Самый темный вечер в году - Дин Кунц

— Все дело в генах, Билли. Если у тебя хорошие гены, ты можешь есть только жареный сыр и пончики и все равно доживешь до ста лет.

— Судя по тому, что я вижу, у тебя хорошие гены, — улыбнулся ей Билли.

Из похоронного бюро на «Кадиллаке» Шамптера он поехал в отель, где забронировал роскошные апартаменты на имя Тайрона Слотропа.

Оставил «Кадиллак» дежурному, дал клерку за регистрационной стойкой выданную Слотропу кредитную карточку «Америкен экспресс» и получил ключ. Держа в левой руке белый пластиковый мешок, поднялся на лифте и вошел в люкс.

Харроу хотел увидеть все, что лежало теперь в мешке, особенно фотографии прошлой жизни Эми Медуинг. И пока Билли не передал Харроу мешок, его следовало хранить в безопасном месте.

Люкс включал в себя огромную, заставленную дорогой мебелью гостиную, две большие, заставленные не менее дорогой мебелью спальни и две ванные комнаты, которые сверкали мрамором и зеркалами.

Билли не нуждался во второй спальне и ванной. Не нуждался он и в «Хаммере», но в его личной коллекции автомобилей их было три. А еще ему принадлежал таймшер[28] в реактивном самолете, так что он никогда не летал регулярными рейсами.

Билли любил развлекаться. Вся его философия базировалась на принципе «Живи весело». К таким развлечениям относились и квоты углекислого газа.

Через Харроу Билли приобщился к торговле этими квотами. У него были четкие договоренности с тремя племенами, проживающими в отдаленных частях Африки, согласно которым эти племена брали на себя обязательство высаживать огромное количество деревьев и жить без водопровода, электричества и автомобилей, работающих на продуктах переработки нефти. Ущерб окружающей среде, который они могли бы нанести, но не наносили, продавался звездам музыки и кино и другим людям, которые радели за окружающую среду, но, в силу своей профессиональной деятельности, все же наносили ей ущерб.

Билли продавал квоты углекислого газа и себе, через сложную систему КОО[29], ТОО[30] и фондов, тем самым значительно снижая сумму подоходного налога. И более всего его радовал тот факт, что доходами от продажи квот углекислого газа ему не приходилось делиться с африканскими племенами. Потому что в природе этих племен не существовало.

В люксе его дожидались два чемодана. Он запаковал их тремя днями раньше и направил в отель, воспользовавшись услугами «ФедЭкс»[31].

Кроме того, в люксе Билли нашел цветы в каждой комнате, серебряные вазы со свежими фруктами, коробку превосходных шоколадных конфет, бутылку шампанского «Дом Периньон» в ведерке со льдом и на прикроватном столике в главной спальне только что изданный роман одного из его любимых писателей, который он попросил купить.

Вроде бы Билли Пилгриму, который вселился в люкс, как Тайрон Слотроп (он ждал возможности использовать эти имя и фамилию не один десяток лет[32]), следовало пребывать в превосходном настроении, но как-то не складывалось.

События в похоронном доме должны были развеселить его, но не вызвали и улыбки.

Депрессии он не ощущал, но и радости — тоже. Эмоционально соскользнул в нейтральную зону.

Туда он попал впервые. Сидел в роскошном номере, а внутри образовалась пустота, на том самом месте, где всегда была радость, и это нервировало.

С того самого странного инцидента, причиной которого послужили рисунки Маккарти, радость избегала его. Он продвигался вперед на привычной скорости, как всегда, балансируя, образно говоря, на краю пропасти, совершал преступление за преступлением, но радость исчезла.

Жизнь свою он видел романом, черной комедией, захватывающим повествованием, высмеивающим власти всех мастей. Он вдруг оказался в неудачной главе. И от него требовалось перевернуть страницу-другую, начать новую главу.

Возможно, только что вышедший роман, который лежал на прикроватном столике, помог бы выбраться из нейтральной зоны. В одном из чемоданов лежали одежда и личные вещи, а вот во втором — оружие. Возня с оружием тоже всегда поднимала настроение.

Пройдя в спальню, Билли сел в кресло, переводя взгляд с книги на прикроватном столике на чемодан, набитый смертоносными игрушками, и обратно.

Под ложечкой сосало. А если роман не сможет вернуть ему радость, если разборка и сборка оружия не вольют бодрость духа? Тогда он оказался бы в тупике.

Тупик — это жутко. Место, откуда нет выхода. Но в действительно реальной жизни таких мест просто не существовало. Поскольку только он устанавливал правила, по которым жил, Билли мог придумать новые правила взамен старых, которые ему обрыдли, и начать новую жизнь, вновь приносящую веселье и радость.

Он слишком много думал, заставляя себя нервничать.

Если что и имело значение, так это само действие, не причины, его вызывающие, и не следствия, им вызванные. Никаких причин не существовало, следствия не имели никакой важности.

Билли взял книгу. Тем самым допустил первую ошибку.

Глава 48

В самом начале третьего Эми очнулась от сна, полного хлопанья крыльев. У нее перехватило дыхание. В первый момент она не могла понять, где находится.

Лампу на угловом комоде превратили в ночник, накрыв ее полотенцем.

Санта-Барбара. Мотель. В конце концов они нашли такой, где разрешали останавливаться с собаками. Взяли последний свободный номер.

Брайан наконец-то уложил ее в кровать, но это была отдельная кровать, одна из двух в номере, и спала она под охраной собаки.

Стряхивая остатки сна, Эми подумала, что хлопанье крыльев слышалось в комнате, а не во сне. Такого, конечно, не могло быть, потому что Брайан в другой кровати и Никки рядом с нею вроде бы спали.

О сне она ничего не помнила, только хлопанье крыльев. Во сне, должно быть, вернулась в Коннектикут, и чайки, скорее всего, вновь взметнулись в воздух.

Согласно теориям психологов и специалистов по сновидениям, человек не может увидеть во сне собственную смерть. Он может оказаться в смертельной опасности, но в критический момент всегда просыпается. Даже в снах, утверждали они, человеческое эго оставалось слишком упрямым, чтобы признавать свою смертность.

Эми, однако, видела во сне, что она умирает. Несколько раз, и всегда — в ту ночь в Коннектикуте.

Вероятно, она подсознательно испытывала жажду смерти. Эми это не удивляло.

В ту зимнюю ночь, почти девятью годами раньше, она боролась за жизнь и выжила. Потом на какое-то время, ирония судьбы, но ничего не поделаешь, перестала понимать, ради чего живет.

В дни, последовавшие за той ночью, Эми задавалась вопросом: а почему она так отчаянно сопротивлялась? Смерть была бы куда легче жизни. Боли, которая едва не разорвала ее, она могла бы избежать, подставившись под нож.