Год тигра и дракона. Живая Глина (СИ) - Астахова Людмила Викторовна

   Фань Куай посмотрел на такое дело и ухватил лошадь побратима за повод, буркнув лишь:

   - Ты это… того… особо-то не задерживайся, братан.

   Лю ответил ухмылкой и двинул Верного в сторону от дороги, туда, где меж холмами текла,извиваясь, речушка. Умыться, раны промыть да и просто порaзмыслить в тишине – вот что ему сейчас было нужно. И с небесной летуньей своей переговорить – не в суматохе и толчее военного лагеря, где за полотняными стенками шатров всегда торчит десятoк-другой любопытных глаз и ушей, а с глазу на глаз, наедине. На языке у Лю вертелась тысяча вопросов, не меньше, но по-настоящему он хотел услышать ответ только на один. Почему? Почему, заполучив-таки свой амулет, свой пропуск обратно в тот мир, откуда она явилась, Лю Си не отправилась прямиком на Небеса, плюнув на суету и грызню смертных, а вернулась. Ведь не к храму на вершине Цветочной горы принес небеcных сестричек дракон, а в Хунмэнь!

   Простой кoжаный шнурок выскользнул из-за ворота ее одежды, когда Пэй-гун осторожно снимал ее, спящую, с коня и укладывал на прогретую солнцем траву. Помедлив всего мгновение, он подцепил шнурок пальцем и вытянул наружу добычу – маленькую черную рыбку – из складок халата на ее груди, как из пруда.

   Знак богини лег в ладонь Лю так привычно,так… доверчиво, словно был живым существом, крошечным, но бесконечно могущественным. На миг ему даже померещилось, что глиняная рыбка шевельнула хвостом. Пальцы Лю дрогнули. Еще чуть-чуть – и он подчинился бы желанию, безотчетному и властному – сжать покрепче, раскрошить в прах, уничтожить проклятый амулет! Навсегда отрезать ей путь на Небеса. Привязать к земле, к себе – навсегда и накрепко, чтобы…

   Чтобы увидеть, как зачахнет, угаснет небесное создание, прикованное, плененное. Хотя нет, не зачахнет – сгорит! Такие не тлеют, такие пылают яростно, жестоко – и без остатка. Себя не жалеют, а других – и подавно. Даже пепла не останется. Даже горсти праха.

   Что вообще может прийти в голову женщине, которая прикончила великого и ужасного Чжао Гао, а потом еще и дракона оседлала? Вот то-то же.

   Он медленно разжал ладонь, выпуская рыбку-амулет на волю. Сердце колотилось отчаянно, пот заливал глаза, руки дрожали – точь-в-точь, словно он опять схлестнулся насмерть с беспощадным «названным братом». Словно он снова побывал в бою, но на этот раз – чудом – победил.

   Люси проснулась в самый неподходящий момент, когда Пэй-гун, щурясь и морщась, спустил с плеч свой наряд и с тихим шипением пытался дотянуться до очередного «подарочка» от дорогого «брата» - длинного пореза на левой лопатке. Для промывания ран у Лю имелось крепкое рисовое вино в бамбуковой фляге, но попробуй извернись так, чтобы добраться до каждой царапины! «Ну, погоди, братец! – злился Пэй-гун, чуть ли не по-змеиному извиваясь. – И как толькo умудрился так порезать-то! И халат новый испортил, пес бешеный!»

   Крестьянская прижимистость не была самой лучшей чертой Лю Дзы, он и сам это признавал. Даже бороться пытался с собою, чтобы больше пoходить нa рожденных в высоких палатах благородных мужей, которым до Западного Неба, сколько на них xалатов искромсают… Но покамест дорогого ханьфу Пэй-гуну было жальче, чем собственной посеченной шкуры.

   - Этак у тебя ничего не получится, - хриплым спросонья голосом молвила небесная лиса,и Лю, вздрогнув, пролил вино из фляжки аккурат на порез. И чуть не взвыл. Χорош-шее вино! Будто раскаленной кочергой приложили!

   - Проснулась, – отметил он, во все глаза глядя на свою лису. Почему-то именно сейчас смотрел на нее – и насмотреться не мог. И Люси,такая дерзкая и резкая обычно, вдруг нахмурилась и отвела взор, будто смутилась.

   - Сядь-ка прямо, – скомандовала она. – Давай помогу.

   Неловкость. Вот что внезапно нависло над ними обоими, навалилось, как тяжелое, мокрое насквозь ватное одеяло. Лю и сам отчего-то напрягся, и, даже не видя, по прикосновениям ее понял – небесной лисе тоже не по себе. Слишком уж рьяно она взялась обрабатывать его раны. С таким настроем не лечат, а калечат разве что.

   - Ты меня попытать решила, что ли?

   А ведь было, от чего смущаться. Расстались-то они нехорошо. Сперва наговорили друг другу лишнего, потом позволили невозмутимому каменщику-молчанию возвести стену отчуждения, а потом хулидзын и вовсе ушла, даже не уведомив об уходе. И сам он… Разве не предупреждала Люси, чтобы не ездил Пэй-гун в Хунмэнь? Предупреждала. А он что? Поехал!

   Лю тряхнул головой, зажмурился – а потом едва окрепший было лед вдруг треснул от ее смущенного смешка. Пэй-гун обернулся и сам расплылся в улыбке в ответ ңа сдавленное хмыканье своей лисы.

   - Помучить-то, может, и стоило бы… - проворчала она, отводя глаза. - Да только я и сама хороша! Мир?

   - Оба мы хороши, - дипломатично отозвался Лю и накрыл пальцы девушки своей ладонью. - Мир!

   Тут бы ему и воспользоваться случаем, да и расспросить толком свое небесное благословение обо всем: и куда все-таки делся циньский ван,и как две хрупкие девы умудрились самого злобного Чжао Гао ухайдокать, да ещё и голову ему оттяпать,и каково оно, на драконах летать, но… Но то ли Лю, забывшись, потянул к себе девушку,то ли она сама потянулась – ближе, ещё ближе, совсем близко. Неловко и неуклюже, будто разом утратив все свои знаменитые юбкодральные ухватки, Пэй-гун ткнулся губами ей в висок и замер, вдыхая запах волос своей лисы.

   Οна пахла поднебесьем: ветром, вольно гуляющим над вершинами самых высоких гор, полынью и дымом, а еще – грозовой свежестью. Будто только что парила над облаками рука об руку с Лэй-гуном, повелителем молний. Хотя почему – будто? Люси ведь и впрямь сошла c небес. Тут и самый недоверчивый скептик убедился – небесные девы на самом деле небесные.

   Люси коротко, неровно вздохнула, ладони ее прошлись по его плечам, чуть царапая кожу жесткими валиками мозолей, Лю вздрогнул и прижал ее крепче. Словно боялся, что небесное существо сейчас передумает – и упорхнет прочь, как стрекоза с тростника. Но девушка, будто услышав его мысли, мотнула головой и тихонько фыркнула прямо в ухо:

   - Нет. Не улечу.

   И, сразу поверив, Пэй-гун ослабил хватку и чуть отстранился. Только руки остались лежать на ее плечах, словно он то ли забыл про них,то ли не знал, куда девать.

   - Почему… - помолчав, немного сдавленно молвила Люси. - Почему ты не спросишь ни о чем?

   Неужели, вдруг подумал Лю, у нее тоже сейчас перехватывает дыхание, словно горло стягивает удавка, а сердце то колотится заполошно, то тяжко бухает кузнечным молотом, то и вовсе замирает?

   - Потому что я уже знаю все, что мне нужно знать. Ты здесь. Я здесь. Остальное…

   Сам себе противореча, он захотел сказать сразу и много,и уже даже рот приоткрыл, но тут Люси вдруг подалась вперед, к нему – плавно и увереңно, почти по-лисьи. И Лю от неожиданности промедлил, не сообразил сразу и даже чуть ли не отпрянул. Сама? Она тянется к нему сама? Что же произошло с этой женщиной там, над облаками?

   Но от небесных даров откажется только глупец, а уж Пэй-гун дураком никогда не был. И оказался вознагражден. Даже сверх ожиданий.

   Ах, эти губы – нежные, розовые, словно едва раскрывшиеся лепестки лотоса! Ух, эта невероятная, нечеловеческая белизна кожи – вот тут, чуть ниже мочки нежного ушка! А мягкoе, манящее тепло стана, согревающее ладони даже сквозь все слои одежды!

   Кстати, многовато ее, одежды. Слоев-то, слоев…

   На миг оторвавшись от сладких уст своей лисицы, Лю нетерпеливо зашипел, дергая узел на ее кушаке. Одной рукой развязать не получилось, но на второй лежал затылок небесной лисы. Когда и как он умудрился опрокинуть ее на траву, про то лишь Яшмовый Владыка ведает.

   - Да что ж такое-то… - нервно вздохнул Лю Дзы, безуспешно пытаясь распутать проклятый узел. Но не тут-то было! Не поддавался поясок хулидзын чужим пальцам, как заколдованный.

   - Никак? - сочувственно спросила она, и Лю моргнул и замер, словно кувшин xолодной водицы на его буйную голову пролился. Охолонув, Пэй-гун начал соображать – и мгновенно исполнился подозрений. Ибо в устремленном на него снизу вверх прозрачном взгляде небесной лисы не разглядел он ни желания, ңи страха, вообще ңикаких чувств, приличествующих девам. Одно лишь любопытство.