принес ему хорошую прибыль, но как-то, однако, неловко... Греч в те дни метался по городу. Спал по два часа в сутки, еще и с хлебом вышли перебои, встал один из заводов, так он умудрился как-то свести недопоставки хлеба к минимуму, добился помощи, добился того, что ремонт на заводе провели в рекордные сроки...

Вообще, тогда ситуация была, что называется, патовая. Развалился Союз, и Город внезапно оказался лишенным поставок продовольствия из бывших республик. Молдавия, Украина, Прибалтика - все как отрезало в одночасье. А Греч вырулил из этого тупика, вытащил город, не допустил голода. Суханов знал, чего это стоило Павлу Романовичу, знала жена Греча, знали еще несколько близких. Остальные принимали отмену карточек и твердые цены на хлеб и другие основные продукты питания как должное.

Нет, нехорошо Суханову рассказывать о своих прибылях. И тем более об обидах Генделя в связи с этими самыми прибылями.

- Ну, Паша... Как тебе объяснить...

- Да уж как-нибудь. Постараюсь понять. Может быть, моего опыта хватит, чтобы уяснить причину твоей связи с этим бандитом.

- Да, Паша, ерунда, на самом деле. Обыкновенный наезд. Такое бывает сплошь и рядом.

- Что он от тебя хочет?

- Да что хочет, что хочет? Денег хочет, вот и все дела. Не бери ты в голову. Погано, конечно, что все это на пленку сняли... Но ты же сам сказал, все правильно, Гендель не под судом, ничего на нем нет... Свободный человек в свободной стране.

- Ну да. Только когда формируется общественное мнение, неизвестно, в какую сторону может повернуться тот факт, что Гендель на свободе и гуляет, как честный труженик большого бизнеса. Я, вернее, знаю, в какую сторону он повернется. Все будет подано, да что там "будет" - уже подается таким образом, что мы покрываем бандитов, что мы и есть самая главная "крыша"... Вот и Гендель... - про него каждый в Городе знает, что это бандит первостатейный вот и Гендель, мол, на свободе, а почему? А потому что к нему друзья мэра в гости ездят. Что, я не прав?

- Прав. Ты, Паша, всегда прав. Как ни поверни.

- Не ерничай.

- Я же говорю, ты прав. По всем статьям. История поганая, но я, поверь, ничего сделать не мог. Мне нужно было к нему приехать.

Суханов вовремя осекся, едва не сказав, что, мол, это в их общих с Гречем интересах.

- Нужно... Мне тоже много чего нужно. Я повторяю тебе - ты вошел в политику. Ты уже давно человек публичный. Как Пушкин говорил - помнишь? - "Я человек публичный...". И поэтому ты уже не совсем себе принадлежишь. Ты должен за собой следить, Андрей, следить за своими действиями. За своими связями, за своим поведением. Эти шакалы - они только и ждут, чтобы мы где-нибудь, в чем-нибудь прокололись. И раздувают из этого целые романы. У нас одно оружие для борьбы с ними, и оружие очень эффективное - кристальная честность, кристальная, - повторил Греч с нажимом. - Прозрачность всех действий, открытость нашей работы - вот наши принципы. И строжайшее следование закону. Пусть предъявляют претензии - мы ответим. А будь у нас, как говорится, рыльце в пуху, - что тогда? Что до бандитов, я никогда с ними дела не имел и иметь не собираюсь. Повторяю: хочешь работать, как дикий бизнесмен, вожжаться с криминалом - пожалуйста. Только тогда, учти, ты мне не друг, не товарищ и не приятель даже. Тогда ты - мой враг. И разговаривать я с тобой буду, как с врагом. И действия предпринимать соответствующие.

Греч остановился посреди кабинета.

- Пойми, Андрей, пойми, что я хочу тебе сказать. "С волками жить - по волчьи выть" - это не наша установка. У нас она не работает. Я хотя и живу среди волков, как и ты, впрочем, но не хочу выть вместе с ними. Хочу человеком оставаться. В любых условиях. И при любых обстоятельствах. Ты понял меня, Андрей?

Последние слова Греч произнес совсем тихо, глядя Суханову прямо в глаза.

- Понял, - ответил Андрей Ильич. - Я понял тебя, Паша. Только это...

- Что? - быстро спросил мэр.

- Это, Паша, в наше время, знаешь ли, роскошь.

- Я тебе больше скажу, Андрюша. Это непозволительная роскошь. Оставаться независимым, когда все вокруг либо продались, либо норовят тебя купить, запугать, оболгать... Это просто непозволительная роскошь. Не-поз-во-ли-тель-на-я! Но мы должны с этим жить. Мы - это ты, я, это люди, с которыми мы работаем. А иначе я не могу.

- Это сложно, Паша.

- Сложно. А кто говорил, что будет легко? Знаешь, я думаю, что человеческие качества, простые человеческие качества - честность, в первую очередь, перед самим собой, независимость, порядочность, в конце концов, - они важнее всех политических рейтингов и всего остального. Я не говорю уже о жизни человека...

Суханов посмотрел на часы.

- Куда сейчас?

- Куда... Встреча у меня... Деловая.

- А-а, - Греч усмехнулся. - Ну, давай. Постарайся больше не ставить нас в такое положение...

- Проблема снята, - ответил Суханов и, пожав мэру руку, повернулся к двери.

Запикал мобильный телефон. Греч поднес трубку к уху, послушал несколько секунд.

- Да. Я все понял. Скоро буду.

- Что-то случилось? - Суханов замер в дверях, услышав в голосе Павла Романовича знакомые еще по девяносто первому году интонации - они возникали только во время большой беды.

- Случилось. Лукин в больнице.

- Что с ним?

Суханов прикрыл дверь.

- Пожар на даче. Больше ничего не знаю. Он в Первой городской.

- Паша, я там буду через два часа. Сейчас мне обязательно нужно быть в офисе, посмотреть кое-какие платежи, а потом заехать еще в одно место... Короче, я решаю все ту же проблему. Это очень важно. Для всех нас.

Греч кивнул.

- Я тебе верю, Андрей Ильич, - сказал он, снова серьезно взглянув Суханову прямо в глаза. - В любом случае, сегодня еще свяжемся.

Греч взял трубку внутренней связи.

- Я сейчас выезжаю. Машина на месте?.. Все, хорошо, спасибо.

- Андрей Ильич...

Крамской стоял на пороге кабинета и как-то странно мялся. Он вошел следом за Сухановым. Генеральный директор еле-еле успел сесть за стол и раскрыть папку с платежными документами.

- Слушаю тебя. Что еще у нас случилось?

- Случилось... Уезжаю я, Андрей Ильич.

- То есть как? Куда?

- Увольняюсь. И уезжаю. Я ведь вам ничего не должен, да?

- Ты что? Что за шуточки?! Что все это значит?

Крамской сделал глубокий вдох и посмотрел в глаза шефу, который вскочил из-за стола и с побагровевшим лицом шагнул к своему заместителю.

- Андрей Ильич...

- Ну что?! - Суханов схватил Крамского за лацканы пиджака. - Что ты мне тут несешь?!..

- Отпустите... - Юрий Олегович, продолжая смотреть Суханову в лицо, взял его за запястья и крепко сжал. - Отпустите, Андрей Ильич...

- Я тебя отпущу! Я тебя сейчас так отпущу!...

- Да пошел ты!

Крамской с силой толкнул шефа в грудь, и Андрей Ильич отлетел назад, едва не упав спиной на письменный стол.

- Так, - сказал Суханов, тяжело дыша. - Так... Теперь давай-ка, дружок ты мой, поговорим спокойно... Извини, что я так... нервы...

- Ладно вам, - хмуро бросил первый заместитель. - Я сказал - все. Ухожу. Так надо. Кранты мне. А тут вы еще...

- Расскажи-ка, что за "кранты"? Что ты мне гонишь пургу какую-то?.. Скажи толком...

- Толком? Хорошо. Подставили меня. Круто подставили. И вам меня не вытащить. Только я сам смогу это дело как-то развести... Но лишь в том случае, если уеду.

- Да объясни ты, что происходит! Что я тебе, пацан, что ли? Говори все как есть!

- Как есть... - Крамской снова вздохнул. - Все, что я могу вам сказать, Андрей Ильич...

- Ну! Ну не тяни кота за это самое... Давай смелее, Юра, не робей...