(не)мой шанс на счастье - Екатерина Звонарь-Елисеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старейшины, в число коих входил и Карим Мансуров, шедшие первыми пожимали руку Тамира, желая долгих лет, мудрости, справедливости, стойкости и непоколебимости. Молодые парни с присущей им дерзостью весело выкрикивали другое пожелание:
— Тамир, когда семью заведешь?
— Пора о наследниках подумать, вожак!
— Ты уже нашел женщину для себя?
Если раньше его раздражали подобные разговоры, могли вызвать приступы неконтролируемой агрессии, сейчас Тамир лишь добродушно улыбался. Знали бы, каким бесценным подарком его одарила судьба и Луна, обзавидовались бы все. Алдаров дернул бровями и раздул ноздри, вспоминая своих драгоценных девочек. Громогласно рыкнул, обращая внимание всех присутствующих к себе. Подчиняясь воле вожака, все покорно умолки.
— Пара есть. Я приведу ее на Лунные игры.
— Кто она?
— Откуда?
— Вы всё узнаете в свое время. Предупреждаю — сюрприз вам обеспечен, — ухмыльнулся Тамир, поймав хитрый взгляд дяди.
— Не подведи, нас, Тамир! — послышалось отовсюду, а затем стройный вой поднялся прямо к небу.
По возвращении их встречали женщины. Обменявшись общими впечатлениями с мужчинами, они дружно аплодировали новоиспеченному вожаку. Пространство наполнилось поздравлениями и тихим мелодичным смехом, который вмиг стих. Зловещее покрывало окутало присутствующих, заставляя дрожать всем телом. Ярость Тамира ощутил каждый, когда он вытянул руку вперед, и непримиримо дернув головой, заревел так, что, казалось, содрогнулась округа:
— Но что здесь делает она?!
Женщины, стоявшие там, опустили головы и послушно расступились.
Тамир раздул ноздри, чувствуя, как закипает в нем ненависть. За спинами женщин стаи пряталась подлая предательница.
Дина вздрогнула, очутившись на самом виду перед гневным взглядом Алдарова. Не смея поднять глаз на него, она боролась с первобытным страхом и жутким желанием упасть на колени. И понимала, это не ее собственное желание. Это воля вожака. Еще никогда она не испытывала подобных эмоций, жутких до дрожи и пугающих. Но ведь за Алдаровым не замечалось каких-то выдающихся способностей. Однако теперь он виделся иным, наполненным некой силой, природу которой Дине постичь было не дано. Еще бы мгновение — и она уже лежала бы у его ног.
— Она попросила помощи, — тихо пояснил Данила Усумов, еще один старейшина. И в голосе его звучали нотки недоверия.
— Говорит, раскаялась, — послышалось несмелое из толпы.
Дина метнулась вперед и все же пала на колени.
— Прости меня, Тамир. Прости, если сможешь, за все. Я… изменилась.
— Зачем ты здесь? — холодно спросил он.
— Я бы хотела… то есть, надеюсь, что все еще можно исправить, можно вернуть…
Ноздри Алдарова гневно задрожали.
— Теперь я стал достоин тебя, верно, Дина?! — вкрадчиво спросил он. — Что же стало с твоей истинной парой?
Лицо девушки исказилось. Тамир понял — он попал в самую точку. Он читал ее, словно раскрытую книгу, и ни капли раскаяния в ней не увидел. Более того — она ненавидела его за то, что ей пришлось просить прощения. И заодно ненавидела всех, кто здесь присутствовал и стал свидетелем ее падения. Ведь когда-то она являлась одной из самых завидных девушек стаи. Теперь же ей пришлось смирить свою гордыню, только чтобы вернуться и попытать удачи, потому что предателей никто не любит и не уважает. Потому что ее якобы истинная пара использовал ее в своих интересах и бросил. И теперь пришлось вот с таким вот лицом возвращаться в родные места и унижать себя ложью, что она ошиблась. В иные времена разорвал бы ее на месте, но сейчас она не вызывала в нем ничего, кроме презрения.
Остро хотелось надавать ей оплеух, но он сдержался и, скрестив руки на груди, ничего не выражающим взглядом посмотрел на изменницу.
— Встань, не позорься еще больше. И не унижайся передо мной. Ты обесчестила себя перед ними всеми своим предательством и бегством, — он обвел взглядом стаю.
— Я прошу мой народ простить меня, я ошиблась и совершила ужасный поступок, — сквозь зубы выплюнула она.
Тамир усмехнулся. Ложь — второе имя Дины.
— Тебе веры нет, — сказал, как заклеймил Тамир, не скрывая своего пренебрежения.
— Тебе веры нет, — один за одни стали повторять другие.
Кто-то неподалеку горестно всхлипнул. Тамир узнал голос ее несчастной матери, на которую после того случая, полились реки негатива. А в семье еще воспитывались двое мальчишек. Дети не виноваты в том, что их старшая сестра стала алчной и завистливой сучкой.
— Оставайся, а я пока подумаю, как поступить дальше, — коротко сказал Тамир, прищурившись. Сканируя ее эмоции, он мрачнел все больше и больше. Дина, будучи мстительной и стервозной по природе бабенкой, никогда и никому не простила бы своего прилюдного унижения. А значит, на этом всё не закончится, и Дина могла замыслить нечто нехорошее. Как, впрочем, и всегда. Надо бы установить за ней наблюдение, молниеносно пронеслось в мыслях Тамира.
— Спасибо, Тамир Адамович! — мать Дины бросилась к нему наперерез. Лицо ее было залито слезами отчаяния.
Он перехватил ее запястья и согрел ледяные ладони. Женщина искренне переживала за непутевую дочь, опозорившую семью, тревожилась за будущее своих сыновей.
— Не волнуйтесь, Анна Сергеевна. Вы здесь дома, вам никто и ничто не грозит, уверяю вас.
Он отпустил ее руки и двинулся дальше.
— Ты поступил благородно, мальчик, — раздался рядом скрипучий голос. — Благодарю тебя. Не каждый на такое способен.
Тамир обернулся. Там стоял прадед Дины, совсем седой старик, сгорбленный, с изможденным лицом. Взгляд его серых, почти выцветших глаз, был полон тоски и страдания. Да, поступок Дины подкосил тогда ее семью, подмочил безупречную репутацию. Алдаров положил ладони на его плечи.
— Мне нет нужды мстить Дине. Будь спокоен, Мирослав.
— Я вижу, мальчик мой, — проницательно вгляделся в лицо Тамира старик. — Дина сама себя наказала, и еще получит сполна то, что заслужила, — с горечью добавил он. Будучи некогда вожаком, мудрым и справедливым, он всего лишь озвучил мысли Тамира.
— Крепись, верный друг. Нам еще нужна твоя мудрость, — вполне честно и открыто сказал ему Алдаров, не чувствуя в нем угрозы и лицемерия.
Последним из места силы уезжал Тамир, представляя, как приведет сюда Еву. И знакомые по Ирине тонкие ростки страха шевельнулись в нем — а что если не примут? Но он беспощадно
