Маски времени - Роберт Силверберг

Филдс не мог этого вынести. Я не виню его. Астер полностью обломала его, так что для него было выше всяких сил находиться рядом дальше. Он сказал Кларику, что оставляет должность. Разумеется, Кларик стал уговаривать Филдса остаться, взывая к его патриотическим чувствам, к его ответственности перед наукой и тому подобному — эти понятия так же священны для Кларика, как и для всех нас. Но Филдс не придал этому никакого значения. Он в тот же вечер собрал вещи и уехал, чтобы, как рассказывала Элен, не увидеть утром сиявших Астер и Вонана.

Я был в Ирвине, когда все это произошло. Как обыкновенный американец я следил за Вонаном по экрану, если вспоминал включить его. Несколько месяцев, проведенных с ним, казались еще более нереальными, чем когда я принимал участие в путешествии. Я заставлял себя не думать об этом. На Луне разгуливали Кларик, Элен, Хейман и Астер. Колф мертв. Филдс уехал в Чикаго. Он звонил мне оттуда в середине мая, потому что писал книгу о Вонане и хотел уточнить кое-какие детали. Он ни словом не обмолвился о причинах своего ухода.

Спустя час я забыл и о Филдсе, и о его книге. О Вонане-19 я тоже пытался забыть. Я вернулся к своей работе, но она казалась мне пустой и неинтересной. Бродя без всякой цели по лаборатории, просматривая результаты прежних экспериментов, время от времени что-то запуская в компьютер, проводя конференции со своими студентами, я представлял собой весьма патетический образ. Король Лир элементарных частиц. Тоже такой же старый, скучный и измотанный своими старыми проблемами. Я чувствовал, что молодые сотрудники были особенно внимательны ко мне в тот месяц. Мне казалось, что мне лет восемьдесят. Однако никто из них не пытался прорваться сквозь барьер в наших исследованиях. Они тоже топтались на месте: вся разница заключалась в том, что они чувствовали уверенность, что чего-то добиться можно, а я потерял интерес не только к исследованиям, но и к самой цели.

Естественно, их интересовало мое мнение по поводу подлинности Вонана. Узнал ли я что-нибудь о том, как он перемещался во времени? Считал ли я, что он действительно совершил такое путешествие? Какие теоретические выводы можно было сделать из факта его визита?

У меня не было ответа на их вопросы. Они сами по себе утомляли. Итак, скучая и уклоняясь от всего, я провел месяц. Скорее всего мне следовало оставить институт и навестить Ширли и Джека. Но мой последний визит добавил размолвок в их брак, и я боялся появиться там, чтобы не обнаружить, что лишился последнего пристанища. Но и работа действовала на меня угнетающе. Я оставался в Калифорнии. Раз в два дня я посещал лабораторию. Проверял бумаги своих студентов. И всячески избегал репортеров, которые пытались выудить у меня что-нибудь о Вонане-19. Я очень много спал — порой по двенадцать-тринадцать часов подряд, надеясь, что сон поможет полностью избавиться от депрессии. Я читал романы, пьесы, поэзию, ходил на вечеринки. Можно было судить о моем настроении, когда я промучился пять ночей над «Пророческими книгами» Блейка и не понял ни слова. Даже сейчас, полгода спустя, они все еще терзают мой мозг. Я прочел всего Пруста и Достоевского, десяток антологий ужасов, считавшихся пьесами в период якобинства. Это была апокалипсическая литература для апокалипсической эпохи, но она быстро забылась. В памяти всплывали лишь образы и имена: Карлуз, Свидригайлов, герцогиня Мальфийская, Виндис, Одетта. Но Блейк все равно доминировал: Унифармон и Уризен, Лос, Ок, величественная Голгонуза.

Но кровь и стоны смешались

С призывным криком войны,

Широким мечом обнажались

Суда перед светом земли.

И кишкам под сталью не скрыться,

И вьются они по полям.

У многих — блаженство на лицах,

У многих — лишь слезный туман.

Но трубы уже извещали — рассвет обновит свою кровь.

На протяжении этого лихорадочного периода одиночества и внутреннего смятения, я почти не обращал внимания на конфликтующие стороны движений, одно из которых выдыхалось, а другое набиралось сил. Но апокалипсисты не сдавались. Они продолжали свои марши и оргии, хотя это напоминало конвульсивные движения мертвого Ллойда Колфа, когда пропускали ток через его сердце. Их время прошло. Не так уж много Оставшихся людей, которые верили, что Армагеддон состоится 1-го января 2000 года. Для тех, кто продолжал поддерживать апокалипсистов, насколько я понял, оргии и разрушения стали образом жизни — ничего богословского в их выступлениях и кривляниях не оставалось. Эти фанатики день ото дня теряли почву под ногами. В июле до конца света оставалось полгода, и многие наблюдатели утверждают, что апокалипсисты выдохлись задолго до этого. Теперь мы знаем, что это было не так, потому что я пишу это за восемь дней до первого января, и апокалипсисты все еще с нами. Я вдруг понял, что сегодня канун Рождества — годовщина со дня появления Вонана в Риме.

Стоило в июле апокалипсистам затихнуть, как другое движение безымянное движение сторонников Вонана — разу же развернулись во всю ширь. У него не было цели и положений, единственное, чего они желали — держаться поближе к Вонану и продемонстрировать ему свою приверженность. Единственным из священных писаний было «Новое откровение»: разрозненная подборка интервью и пресс-конференций. Я могу вывести две доктрины вонанизма: жизнь на земле возникла из-за беспечности инопланетян, и мир не закончит своего существования в январе. Наверное, религии основывались на ее более слабых положениях, но привести примеры я не могу. Как бы то ни было Вонанисты продолжали собираться возле притягательного образа своего пророка. Что удивительно, многие ходили за ним на улице, собираясь в толпы, которых не бывало там со времени открытия курорта в Копернике, состоявшегося несколько лет назад. Остальные собирались на площади возле огромных экранов, установленных предприимчивыми корпорациями, и наблюдали за происходящим на Луне. Однажды я случайно наткнулся на трансляцию одного из таких сборищ.

Больше всего меня тревожило, что это движение было каким-то бесформенным. Я все ждал, что появится какая-нибудь властная рука. Если бы Вонан пожелал, то он смог бы возглавить свой культ, просто несколько раз выступить. Он смог бы призвать их к священным войнам, политическим переворотам, к танцам на улицах, к отказу от стимулирующих напитков или к применению их — и ему подчинились бы миллионы. Похоже, ему почти не приходило в голову, что эту силу можно использовать. Я видел, как одним движением руки Вонан превращал частную вечеринку в бойню, а чтобы он натворил, если бы взял правление над миром?

Сила его культа не угасала, так же как и скорость, с которой она разрасталась. Его пребывание на Луне совсем не имело значения. Даже оттуда он влиял на нашу жизнь, как сама Луна на приливы и отливы. Если точнее, 9Н был больше, чем объект для подражания — одни любили его за вызывающий нигилизм, другие видели в нем символ стабильности в мире.