Дорога смерти - Роберт Стоун

— Проклятье! — выругался Пелл. — Обратно к башне! Это наш единственный шанс.

Они развернулись и помчались к древнему каменному строению, но и оно опасно накренилось, когда вокруг зашевелилась земля. Только Пелл остался на месте, замерев на спине Одноглазого и сжимая в руке боевой топор. Его взгляд был прикован к вздымающейся почве, словно он пытался запомнить каждую деталь происходящего.

Никто не мог понять, что именно творится вокруг. Казалось, земля вдруг превратилась в бурное травянистое море, широкие насыпи и длинные холмы начали вздыматься и опускаться, как волны в шторм. Огромные куски дерна отрывались и походили на паруса, содранные с нок-реи. А в центре начавшегося хаоса из-под земли показалось нечто.

Пелл оглянулся через плечо, желая убедиться, что все остальные благополучно добрались до башни, но вместо того чтобы броситься вслед за ними, он повернул навстречу вспучившейся земле и еще крепче схватился за топор, он напоминал человека, который собирается воевать с целым миром.

Нечто, столько веков остававшееся под земным покровом — со времен Хаппара и Риссы, как подозревал Пелл, — теперь выбиралось наружу. Когда лесник смотрел на конвульсии земной тверди, он думал о своей библиотеке сотнях обветшалых, изъеденных временем томов и о собственном переплетенном в кожу дневнике, который до сих пор являлся весьма незначительным вкладом в это собрание. Кэллом Пелл не сомневался, что он вот-вот на собственной шкуре узнает, как на самом деле погиб его далекий предок Хаппар. Это стало бы его первым реальным вкладом в историю леса, которую отражали на бумаге его предки, поколение за поколением. Единственный вопрос, который он себе задавал, это удастся ли ему выжить, чтобы записать все увиденное.

Извивающееся под землей тело вздыбилось, и длинный лоскут земли соскользнул с огромной спины, открыв воздуху и взгляду свою шкуру в первый раз со времен Войны Опустошения. В лунном свете Пеллу показалось, что шкура темная, похоже, темно-серая.

Нет, скорее темно-лилового оттенка.

Теперь лесник знал, с кем он собрался сразиться, поскольку во всех прочитанных им книгах он встречал описание только одного существа, чья шкура имела такой оттенок.

— Святая владычица, смилуйся над нами, — прошептал Кэллом Пелл, наблюдая, как Друзем встает из земли.

Что-то появилось, освобождаясь от травяного покрова, — рука, такая же широкая, как все тело лесника. Она взрезала покрывавшую ее почву желтыми когтями длиной с кинжал, отбрасывая в сторону большие куски грязи. Через мгновение появилась вторая рука, которая помогла освободить ноги, толстые, словно древние дубы. Наконец, словно мысль, пришедшая позже других, появилась голова, и Друзем встал.

Раньше Пелл подолгу размышлял, действительно ли его предки обладали даром преувеличения, равным только дару повествования, потому что несмотря на все ужасы Улторна, которые ему случалось видеть самому, он никогда не мог полностью поверить в те уму непостижимые описания тварей, живших до Принятия Обета. Возможно, больше Друзема были только драконы или громадный левиафан. Предположительно Друзем существовал в единственном числе, а не являлся представителем целого рода, так как видели только его одного. Его уникальность была, конечно, удачей для человечества, потому как, по самой скромной оценке Пелла, рост древнего монстра составлял сорок пять футов, а мощная грудь — порядка тридцати футов в обхвате. Внешне он походил на человека, если не считать больших изогнутых рогов, которые росли из коленных чашечек и локтей, и длинного мощного хвоста, помогавшего поддерживать его вес. Одна его голова была больше роста человека, рот представлял собой огромную дыру, утыканную желтыми клыками длиной в фут. У твари имелись небольшие заостренные уши и широкий мясистый нос, похожий на собачий. Его ноздри раздувались и сужались, когда он начинал нюхать воздух. Голову чудовища украшала грива черных спутанных волос, и почти такой же длины шерсть покрывала его верхние конечности, спину и внутреннюю сторону ног. Остальные части его тела оставались безволосыми.

Друзем поднял руку к глазам, стряхнул грязь, которая так долго закрывала их, и наконец открыл веки. К величайшему удивлению Пелла, глаза чудовища были молочно-белыми, без какого-либо намека на зрачок или радужку, словно непроницаемая пленка затянула их за долгие годы спячки.

Под густой бородой губы Кэллома Пелла искривились в мрачной улыбке. Если Друзем ослеп, может, у них еще останется шанс.

Именно в этот момент ноздри монстра расширились, и он шумно втянул воздух, с интересом наклонившись вперед. Его пасть открылась еще шире, и чудище заговорило, причем голос оказался странно негромким, но глубоким, как все прошедшие века.

— Велика моя жажда, — произнес Друзем.

Пелл содрогнулся. Еще спасибо, что чудовище заговорило на древнем диалекте, происходящем от языка крайн, простонародном местном говоре, который когда-то использовался как язык торговли. Несколько предков Пелла писали на нем, поэтому Кэллом был вынужден изучить и это наречие. Вряд ли кто-нибудь еще сумел бы понять хоть слово мертвого языка, и сейчас это, несомненно, было к лучшему. Людям из города лучше не знать, что именно произнес Друзем.

Но Хазард выбрался из башни, за ним следовал Харнор.

— Эй, — тихо позвал Брент Пелла. — Скорей возвращайтесь сюда, вы, глупец!

Голова Друзема поднялась вверх, заостренные уши дрогнули.

— Да тут их больше, чем один. Хорошо. Жажду мою утолить смогут только тысячи.

Пелл хотел крикнуть им, чтобы они опять спрятались в укрытие, но голос выдал бы его местонахождение. Поэтому он просто махнул рукой в направлении башни, не проверив, послушались ли они, — лесник не осмеливался отвести взгляда от Друзема.

Монстр сделал несколько шагов к башне, отчего земля задрожала под его ногами, но затем остановился в нерешительности и наклонил голову набок.

— Заговорите-ка снова, малыши. У вас такие приятные голоса.

«Вот уж черта с два», — мысленно ответил Пелл. Он осторожно заставил коня попятиться, медленно обходя тварь сзади. Теперь он увидел остальных своих подопечных. Они сгрудились у основания башни, с ужасом глядя на Друзема. Пелл прижал палец к губам, но никто из его товарищей не обратил на это внимания. К счастью, от ужаса перед Друземом они потеряли дар речи. Может быть, мелькнула у него мысль, сам страх спасет их.

— В тот раз, — задумчиво бормотал Друзем, — был человек, который рыдал при виде моего величества. Возможно, он ослеп от моего вида, как ослеп я, глядя на последнюю битву. Однако не важно. Он рыдал, и он стал моим, и мою жажду на время утолила его душа, хотя она была такой жалкой. Недостаточно, чтобы отогнать сон, который тяжким грузом давил на меня и все еще продолжает давить.