Юнг и Паули - Дэвид Линдорф

бы счастлив, если б мог убеждённо отрицать их объективное существование — это позволило бы мне снять значительный груз с моего разума. Но по многим причинам я не считаю это возможным. Это нечто большее, чем просто интересный и условно объяснимый миф[423]».

Юнг считал особенно важным, что открытие асимметрии в физике совпало с асимметрией в «легенде об НЛО». Он полагал, что признание Паули «Бог и вправду слабый левша» соответствует смещению проблемы НЛО в сторону бессознательного (то есть влево). Он чувствовал, что это реакция на состояние коллективного сознания, столкнувшегося с неизбежной угрозой «гарантированного взаимного уничтожения».

Юнг рассматривал сообщения об НЛО как выражения «спасительного третьего»:

«Третье — архетип, делающий возможным соединение, то есть преодоление противоположностей. Легенда об НЛО позволяет нам ясно увидеть, что скрытый символ пытается поднять коллективное сознание над уровнем конфликтующих противоположностей в ещё непознанную область — целостность мира и осознание себя (индивидуацию). Тем самым уничтожаются эффекты отражений, сбивающие нас с толку[424]».

Это «спасительное третье» представлялось Юнгу асимметричным, то есть стремящимся достичь большей дифференциации сознания вместо того, чтобы сохранять равновесие, баланс противоположностей. Он проводил сравнение с асимметрией в физике (преобладанием при радиоактивном распаде электронов с левым спином).

Юнг провёл несколько параллелей между психологией и физикой в том, что касается понятия «бесконечно малого». Как одна «бесконечно малая» психе может сотрясти мир, так бесконечно малая частица сотрясла мир физики. По мнению Юнга, сон Паули от 27 ноября 1954 года указывал на постепенное осознавание того, что противоположности — не реальность, а иллюзия. Открытие этой тайны, считал он, — первый шаг к нейтрализации напряжения, создаваемого противоположностями. Юнг полагал, что осознание связи сна с психофизической проблемой означает, что концепция психе и материи как противоположностей ослабевает в пользу «третьего». Случай синхронистичности с грибом и Персеем, в свою очередь, показывает, что героическая энергия успешно борется с аспектом Медузы в бессознательном, который иначе удерживал бы эго в своей власти.

Относительно второго сна (15 марта 1957), в котором появляется темноволосый человек с рукописью, Юнг заключил, что окружающее этого человека сияние показывает, что он «непризнанный герой»[425]. Этот персонаж, несмотря на яростное сопротивление Паули, намеревался привести его к доминирующему архетипу — директору Шпиглеру.

Развязка наступает с появлением психолога (Юнга), который вносит симметрию в картину сна, представляя собой психологический аспект и связь с самостью.

Нарушение симметрии в мире квантовой физики показало Юнгу, что концепция зеркальной симметрии рушится в области слабых взаимодействий. Это синхронистично свидетельствует о том, что концепция «психического» и «материального» как противоположностей устаревает. Заявляя, что письмо Паули пролило новый свет на множество проблем, Юнг был особенно впечатлён «совпадением физической и психологической мысленных цепочек, которое можно рассматривать не иначе как синхронистичность». Он лаконично продолжает: «Поскольку очевидно, что один и тот же архетип замешан и в «китайской революции» и в моём увлечении НЛО, выходит, что совпали две раздельные каузальные последовательности»[426].

По мнению Юнга, НЛО выступало как объединяющий символ целостности, символ самости, компенсирующий угрозу полного уничтожения. Сложность состояла лишь в том, что имелись свидетельства физического существования этих объектов — факт, который Юнг хотел бы отрицать, но «по разнообразным причинам» не мог. Он заключил своё письмо вопросом о мнении физики относительно этого феномена.

Паули продолжал связываться с Юнгом через его секретаря, Аниелу Яффе, и ответил на этот запрос, переслав профессору письмо эксперта по радарам. Автор письма подверг резкой критике любые предположения о том, что показания радаров можно использовать для распознавания НЛО.

На этом их опубликованная переписка завершается. К.А. Мейер предполагает, что «оба автора достигли возможных пределов в познании основ своих двух дисциплин»[427]. Какой бы интригующей ни была эта идея, имели место и другие факторы, не последним из которых было ухудшение здоровья Паули вследствие недиагностированного рака поджелудочной железы, повлиявшего как на его физические возможности, так, несомненно, и на психологическое состояние. Его недуг становится очевидным в ходе совместного начинания со старым другом Вернером Гейзенбергом.

В конце осени 1957 года (через три месяца после получения Паули последнего письма от Юнга) Гейзенберг, будучи проездом в Цюрихе, задержался, чтобы обсудить с Паули некоторые новые идеи относительно «элементарных частиц». Позднее Гейзенберг так писал об этом визите:

«Паули поддержал меня и посоветовал продвигаться дальше в избранном мной направлении. Это было именно то, в чём я нуждался. … Я продолжал исследовать множество разнообразных форм, в которых могут быть представлены внутренние взаимодействия материального поля, когда [внезапно] обнаружил симметрию, притом в значительной степени. … Я сообщил об этом Вольфгангу, и он также был необычайно взволнован. … Итак, мы решили, что оба займёмся вопросом: может ли этот баланс стать основой единой теории элементарных частиц. … С каждым шагом в этом направлении энтузиазма у него прибавлялось — ни ранее, ни после этого случая я не видел, чтобы физика так волновала его[428]».

Со времени этого посещения и позже, в 1958 году, Гейзенберг (живший в Мюнхене) поддерживал тесную связь с Паули, и оба работали над так называемой Мировой формулой, совместной попыткой разработки единой теории. Начало работы было вдохновенным, однако конец её оказался печальным.

Долгая дружба Паули и Гейзенберга включала и годы плодотворного сотрудничества. Хотя их темпераменты сильно отличались, их дружба пережила и это, поскольку, как говорил Паули, они были захвачены одним архетипом. Однако в этот раз столкновение двух темпераментов стало для них тяжким испытанием.

Переписка Паули с Аниелой Яффе показывает, как менялись его чувства по отношению к этому проекту. Как уже было сказано, она была посредником в менее формальном общении Юнга и Паули. В письме к Яффе (5 января 1958) Паули просил прощения за то, что не звонил, объясняя это активной работой над новой теорией атомных частиц с Гейзенбергом: «Как видите, линия (между Мюнхеном и Цюрихом) занята». Он сообщал Яффе, что находится под влиянием кватернарного архетипа: «Директор Шпиглер диктует мне, что я должен написать и рассчитать». Он писал, что эта работа была предсказана ему во сне (ноябрь 1957), о чём наверняка будет интересно услышать Юнгу:

«Я неожиданно натыкаюсь на двоих светловолосых детей — мальчика и девочку. Они очень похожи друг на друга — как будто совсем недавно были одним целым. Они говорят мне хором: «Мы здесь уже три дня. Нам здесь очень нравится, но пока никто нас не заметил». Я в волнении зову жену: я знаю, что она связана с детьми и из-за неё они останутся[429]».

Паули сообразил,