Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Рано или поздно, но справились со всеми тридцатью и одной песнями. Петра аж покачивало. Не завтракал, не обедал, да и не ужинал уже. Как только женщина вытерпела. Выйдя из здания, он огляделся. Нет ли Макаревича. К нему с разных сторон двинулись две фигуры.

– Пётр Миронович…

Хором окликнули и остановились, уставившись друг на друга. Пётр подошёл к Елене Чуковской.

– Елена Цезаревна, подождите, ради бога, пять минут. У меня очень важный разговор с этим товарищем. А потом я в полном вашем распоряжении. Можете делать со мной все, что в вашу рыжую головку взбредёт.

– Смотрите, обещали, – скупо улыбнулась женщина и отошла назад к крыльцу.

– Марк Янович. Как ваши успехи на ниве садоводства? – Громко спросил Пётр, так, чтобы слышала удаляющаяся Люша.

– Даже лучше чем я ожидал. Есть пара моментов, требующая вашего решения. Первое. Страна будет не Бельгия, а Швейцария.

– Может, даже и лучше.

– Второе. Я прошёлся по знакомым антикварам и показал ваш перстень. Они сходятся во мнении, что это персидская работа и перстень мог принадлежать чуть ли не самому шаху Аббасу I Великому.

– Ого! – удивился Пётр.

– А потом, я был у одного историка. Он мне посоветовал такую легенду для перстня. Шах Аббас Великий даровал этот перстень, сняв с собственной руки, грузинскому военноначальнику Георгию Саакадзе за взятие Ереванской крепости. Именно такую историю я и рассказал атташе по культуре Швейцарской республики. Он обратился за советом именно к моему знакомому, а тот за часть суммы всё подтвердил. В результате цена перстня достигла семидесяти тысяч долларов. Пять получает историк, пять антиквар, что нас свёл. На тридцать тысяч мы получаем два чемодана семян, один чемодан различных клубнелуковичных цветов и картофеля, студийный магнитофон "Рудфунк" и чемодан немецкой плёнки BASF к нему. Ещё получаем японскую кинокамеру Кодак за 11 тысяч долларов и 35 миллиметровую плёнку к ней, тоже чемодан. Остаётся порядка 30 000 долларов. Атташе спрашивает, что с ними делать, – довольный собой рассказывал литовский еврей.

– А можно деньгами взять? Три пачки стодолларовых купюр, – даже не задумывался Пётр. Они ведь ещё, скорее всего, в этом году поедут на гастроли. Вот там и потратим зелёные.

– А вы не боитесь сесть лет на семь? – Марк Янович сморщился.

– И что вы предлагаете? – На самом деле, сейчас ведь не 2020 год. Даже и расстрелять могут.

– Вы хозяин. Вам решать, – умыл руки Макаревич.

– Тогда одни часы известной фирмы, – махнул рукой Пётр.

– Мне примерно так и посоветовали. Только трое часов. Фирмы Patek Philippe. Легче будет реализовать, если понадобится, – кивнул махинатор.

– Всё. Давайте отмашку. Вы сейчас куда?

– Работать дальше, – развёл руками будущий директор колхоза.

– Ночевать есть где? – уточнил вопрос Пётр.

– Конечно. Приютят, мир не без добрых людей. Где встречаемся? У траппа самолёта? – протянул руку Марк Янович.

– До свидания. В понедельник в аэропорту увидимся.

– Удачи и вам, – кивнул в сторону Люши "пчеловод".

– Это внучка писателя Корнея Чуковского. Это по работе. Она пригласила меня завтра увидеться с дедом в Переделкино, – отстранился Пётр.

– Тем более удачи.

Глава 44

– Всё Елена Цезаревна, теперь я весь ваш. Правда, без живота, – отправив Макаревича продолжать биться за процветания Краснотурьиска, подошёл к Чуковской Пётр.

– Почему без живота? – наклонила голову в бок Люша.

– Он ни о чём кроме еды думать не может. Со вчерашнего вечера ничего не ел, – погладил живот под пальто Пётр.

– Давайте я вас покормлю. У дедушки ведь квартира есть в этом доме.

– А это удобно?

– Пойдёмте. Я вас не съем. К тому же вы голодный и волноваться нужно мне, – рассмеялась Чуковская.

– Поверю на слово.

Поднялись на четвёртый этаж. Громоздкая дверь. Внутри сразу бросаются в глаза безразмерные потолки. Метра три с половиной. В коридоре шкаф дореволюционный и вешалка, как в старых кино – стойка с ножками и отростками кривыми сверху. Пётр помог женщине снять пальто и повесил своё ужасное коричневое на один из отростков. Не рассчитал, сместил центр тяжести. Сооружение начало заваливаться. Чертыхаясь, еле успел поймать рогатую конструкцию и водрузить на место. Перевесил пальто и только потом почувствовал, что его разглядывают. Люша стояла в коридоре, и чуть наклонив голову к правому плечу, наблюдала за ним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Дедушка тоже всё время умудрялся уронить это чудовище, – Чуковская улыбнулась.

– И тоже матерился?

– Ещё как. Не разувайтесь. Пойдёмте на кухню, посмотрим, что есть съедобного.

Они прошли по длинному коридору. Пётр по дороге заглянул в две комнаты. Одна была, скорее всего, гостиной. Коричневое древнее пианино, секретер с откинутой полкой для письма. Кожаный чёрный диван с вертикальной спинкой. Стулья, явно составляющие комплект с диваном, с вертикальными спинками и узкими сиденьями. Страшно неудобно, наверное, сидеть на них. Журнальный столик и ещё один диван, вернее канапе, с обивкой из гобелена с олешками. Книжный шкаф, забитый до отказа, да и сверху на нём книги. Ну, для СССР до войны, даже роскошно. А вот для 21 века – убогость.

Вторая комната была кабинетом. Стол под обязательным зелёным сукном. С резными тумбами. Резчик, вот только, дилетант. На столе положенная по статусу настольная лампа со стеклянным зелёным абажуром. Весь стол завален книгами и газетами. Работают люди. Опять неудобные стулья с вертикальными спинками. Огромная люстра, на медной цепи свисающая с потолка, три рожка прикрыты хрустальными, поди, плафонами. Жесть. И одна стена полностью из книжных шкафов в трёхметровый потолок. Тысячи книг. И поставлены не для красоты. Видно, что их берут и не всегда ставят на место. Богема!

– Пётр Миронович, вы, где застряли. Вот тут ванна, вам, наверное, умыться нужно. Берите зелёное полотенце. Оно чистое, – дальше по коридору за поворотом была ванна, совмещённая с туалетом и уже потом кухня. В её дверях и стояла Люша.

– Да умыться не помешает. Пока песни оформил, сто раз взмок, – согласился Пётр и зашёл в ванную.

Там он скинул пиджак и рубаху, нагнувшись над ванной, вымылся и растёрся зелёным вафельным полотенцем. Затем сполоснул и лицо, а подумав и голову под струю поставил. Полегчало. Даже живот перестал скулить. Надел назад рубашку из двадцать первого века и, потянувшись к пиджаку, передумал его надевать. Ужасный, а вот за рубаху не стыдно. Вышел, держа его через руку.

– Красота какая, – сразу отреагировала Чуковская, едва он появился на кухне, – Ну-ка дайте я вас кругом рассмотрю. Где вы такое чудо нашли, Пётр Миронович?

Что и требовалось доказать.

– Сам нарисовал. А сшили в Краснотурьинске, в ателье.

– Вы ещё и модельер. Ну, этого следовало ожидать.

– Почему? – опешил Штелле.

– Гений он гениален во всём, – Люша покрутила Петра, – Чудесно. Нужно запомнить. А вы можете заказать такую для деда?

– Нужны размеры или старая рубаха, – кивнул Пётр.

– Рубаху я вам дам. А вот роскошный ужин, увы, не получится. Есть немного сыра, четыре яйца, немного картошки и манная крупа. Да, ещё есть банка тушёнки и банка зелёных маринованных помидор, – женщина скорбно повесила голову глядя в пустой холодильник "ЗИЛ".

– Можно и я осмотрю это богатство? – заглянул в рычащее чудовище Пётр.

Нда. Сыр чуть тронут плесенью. Хлеб тоже. А это можно есть? Зато лежала бутылка вина. Хванчкара. Не плохо.

– Елена Цезаревна, – решился он, – Давайте разделим ужин на два.

– Как это? – сморщила свой большой еврейский нос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я сейчас пожарю хлеб с яйцами, а вы в это время почистите картошку и поставите её вариться. Ну, а дальше, я сам, – Штелле вручил Чуковской миску с шестью большими картофелинами. Больше и не было.

– Вы специально приехали из этого чудесного города, чтобы сломать моё представление об этом мире, – рассмеялась Люша, демонстративно закатывая рукава ужасной коричневой вязаной кофты. Что ж за коричневая страна?