О скоротечности жизни - Луций Анней Сенека
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5. (1) Спросишь: «К чему ты все это ведешь?» – к тому, чтобы никто не считал себя недосягаемым для гнева: самых ровных и спокойных от природы людей он заставляет лютовать и бесноваться. Никакая телесная крепость, самая тщательная забота о здоровье не спасает от чумы: она равно нападает на хилых и на силачей – точно так же и гнев угрожает как беспокойным, так и уравновешенным и даже вялым по нраву людям; для последних гнев тем опаснее и тем позорнее, что больше в них меняет.
(2) Итак, прежде всего надо научиться не гневаться, во-вторых, избавляться от гнева, в-третьих, исцелять от гнева также и других; соответственно и я расскажу сперва о том, что нужно делать, чтобы не поддаваться приступам гнева, затем – о том, как совсем от него освободиться, и, наконец, о том, как удержать и усмирить разгневанного и вновь привести его в здравый ум.
(3) Для того чтобы мы были в силах не поддаться очередной вспышке гнева, нам нужно то и дело представлять самим себе все пороки, связанные с гневом, и давать ему верную оценку. Мы должны обвинить его перед нашими собственными глазами и осудить; до мелочей выявить все то зло, какое он нам приносит, и вытащить его на свет. А чтобы заставить его обнаружить свою сущность, следует сравнить его с худшими из пороков.
(4) Стяжательство приобретает и копит, но в конце концов кто-то лучший, чем оно, воспользуется его накоплениями; гнев растрачивает, и немногим он обходится даром. От гневливого хозяина сколько рабов убегает, и скольких он сам убивает! Насколько больше потери от гнева, чем от того, что послужило гневу причиной! Гнев приносит отцу траур, мужу – развод, магистрату – ненависть, кандидату – провал на выборах. (5) Гнев хуже роскоши, ибо она наслаждается собственными удовольствиями, а он – чужими скорбями. Гнев далеко превосходит и злобу, и зависть: ибо они желают, чтобы кому-то сделалось плохо, а он желает сам сделать плохо; они радуются несчастным случаям, он не может ждать случая – ему мало, чтобы врага поразил удар: ему надо нанести удар самому. (6) Что может быть тяжелее вражды? – А ведь ее порождает гнев. Что может быть страшнее войны? – Но ведь война – это прорвавшийся гнев власть имущих. Впрочем, даже плебейский частный гнев – это та же война, только без оружия и без войска.
Кроме того, гнев, стремясь покарать кого-то, карает в первую очередь самого себя, и это относится не только к его последствиям, таким как имущественные потери, склоки, вечное беспокойство из-за взаимного соперничества и раздоров, все это можно даже не упоминать, главное – гнев противоречит человеческой природе, ибо она побуждает нас любить, а он – ненавидеть, она велит нам приносить добро, а он – зло. (7) Не забудь и о том, что, хотя гневное возмущение проистекает из чрезмерно высокой самооценки и со стороны кажется проявлением высокого духа, на самом деле оно свидетельствует о ничтожной и мелочной узости: ибо если мы полагаем, что кто-то выказал нам презрение, мы не можем не быть мельче его.
Напротив, великий дух, ценящий себя по-настоящему, не карает обидчика, ибо не ощущает обиды. (8) От твердой поверхности отскакивают копья, а наносимые по ней удары причиняют боль бьющему; точно так же ни одна обида не в силах заставить великий дух почувствовать боль, ибо любая обида будет менее твердой, чем то, куда она метит. Насколько прекраснее прочих душа, подобная непробиваемому панцирю, от которой все обиды и оскорбления отскакивают, не удостаиваясь даже ее внимания! Мщение есть признание, что нам больно; не велик тот дух, который может согнуть обида. Обидчик либо сильнее тебя, либо слабее; если слабее, пощади его, если сильнее – себя.
6. (1) Самый верный признак величия души – когда нет такой случайности, которая могла бы выбить человека из равновесия. Высшая часть мира, та, что ближе к звездам и где больше порядка, не затягивается тучами, не взметается бурями и не закручивается вихрями: в ней никогда не бывает смятения, молнии свирепствуют внизу. То же самое относится и к возвышенному духу: он всегда спокоен и недвижим в своей тихой устойчивости; все, что питает гнев, он оставил далеко внизу, а сам скромен, упорядочен и внушает уважение – качества, которых ты никогда не найдешь в разгневанном человеке. (2) Кто, отдавшись своей боли и пылая яростью, не отбрасывает первым делом стыд? Кто, обрушиваясь на другого в смятении гневного порыва, не бросает прочь все, что внушало к нему уважение? Кто в возбуждении помнит число и порядок своих обязанностей? Кто сдерживает свой язык? Кто владеет хоть какой-нибудь частью тела? Кто, дав себе волю, в состоянии управлять собой? (3) Нам пригодится весьма полезное наставление Демокрита, в котором он доказывает, что покой достижим лишь тогда, когда мы не будем много или сверх наших сил заниматься ни частными, ни общественными делами[195]. У того, кому приходится бегать по многим делам, ни один день не проходит настолько счастливо, чтобы кто-нибудь или что-нибудь не задело его – а именно от этого в душе рождается гнев. (4) Если вы, спеша куда-то, пойдете по многолюдным улицам города, вы непременно налетите на многих прохожих, где-то непременно поскользнетесь, где-то застрянете в толпе, где-то вас обрызгают грязью, – точно так же и в беспорядочной суете нашей жизненной деятельности нас ожидает много препятствий и много стычек. Один обманул наши надежды, другой не дал им сбыться, третий перехватил себе то, к чему мы стремились; все сложилось не так, как мы предполагали, и потекло не туда. (5) Фортуна никому не бывает предана настолько, чтобы отвечать всякой его смелой попытке. И выходит так, что человек, чьи предположения в чем-либо не оправдались, раздражается против людей и вещей, теряет терпение и по самым пустяковым поводам вспыхивает гневом то на какую-то личность, то на место, то на судьбу, то на себя. (6) Итак, чтобы душа могла успокоиться, не следует утомлять исполнением многих дел или стремлением к тому, что намного превышает наши силы. Нетяжелый груз легко взвалить на спину и нетрудно удобно пристроить, чтобы он не
