Магия и пули (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

Варвара, упиравшаяся ладошками в грудь техника, не сдержавшись рассмеялась. Веселье барышни Валентин истолковал как радость и согласие, потому прижал к себе. Через одежду она почувствовала, как мужчину ниже пояса переполнило желание. Надо что-то с этим делать.

Она вытащила правую руку вверх, и ее ладошка оказалась перед глазами навязчивого Ромео. Над ней вспыхнуло маленькое солнце, обдавшее жаром обожженное лицо техника. Вскрикнув, Валентин отшатнулся, разомкнув объятия.

Варвара опустила руку, но огненный шарик продолжал зловеще сиять в воздухе.

– Я могу забросить это вам в штаны. Будет очень больно.

– Любовь моя, простите… – он рухнул на колени. – Я забылся.

– Прекратите! – хмыкнула Варвара. – Встаньте и идите отдыхать. Завтра едем в Петроград. Не тратьте время на чепуху.

Глаза электрика налились слезами. Он так проникновенно рассказывал о своих чувствах, и они, выходит, чепуха?!

– Это из-за князя? – произнес, вставая.

– Нет, – ответила Варвара. – Мой жених ожидает меня в Туле. Завершу с заводом и вернусь к нему. Мой вам совет: поищите невесту по себе.

В дверях он бросил фразу:

– Я докажу вам, Варвара Николаевна, что достоин вас!

Оставшись одна, Варя взяла было книжку, но затем отложила. Испортил ей настрой упрямый недотепа. Она взяла букет от «жениха» и бросила его в ведро для мусора. Прислуга завтра уберет. Присела, погрузившись в размышления. Дела, дела… В газетах напечатали: германцы взяли Вильно! Завтра предстоит перерегистрация общества. «Санкт-Петербургское» следует поменять на «Петроградское» – название столицы изменилось. «Лучше бы с немцами воевали, а не с германскими названиями!», – подумала Варвара.

Вздохнув, она сняла халат и погасила свечи…

Наутро, у будущего радиоцеха, к Варваре подошел подтянутый гвардейский офицер. Высокий, с интеллигентным, вытянутым лицом. Прищелкнув каблуками, отрекомендовался:

– Поручик Бонч-Бруевич Михаил Александрович, слушатель Офицерской радиотехнической школы. Прикомандирован к вам по личному распоряжению великого князя Андрея Павловича, наслышанного о ваших затруднениях. Если впредь кто-либо из чиновников или подрядчиков отнесется к вам неуважительно, без промедления вызову на дуэль. Благо – опыт таковой имеется.

Поручик улыбнулся. Шутит, разумеется, но на шинели – знак в виде молнии. Осененный с даром электричества. И держится уверенно – мужчина знает себе цену.

Варвара, в свою очередь, представилась. Бог услыхал ее молитвы, наконец – прислал ей крепкое плечо. Поручик, практически ровесник Федора, взялся за дело с неукротимой энергией. И лишь недоумевал, отчего порой так злобно смотрит на него водитель «Де Дитриха».

Впервые увидав казаков на велосипедах, Федор испытал большое удовольствие. Осваивая новый транспорт, они выглядели примерно так, как он сам на пластунских занятиях. Кубанцы, натолкнувшись на препятствие, слетали с седла, падали, перелетали через руль или бились промежностью о верхнюю трубу рамы. Дамам этой боли не понять. Мастеру-оружейнику Степану пришлось освоить врачевание велосипедов, но пару штук списали вчистую, пустив остатки на запчасти. Хорошо, что Федор, предвидя поломки «самокатов», закупил их с запасом – целый грузовик, приехавший из Киева.

Освоив кое-как передвижение, кубанцы начали ездить по лесным дорогам – с винтовкой, пулеметом или автоматом за спиной. Слезали с «самокатов», стреляли по мишеням и катили дальше.

По рассказам Друга, в его мире на велосипеды ставили хитроумные механизмы, изменяющие передаточное число от каретки на колесо. Они позволяли медленно, но с куда меньшим усилием на педали, преодолевать тяжелые подъемы. Здесь же для подразделений, получивших в войсках наименование «самокатные», использовались простые аппараты, без какого-либо переключения передач. Тяжелые, но зато прочные. Обычный обыватель ни в жизнь не проехал бы там, где продирались пластуны с ногами, накачанными тяжелейшими марш-бросками и долгими танцами вприсядку. Федор колесил вместе с ними, но только налегке, имея при себе лишь револьвер.

Через неделю Степан Муха сделал для себя удивительное открытие – самокатчики умудрились отъехать верст на двадцать ко Львову, а потом вернуться, потратив всего несколько часов. Пешком бы шли с рассвета до заката. Устали, но сказать, чтоб сильно… Назавтра снова давили на педали, продолжив интересные занятия. Если бы те сорок верст прошли верхом, то на следующий день лошадкам пришлось бы дать отдых. Попытка вновь гнать их, да еще таким аллюром, закончилась бы смертью конского состава. Дистанции в десятки верст кавалерия преодолевает только шагом, самокатчики намного их быстрее. Выходит, человечья сила побеждает лошадиную! И не слышно топота копыт, разносящегося далеко. Хорошо смазанные велосипеды не скрипели.

Конечно, нет в жизни совершенства. На велосипед не положишь раненого, чтобы отвести беднягу в лазарет. Не поедешь на нем как о двуконь на лошади, когда запасная нагружена вьюком. А начнется непролазная осенняя грязь… Но пока лето только миновало середину, приближался август.

После очередного велопробега со стрельбой и бросанием гранат Федор практически без сил опустился на матрас в выделенной ему палатке. Почему-то его не донимали комары, вынуждавшие большинство офицеров в Яново ютиться в домах. Едва стащил сапоги, как у палатки раздался шум.

– К его высокоблагородию капитану Мышкину!

Появление целого полковника из императорской фельдъегерской службы, спрашивающего капитана, вызвало ступор у казаков Хоперского полка. Тот же, снявши летчицкий шлем, через низкий вырез в брезенте протиснулся внутрь палатки. Бесцеремонно посветил фонарем, сверяя лицо Федора с имевшимся фото.

– Вам два пакета, – сообщил он, удовлетворенный осмотром. – Содержимое первого надлежит немедленно изучить и уничтожить в моем присутствии. Второй оставляю.

Догадываясь, от кого может исходить корреспонденция, привезенная таким образом, Федор сломал сургуч на первом пакете. Внутри оказались два сложенных листка, исписанных мелким твердым почерком. Попросив полковника подсветить фонариком, Федор пробежал глазами текст. Это было даже не письмо и не приказ. Скорее – мольба в письменном виде.

Император сообщал, что после оставления Вильно в тыл германцев по его приказу отправилось несколько групп с единственной задачей: уничтожать магов. В двух было по три Осененных с разным типом дара, сопровождаемых казачьими офицерами с опытом походов по вражеским тылам. Еще послали семь обычных конных партизанских отрядов, состоявших из кавалерийских полусотен. Четыре – из пеших добровольцев.

Не вернулся ни один человек. Предполагается, что все погибли. Урон германским магам, укрытых в подвижных броневых куполах, удалось нанести артиллерией, что замедлило продвижение врага от Вильно в сторону Риги. Но кайзеровцы придумали хитрость: на позиции движется с десяток куполов, а маги прячутся в двух или трех. Поди угадай – в каких, пока не начнут швырять огонь.

Разведка доложила, что у кайзера осталось всего три или четыре магических взвода, возглавляемых магистрами. Каждый может обеспечить прорыв фронта на участке в пару километров. Кроме того, немцы изменили тактику: проламывают нашу оборону и пускают вглубь русских земель конницу. Та производит опустошение. У немцев стало меньше ресурсов, чем в первые дни войны, но российские тоже иссякают. Безвозвратные потери составили свыше миллиона человек, сказывается нехватка оружия. Промышленность переходит на военные подряды, но не хватает времени… Потому эшелонированной обороны между Вильно и Ригой не наладить. Прорвавшихся на простор кайзеровских всадников перехватывают с трудом.

В тоже время единственный пластунский отряд с единственным же Осененным, имеющим опыт в истреблении германских магистров, загорает под Яновым, – прочел меж строк Федор. Хмыкнув, подумал про себя: а кто его сюда направил? Просился на германский фронт, в ответ услышал: без сопливых обойдутся. Его идея хороша, но воплотят ее другие. С его Щитом лишь австрияков по тылам гонять. Да что теперь…