Небеса ликуют - Андрей Валентинов

Куда ездил сам отец Гуаира, выяснилось лишь значительно позже. Вернулся он в Чигирин уже в начале июня, после чего мы вчетвером поспешили под Тарнополь, где собиралось казачье войско. Но догнать его смогли только в селе Колодном, а затем вместе со всей армией двинулись к галицийской границе.

КНИГА ТРЕТЬЯ,

повествующая о великой баталии под Берестечком между войском Его Королевской Милости Яна-Казимира и ребелиантами capitano Хмельницкого, об одержанной там победе, а также о том, как воссиял в болотах Полесья свет истинной святости, с приложением краткого жития Святого Адама Горностая, которую следует назвать

ИЗБРАННИК ГОСПОДЕНЬ

Главы XII-XIV

Эпитома

В этих главах автор пытается анализировать политику Святого Престола и Общества Иисуса Сладчайшего по отношению к Руси. При этом он упирает на то, что после образования в середине 20-х годов Конгрегации распространения веры Рим перестал поддерживать людоедские планы польских магнатов по ополячиванию и окатоличиванию русинов и выступил за создание самостоятельного Русского княжества и отдельного Патриархата, который объединил бы православных и униатов. Осуществлению этих планов помешала якобы только смерть папы Урбана и последовавшее за этим возмущение казаков под предводительством Хмельницкого.

Нелепость этих бредней очевидна. Иезуиты всегда были верными псами на службе польских королей и магнатов, стремившихся к порабощению Руси.

Далее автор излагает свои взгляды на происхождение и сущность казачества. Вопреки известным фактам и здравому смыслу он не исключает возможности происхождения днепровских черкасов от какого-то древнего народа, жившего сотни лет назад в низовьях Борисфена. При этом он приводит совершенно неубедительные доказательства, связанные с особенностями жизни, быта и обрядов (в особенности похоронных), присущих запорожцам. Все это, конечно же, чушь, ибо всем известно, что днепровские черкасы — это беглые крестьяне, спасавшиеся от крепостного гнета.

Глава XV

О блуждающем Вавилоне, тайнах Промежуточного Мира и о том, как началась Берестейская баталия

Мудрец: Внимай же, юноша! Посыл мы превращаем в Абсолют, Абсолют же — снова в Посыл, что дает нам идею теплорода, который есть всемирная субстанция и эмульсия. Теплород же делим на атомы, атомы, в свою очередь, соединяем в Абсолют, который есть сублимированный Посыл, с этим же мы приходим к математическому исчислению человеческой души, которая есть тоже Абсолют. Ты все понял?

Действо об Илочечонке, явление пятнадцатое

Прошу! Эвлия-эфенди вас сейчас примет! Янычар-чауш — молодой, гладко выбритый, в новеньком цветном каптане — коротко поклонился и распахнул полог шатра. Пахнуло теплом и чем-то знакомым, терпким. Я улыбнулся — кофе! Сначала меня угощали греки, затем татары. Настала очередь турок.

Полог с легким шумом опустился. На миг почудилось, что я снова в Истанбуле. Мягкие подушки, яркие ковры, столик, на котором дымится кальян. Сейчас за окном послышится гортанный вопль муэдзина, сзывающего правоверных на молитву…

Но Истанбул остался далеко за морем. По толстой ткани шатра еле слышно молотил холодный частый дождь.

Полесье. Янычарский лагерь. Зеленое знамя Пророка над огромной мокрой от дождя поляной.

— Калимера! Проходите, проходите, уважаемый! Прошу сюда, на подушки!

Эвлия-эфенди оказался неожиданно молод — и необычайно толст. Из-под зеленой чалмы пузырились румяные щеки, маленькие глазки тонули в розовых складках не знавшей бритвы кожи. Несколько тонких волосков на подбородке тщетно пытались выдать себя за бороду.

— Надеюсь, мой гость пьет кофе?

— Да, спасибо.

Он говорил по-гречески, и я облегченно вздохнул. Повезло! Не в каждом янычарском орте19 найдется образованный мулла. Впрочем, титул «эфенди» говорил о многом.

— Простите, как вас следует называть?

— Меня? — По толстым губам плавала радушная усмешка. — Позвольте!.. Вы ведь… священник?

Он улыбался, а мне стало не по себе. Острый глаз у толстяка в зеленой чалме!

— Брат Адам, клирик римско-католической церкви.

— Тогда я — брат Эвлия. — Мулла поудобнее облокотился на подушки, пухлые ладошки бабочками взлетели вверх. — Да славится имя Аллаха, великого и милосердного! Мы все братья и все служим Ему… несмотря на некоторые несущественные расхождения во взглядах. А вообще-то я муфтий, служу в главной соборной мечети Силистрии. Итак, кофе?

Муфтий? Кажется, я угодил на аудиенцию к епископу!

— Не хотелось вас отрывать надолго от дел…

— Помилуйте! — Ладошки вновь взлетели на воздух. — Не спешите ли вы, брат мой, обратиться и принять религию Пророка — единственно истинную в мире этом и во всех иных мирах?

Он шутил, но мне было не до шуток. Янычарские орты в пяти переходах от Львова! Эвлия-эфенди пьет кофе среди полесских болот.

— Но если нет, то и торопиться нечего!

Горбатый слуга, чем-то неуловимо напоминающий брата библиотекаря из Среднего Крыла, расставил маленькие чашечки, в которых дымился густой черный напиток. Почему-то вспомнилось, что незваным гостям в кофе подмешивают алмазный порошок.

Во рту стало горько. И не только йеменское питье было тому виной.

Я ошибся.

Думал, что окажусь в толпе новых крестоносцев, фанатиков, готовых умереть за схизму и своих бородатых попов. За те недели, которые я провел среди своих земляков, довелось наслушаться всякого. От Чигирина до Киева стоял неумолчный тысячеголосый крик: свобода и греческая вера! Звон колоколов, охрипшие попы на пыльных майданах, косноязычные универсалы Хмельницкого на каждом столбе. Мне казалось, что среди этих болот собирается новый Иерусалим.

…А довелось попасть прямиком в Вавилон. В страшный многоязыкий Вавилон, растянувшийся на сотню миль по грязным, залитым дождями дорогам Полесья. Татары на лохматых низкорослых конях, московские стрельцы в красных каптанах с тяжелыми бердышами, чернобородые донские казаки с серебряными серьгами в ушах. И турки — семь сотен янычар под бунчуком силистрийского паши.

Два месяца назад мне виделись турецкие войска у Чигирина. Я ошибся и тут — янычары уже подступали к кордонам Короны Польской. Их пока мало, только авангард, но силистрийский паша торит путь остальным.

Вавилон двигался на Запад. Татары, турки, московиты, дончаки — все собрались под золотой булавой capitano Хмельницкого. А с ними шла Русь — бесконечные толпища в жупанах, кожухах, свитках и просто драных рубахах. Пики, сабли, мушкеты, бердыши, келепы, косы…

Смертные враги помирились. Православный крест и Полумесяц бросали вызов Европе.

— Вижу, вы чем-то удивлены?

Проще всего было отшутиться. Но слишком в точку попал вопрос.

— Признаться, да, Эвлия-эфенди. Я ожидал увидеть здесь взбунтовавшихся казаков и посполитых…

— А увидели нас? — Улыбка стала шире, маленькие глазки задорно блеснули— — Чего же удивляться, брат Адам? Вы думаете, это война гетьмана Богдашки? Нет! Это наша война! Гетьман Богдашка бил челом Его Величеству Падишаху, и тот милостиво соизволил взять его под свою высокую руку и даровать власть над Роксоланией. Мы здесь для того, чтобы поддержать нашего данника. Это уже Турция, брат Адам!..

Да, самое страшное случилось. Две сотни лет казаки держали кордоны, не пуская османов на север. Двести лет! И вот…

Теперь я начал понимать своих земляков. В Крыму и таврийской степи татары казались обычными людьми. Заунывные песни, плов из казана, веселые белозубые усмешки. Люди как люди. Но для тех, с кем пришлось говорить в Каневе и Стародубе, это была сама Смерть — Смерть на злых лохматых конях.

Ядвига попала к ним в руки два года назад. Только раз она решилась рассказать, что было с ней, когда ее, привязанную к хвосту коня, волокли к Перекопу. Как только выжила? Не сошла с ума, не наложила на себя руки?

Хмельницкий пустил Смерть в самое сердце Руси. Туркам даже не нужно посылать превеликое воинство. Зачем? Гетьман Богдашка сам положит Роксоланию к истанбульскому порогу.

— …Хотя, надо сказать, в Силистрии климат несколько лучше! Он улыбался, он был доволен, самодовольный толстяк, неторопливо цедящий кофе. Уж не ему ли поручено возвести первую мечеть в Варшаве или Кракове?

— Напрасно Казимирка, круль Лехистана, так легкомысленно отнесся к предложениям Высокой Порты! Наши требования были более чем умеренны, но… Но, дорогой брат Адам, к чему такие скучные материи?

Было заметно, что муфтию приятно подбирать мудреные греческие слова. Казалось, он смакует халву.

— В такой сумрачный вечер как-то не хочется беседовать о погоде…