Зима 1237 - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Братцы, давай за ними, только осторожно! Нельзя, чтобы нас заметили раньше времени!
Начинается самое напряженное – тайное преследование противника, когда предательский хруст ветки, крик встревоженной птицы или даже обостренное восприятие кого-то из мокшан, кто просто оглянется, почуяв опасность со спины, может сорвать весь замысел! И только сейчас приходит понимание того, в какую же авантюру я втравил, считай, всю дружину со своим убойным планом.
Впрочем, мы только и успеваем, что растянуться в цепочку и начать двигаться вслед также цепью пробивающимся сквозь снег поганым, как впереди раздается встревоженный возглас и тут же – чей-то предупредительный крик. Меж тем расстояние между нами и врагом составляет все еще под сто метров, разве что чуть-чуть меньше…
Я взвыл от отчаяния – заметили, гады! – но в этот же миг лес огласил звонкий и такой родной крик пустельги! А мгновение спустя на противника обрушился залп стрел лучников Кречета, все это время дожидавшихся врага, укрывшись за высокими сугробами и наиболее толстыми древесными стволами… Все-таки не ошибся я ни с выбором места засады, ни с началом движения группы. Вовремя мы зашли им в тыл!
Но, несмотря на первый успех, несколько секунд я напряженно вслушивался в крики раненых и проклятия поганых, при этом случайно заметив на удалении справа движение лыжников Микулы. Сейчас самый важный вопрос: зацепили наши старшего вражеской полусотни или нет?!
Проходит примерно минута изматывающего ожидания, за время которого сотня Кречета успела дать не менее четырех залпов по принявшимся отчаянно улепетывать ворогам, но предательский рев рога, способный предупредить тумен о грозящей опасности, так и не раздался. Молодцы наши ребята, вняли моим предупреждениям, сумели вычленить наиболее плотную группу противника, держащуюся подле вожака, и ударили по ней первым залпом! А значит, все идет по плану… Слава Богу!
Вскоре дело дошло и до нас: замерев на месте, оба десятка начали расстреливать слишком медленно прыгающих (бегом это никак не назовешь!) по снегу мокшан. Я стараюсь наравне со всеми, справа помогают вои Микулы, а сзади врага догоняют на лыжах лучники Кречета! Обстрел не прекращается ни на мгновение, и очевидно, что столь быстрый расход стрел будет стоить нам очередной партии срезней…
Так оно и вышло: срезни, считай, все подчистую остались в снегу и в телах истребленной мокши, однако оно того стоило: прежде чем разведчики поганых успели бы достигнуть цепочки моих воев или даже просто поравняться с ней, враг просто… кончился.
– Скорее, к реке! Надо постараться успеть!!!
Несмотря на то что большинство татарских туменов представляют собой целый конгломерат покоренных из половцев, хорезмийцев, туркменов, той же мокши, в каждой «дивизии» татар есть определенное число именно монголов. Прежде всего это сотники и часть десятников, но помимо них – личная охрана чингизидов или нойонов, колеблющаяся от пятисот до тысячи гвардейцев-тургаудов! Есть они и в передовом тумене, в самом хвосте держатся плотной компактной группой… Да, собственно, вот они, как на ладони на льду реки, голубчики. Даже на марше облачались в свои приметные ламеллярные брони «худесуту хуяг» (что означает «прошитый панцирь»), кстати, возможно, именно из-за наших нападений. Иначе зачем им ходить в металле на морозе… Да и по лицам монголов довольно легко отличить от европеоидных половцев да мокшан!
При виде просторного, богато украшенного шатра, перевозимого на широкой повозке, что тянет десятка два быков, у меня прямо сердце забилось радостно-радостно, часто-часто! Ведь не иначе как ханский шатер, потому и посреди тургаудов следует!
– Стрелы перед собой в снег воткните. Но пока повозка с нами не поравняется, молчим, не высовываемся!
Минуты волнительного ожидания в очередной раз изматывают, но вместе с ним я испытываю и мрачное удовлетворение. Со слов единственного взятого с боя разведчика, головной тумен ведет чингизид Бури – даже не внук, а правнук Чингисхана. Не иначе как на погибель себе ведет, а коли сегодня и уцелеет, пронские леса запомнятся ему надолго…
– Приготовились.
Моя негромкая команда разносится по рядам воев, следуя к Кречету, в этот раз уступившему мне старшинство. Дождавшись, когда в центре отряда, укрывающегося за деревьями, упреждающе вскинет руку Микула, я легко встряхнул плечами, словно сбрасывая с себя лишнюю тяжесть, и, неспешно выпрямившись, развернулся к реке левым боком, привычно расставив ноги на ширине плеч. Вскинув лук, одновременно с тем натягиваю тетиву с наложенной на нее стрелой с граненым наконечником и прицеливаюсь по неспешно ползущему по льду Прони ханскому шатру, интуитивно выбрав нужное упреждение – чуть ниже и правее его остроконечной маковки.
– Давай!
Срывается в воздух моя стрела, полетев в сторону реки, а следом за ней из чащи, раскинувшейся на высоком берегу, вылетает смертоносный рой еще из полутора сотен бронебойных! Спустя всего секунду убийственный град врезался в плотную массу всадников, окруживших шатер, а стрелы моего десятка пробивают его полог!
Испуганные крики, и крики боли, и зов о помощи, и призывы защитить темника, рев и ржание лошадей… Все это в одно мгновение сливается в какой-то чудовищный гвалт, повисший над рекой! Но только монголы принялись спешно перехватывать щиты из-за спин, стремясь защитить грудь, и только бросились верные нукеры к шатру, надеясь даже собственными телами закрыть чингизида, как в спину им ударил залп из полсотни арбалетных болтов, вылетевших из леса уже с противоположного берега! А спустя всего удар сердца сверху на тургаудов обрушился уже второй заряд оперенной смерти…
Каждый из нас успел отправить в полет по три стрелы, прежде чем монголы смогли закрыться щитами и ворваться в шатер, но последовавший за ним страшный, испуганный вопль, в котором слились и отчаяние, и гнев, и страх, известил меня об успехе главной нашей миссии! Тратить остаток стрел, большинство которых вопьется уже в щиты, я решил нецелесообразным. И так на лед Прони пало уж точно не менее полутора сотен тургаудов! Правда, это считая и потери от обоих залпов арбалетчиков, но все же…
– Уходим! Уходим быстрее!
Я прижал к губам собственный рог – и над рекой раздался его резкий звук, упреждающий ельчан, чтобы они отступали. Но думаю, его надолго запомнят и монголы, ибо голос рога был словно боевой клич! Клич, известивший врага, что ему не будет покоя на Русской земле, что справедливое воздаяние, смерть придет за любым
