Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью - Хельмут Альтнер

Время тянется очень медленно. К нам подходят все новые и новые отряды солдат и гитлерюгендовцев. В конце концов в окопе становится так тесно, что трудно пошевелиться. Многие из новоприбывших остались позади нас в окопчиках и ждут, когда начнется атака. Похоже, что враг растерян, он поливает пространство пулеметным и автоматным огнем. Гитлерюгендовцы в страхе втягивают головы в плечи. В основном они вооружены старыми немецкими и итальянскими винтовками и горстью патронов. Большинство никогда до этого дня не брали в руки оружие, так что им придется учиться на месте. Одной отдачи хватит, чтобы эти дети, не устояв на ногах, попадали навзничь. Как только начнется перестрелка, большинству из них не поздоровится.

Уже почти десять часов. Неожиданно со стороны казарм по стадиону противник открывает минометный огонь. Ровно в десять мы встаем из окопов и устремляемся вперед. Нас тотчас накрывает вражеский огонь, от которого мы ненадолго находим спасение под насыпью. За зданиями прячутся русские, вернее, те из них, что бежали впереди нас и нарвались на огонь своих. И вот мы уже на насыпи, и перед нами лежит стадион. Слева доносятся звуки боя — враг медленно, шаг за шагом, сдает позиции, отступая через поле к Хеерштрассе. Наши силы распределились по всему пространству и ведут контрнаступление. Посередине идут гитлерюгендовцы и даже пытаются стрелять. Неожиданно со стороны зданий спортивной школы[108] оживает пулемет и выкашивает наши ряды. Все больше и больше мертвых тел остаются лежать на земле. Отряд слева от нас ввязался в ожесточенный бой позади зданий школы. Мы вскакиваем на ноги и бежим, поливая огнем отступающего врага. Вскоре из этих зданий нам навстречу выходят немецкие солдаты, взятые накануне в плен. Может, они тоже дезертиры?

Один взвод вырывается вперед и пытается пробиться к Хеерштрассе. Другие занимают стадион, чтобы тот снова не перешел к врагу. Мы отстаем от них и возвращаемся к казармам.

Земля усеяна убитыми и ранеными, в основном это гитлерюгендовцы, кто-то в форме, кто-то в той одежде, в какой их забрали из дому. Тех, кто остался в живых, пересчитывают. Потери в их рядах составляют восемьдесят процентов. Майор говорит, что они могут идти домой. Если надо, их позовут снова.

Мы направляемся к баракам. На дорожках между дачными домиками лежат убитые, как немцы, так и русские. Здесь также полегло немало гитлерюгендовцев. Да, слишком высокую цену мы заплатили за наш «успех»! Как минимум две тысячи убитыми и ранеными всего за один час. Увы, человеческая жизнь нынче сильно подешевела, никому до нее нет дела. Солдат или мальчишка из гитлерюгенда, женщина или мужчина, все равно. Тот из них, кто угодил в бурлящий котел войны, обречен на смерть. Приказы всего одного человека приводят остальных к одной и той же точке, и если эта точка означает для них смерть, то ни ему, ни другим нет до этого никакого дела. Лучше быть убитым, чем медленно умирать с голоду в наших подвалах, как только что сказал один четырнадцатилетний мальчишка.

Здания казарм превращены в огромный полевой госпиталь. Тела мертвых складывают перед восточным корпусом. Серая солдатская форма лежит рядом с гражданской одеждой ополченцев фольксштурма и коричневой гитлерюгенда. Среди мертвых есть несколько женщин, случайно оказавшихся ночью на улицах. Сами казармы сильно пострадали, а от лазарета снарядом оторвало целый угол. В стенах зияют дыры, кое-где их успели заткнуть мешками с песком. Все это работа танка, который сейчас неподвижно застыл перед воротами. Окна разбиты, несколько машин, что накануне стояли перед штабом батальона, покорежены до неузнаваемости, теперь это просто груды металлолома. Здесь тоже повсюду валяются убитые.

Мы спускаемся в подвал и кладем оружие. Унтер-офицер Ритн и его взвод получили приказ охранять бункер с боеприпасами рядом с киностудией, я должен присоединиться к ним позже. Обер-фельдфебель Кайзер, взводный роты, вернулся, побывав в плену у русских. Его взяли врасплох прошлой ночью, посадили на русский броневик, однако он по дороге сумел с него спрыгнуть. После этого он спрятался в подвале одного из дачных домиков. Другой солдат их роты попал в плен ночью и тоже вернулся. По его словам, обращались с ними хорошо. Всех угостили шнапсом и сигаретами, и даже дали хлеба. Однако он уверен, что это была лишь уловка, чтобы удержать их от бегства к своим. Мы до сих пор не знаем всей правды.

Глава X. Туннели

Я измучен и валюсь с ног от усталости. Голова тяжелая и мешает мне ясно мыслить. Впрочем, это же обстоятельство убивает также и тяжкие мысли, которые во время затишья время от времени нисходят на нас подобно жутковатым ночным теням. На нас серая форма, такие же серые и наши предчувствия будущего, что лишает нас даже последнего лучика надежды. Мне хочется одного — спать, чтобы неожиданно проснуться и обнаружить, что это был лишь дурной сон, что нет никакой войны, никаких руин, никаких растерзанных тел. Зато есть мир, есть солнце, жизнь по-прежнему бьет ключом и ей не грозит вероятность оборваться в любой момент. Увы, это лишь мечты. Мы обречены на смерть, хотя и не знаем, почему. Не знаем мы и того, почему нам нельзя жить.

В комнату входит лейтенант. Значит, еще ничего не кончено, потому что Рулебен нужно освободить от врага. Несколько боевых отрядов уже отправились в разных направлениях. Один такой отряд ушел через Рейхсштадион в направлении Хеерштрассе, чтобы очистить от врага Пихельберг. Другой отряд охраняет Рулебен к северу от вокзала городской железной дороги до самой Шпрее. Нам приказано идти вдоль ветки метро и подойти как можно ближе к центру города. Тем временем еще одна боевая группа должна пробиться вдоль дороги на Шпандау и далее к Шарлоттенбургу, чтобы тем самым укрепить слабую связь с центром Берлина. Поговаривают, будто сам Гитлер намеревается прибыть в Рулебен[109].

Рота строится рядом со зданием. Унтер-офицер Ритн взял под свою ответственность бункер с припасами, поэтому его с нами нет. Блачек тоже с нами не пойдет, как вестовой он остается при командире роты. Таким образом, я один среди не знакомых мне солдат, причем все как один старше меня. Но, думаю, со временем привыкаешь к тому, что тебя как мячик перекидывают из одного взвода в другой. Оно даже лучше — нет времени заводить дружбу, нет времени думать о погибших и раненых товарищах.

К нам со стороны казарм шагает пополнение, главным образом это те, кто отбился от своих подразделений. Они прибыли сюда вчера вечером и были вынуждены отражать ночную атаку. Теперь нам дано новое задание, такое же бессмысленное, как и все предыдущие, потому что никак не влияет на конечный исход войны. Среди этой усталой, измученной массы людей каждый думает только о себе. Все гонят от себя тягостные думы и чувства, чтобы только не было так тяжко на душе. Стараются не думать ни о будущем, ни о настоящем, просто растворяются в общей массе, крошечные шестеренки огромного механизма, у которых нет своего назначения.