Осенний мост - Такаси Мацуока

При этих словах юная женщина наконец-то улыбнулась. Застенчиво глядя на Го, она представилась:

— Я — дочь господина Бандана, Новаки.

Тут над замком прогрохотал новый раскат грома. Должно быть, на лице Го что-то отразилось.

— Вы боитесь грома? — юное лицо госпожи Новаки озарилось изумлением. — Я думала, вы — могучий монгол, который ничего не боится.

— Я вовсе не монгол.

— Разве вы — не тот самый Го, который десять лет назад высадился в заливе Хаката вместе с их войском?

— Тот самый. Я был тогда нюргеном и им и остаюсь.

— Нюргены — это такие монголы?

— А вы — это такая китаянка?

Госпожа Новаки рассмеялась.

— Конечно же, нет!

— Точно так же, как не всякий, кто одевается в шелк, пьет чай и пишет на кандзи — китаец, так и не всякий, что ездит верхом, пасет стада и живет на приволье — монгол.

— Я поняла, господин Го. Я больше не совершу подобной ошибки.

Она поклонилась.

Поскольку она по-прежнему продолжала держаться за Го, при поклоне она прижалась головой к его груди, а ее волосы оказались совсем рядом с его лицом. От ее густых волос исходило едва заметное благоухание. Оно напомнило Го о цветущих лугах, об аромате давно минувшей весны. Лишь такое юное существо могло осенью надушиться весенними благовониями. Эта детская непоследовательность свидетельствовала об освежающей простоте.

— Позвольте, я провожу вас в покои вашего отца, — предложил Го.

Новаки, прижавшись головой к груди Го, слышала, как его голос раздается сверху, и в то же время ей было слышно, как этот же голос отдается в его теле. Она надеялась, что он не чувствует, как у нее колотится сердце. Новаки закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание. Бояться нечего. Все идет хорошо. Она с легкостью ускользнула от своей няньки. Старуха с каждым годом становилась все более рассеянной, и отделать от нее не представляло труда. Без этого Новаки не удалось бы раньше, еще летом, пофлиртовать с Нобуё или с Кодзи. Оба они были симпатичными молодыми самураями, но и только. Вскоре они вырастут и с неизбежностью сделаются такими же, как их отцы. Тупыми, вечно пьяными, неотесанными, хвастливыми мужланами.

Но сейчас Новаки казалось, будто все это минуло давным-давно. Го держал ее в объятиях! Он не заметил, как она следовала за ним. Новаки собрала все свое мужество и вышла ему наперерез, столкнулась с ним и притворилась, будто ушиблась. Хватит ли у нее храбрости на все прочее?

Новаки с детства слыхала истории о грозном варваре-монголе, состоящем на службе у господина Масамунэ. Когда ее отец заключал союз с Масамунэ, все с трепетом превозносили безграничное мужество Го, его сверхчеловеческую силу и неимоверное умение управляться с лошадьми. Когда два правителя делались непримиримыми врагами — ими они бывали столь же часто, сколь и верными друзьями, — говорили о его бессердечной жестокости, зверином коварстве и чудовищной порочности. И те, и другие рассказы зачаровывали Новаки. Ее жизнь в глуши была очень скучной — такой же скучной, каким грозило стать и будущее. Ее отец был мелкопоместным землевладельцем, и перспектив у него было до обидного мало. И то же самое можно было сказать про всех их соседей. Старших сестер Новаки повыдавали замуж за фигляров наподобие ее отца и братьев — господ грязной земли и вонючей рыбы. Все они лишь едва-едва умели писать. Никто из них даже отдаленно не походил на утонченных, тонко чувствующих, романтических героев «Записок у изголовья» или «Повести о блистательном принце Гэндзи».

Го тоже не походил на этих героев, но он, по крайней мере, был издалека. Он скакал по степям Азии с Хубилаем, великим ханом, повелевающим ордами монголов. Он видел изукрашенные драгоценностями города Китая, земли ледяных людей, обитающих на далеком севере, небывалых зверей южных джунглей, вершины гор Тибета. Сама Новаки никогда не бывала восточнее Внутреннего моря и западнее Акаоки. Если она поведет себя так, как от нее ожидают, то вскоре окажется обручена с кем-нибудь из этих деревенщин. Хиронобу был наилучшим кандидатом, но он ведь шестилетний сопляк! Ей несколько лет придется исполнять при нем роль няньки, а затем ей придется посвятить его в тайны плотской жизни, родить ему наследника, и так оно и покатится. Ей до конца жизни придется слушать его пьяное вранье вместо побасенок отца. Или, быть может, другой отцовский план принесет свои плоды, и ее отдадут в жены или наложницы какому-нибудь вельможе из императорского двора в Киото. Она однажды видала такого вельможу, принца, который приехал просить у ее отца помощи в каком-то деле. Это был бледный, напудренный слабак, разнаряженый куда причудливее самой Новаки. Он говорил по-японски так нарочито ритмично и женственно, что Новаки едва-едва его понимала. Он сказал, что путешествие из Киото сюда было таким тяжелым, что едва его не убило. А затем он прикрыл лицо рукавом и захихикал, словно девчонка. Да она лучше умрет, чем позволит подобному недоумку прикоснуться к себе, каким бы он ни был высокородным!

Затем она как-то в начале лета отправилась в одну из самых больших деревень во владениях ее отца; ее сопровождали Нобуё и Кодзи, исполнявшие при ней роль телохранителей — очень забавно, если учесть их опасную близость с нею. Обуреваемая скукой Новаки остановилась у хижины одной старой карги, пользовавшейся славой ворожеи. Старая мошенница устроила настоящее представление. Едва лишь Новаки перешагнула порог, как эта женщина, якобы бывшая слепой, уставилась в ее сторону, разинув рот, выронила горшок, который держала в руках, и, споткнувшись, отлетела к дальней стене.

«Это ты!» — сказала женщина.

«Да, это я, — согласилась Новаки, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но ей это не вполне удалось. — А ты знаешь, кто я такая?»

«Я слепа, но я могу видеть», — зловеще произнесла старуха.

«В самом деле? И что же ты видишь?»

«Не столь много, сколь увидишь ты».

Вот теперь ей действительно удалось завладеть вниманием Новаки.

«А я много увижу?»

«Много», — отозвалась старуха.

«Что я увижу? — Новаки надеялась, что старуха заговорит о далеких странах. Если бы она так и сделала, Новаки охотно бы поверила, что эта старуха и вправду провидица. — Говори скорее!»

«Ты увидишь…» Старуха смолкла, так и не закрыв рот. Губы ее дрожали, веки трепетали, а впалые щеки подергивались.

Новаки терпеливо ждала. Пока что эта старуха заслуживала некоторого терпения. Даже если она и не умеет взаправду предсказывать будущее, она — очень хорошая актриса, и она, подобно всем хорошим актерам, имеет свое чувство времени, умение выбрать нужный момент, и его следует уважать. В этой глухой деревушке она просто пропадает зря. Живи она где-нибудь в Киото или Эдо, у нее, несомненно, было бы множество клиентов.