Времена не выбирают - Елена Валериевна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интермедия
— Ну и о чём вы, если не секрет, разговаривали?
— Жень, не поверишь, — улыбка старшей сестрицы была и мечтательной, и весёлой одновременно. — О стекольном заводе.
— О чём?!!
— Я же говорила — не поверишь…
7
— …и быть на новолетие фейерверкам, да ружейной и иной стрельбе, да чтоб без пуль, едино лишь порохом, да гуляниям всеобщим, пусть по полуночи 1 Генваря обыватели поздравляют друг друга с наступлением новаго 1701 года от Рождества Христова. И после молебного пения в благодарение Богу за Его милость в году минувшем учинять украшение домов своих ветвями сосновыми, еловыми и можжевеловыми… Блин, вот кого бы он учил Новый год встречать!
«Немезидовцы» посмеивались и готовились к празднику без всяких указов. Стас Орешкин, забежав на полчаса в «располагу», авторитетно заявил: «Салют будет почти как у нас, обещаю». Не хватало только шампанского, мандарин и салата «Оливье», но настроение у всех было предпраздничное: для них это был первый за долгое время Новый год не на боевых позициях — чтобы отбивать у противника охоту «поздравлять» их родной город с праздниками. Ёлочка в казарме наличествовала, украсили её самодельными «снежинками», вырезанными из бумаги, и сладкими подарками для «детей полка». Свечи по причине своей крайней пожароопасности, из списка ёлочных игрушек были исключены.
Приказ Петра их повеселил. Складывалось ощущение, что государь действовал по принципу «повторение — мать учения». Свой же указ от 20 января 1699 года он дословно не воспроизводил, но снова повелевал подданным, как надо правильно праздновать Новый год. Такую бумажку, отпечатанную в царской типографии, где работали на устаревшем ещё при Алексее Михалыче оборудовании, принесли и в гвардейские полки, где и зачитали. «Немезидовцев» она знатно позабавила. Новенькие, люди своего времени, их юмора не поняли: мол, а если кто «слово и дело» выкрикнет и вам припишут хулу на государя? На что получили ответ — дескать, нет здесь никакого оскорбления величества даже близко, просто люди радуются празднику. Ну, а если найдётся дурак, который с доносом куда-то помчится, то сам себе неприятности организует. Новонабранные только диву давались такой свободе слова в отдельно взятом подразделении, но довольно быстро к этому привыкли.
Кто был совершенно счастлив от новомодного праздника, так это кабатчики и владельцы продуктовых лавок. Первые водрузили ёлочки чуть ли не на крыши своих заведений, и с самого утра, после молебна, к ним повалили посетители, радовавшиеся законной возможности лишний раз загулять. Вторые только успевали выкладывать товар на прилавки и считать выручку. Ещё радовались дети, которым перепадало свежей выпечки и засахаренных долек «заморских» фруктов. Радость испытывали и солдаты, которым не надо было в караул — тоже лишняя возможность подгулять, дополнительный выходной. Радовались иностранцы с Кукуя — теперь не они одни в Москве будут праздновать как положено. Но никто не понимал и не принимал того смысла, который вкладывался в Новый год изначально. Кроме гостей из будущего. Нет ничего удивительного, что Пётр Алексеич зачастил к ним в гости. С ними он чувствовал себя, можно сказать, как дома. Были, правда, и нюансы, но все считали это допустимыми издержками контакта разных цивилизаций…
Интермедия
— …Ты на днях познакомил меня с Леонтием Филипповичем[27]. Помнишь, я ещё сама упросила. Шутка ли — по его учебнику дети две сотни лет арифметике учились. Он крестьянский сын, и как же ему дико повезло, что ты его встретил и оценил по достоинству… А скольких таких, как он, на конюшне запороли — за то, что шибко умные! Сколько таких остались при барине в роли учёной обезьянки! В Европе твоей любимой от крепости отказываются, а ты что творишь?
— Куда лезете? — гневно загремел Пётр. — Хорошо вам там, сытым да богатым, рассуждать о свободе! А мне державу с кем поднимать? Кто служить станет? Кто — строить? Кто — хлеб растить? Нет в нашей России полутораста миллионов граждан, хорошо если десятая часть от того, да и те хотят, чтоб всё было как встарь! Потому здесь будет так, как я скажу! Не хотите крепостными владеть — не владейте, но в дела нынешние, касаемые сего, не лезьте!
Он много чего ещё мог бы сказать, если бы продолжал видеть в глазах девицы прежний сдерживаемый гнев. Но теперь там была …заинтересованность. Ход мыслей людей будущего иной раз ему был непонятен ещё больше, чем нежелание владеть землёй и крепостными.
— А знаешь, — внезапно сказала Катерина, оставив свой гнев, — проблема нехватки рабочих рук в твоём случае может из недостатка обратиться в серьёзное преимущество.
— Поясни.
— Я вспомнила, чем заканчивалось внедрение мануфактур со станками в той же Европе, — сказала она. — Цеховые бунтовали, ломали станки, так как те отнимали у них заработок. Народу, видишь ли, там много, никому не хотелось терять работу. А у тебя как раз мало. Потому механизация пойдёт только в плюс. Конечно, не так, как у нас — один человек с техникой заменяет сотню нынешних крестьян — но если даже один за пятерых… Сколько людей после этого пойдёт в армию, на мануфактуры? Да не на верёвке, а за заработком …и волей?
— Знаешь, в чём вы без конца ошибаетесь? — спросил государь, нервно дёрнув щекой. — Вы, свободные духом, судите по себе. А здесь рабы, от рождения и до смерти, во всяком сословии, — он произнёс это с гримасой такой лютой ненависти, что мог бы напугать кого угодно. — Ежели дать крестьянам вольный выбор меж привычной сохой и машиной, они точно так же её разобьют, как те европцы, и будут жить впроголодь, как ранее. Потому что не от предков, не праведно, не свято! — снова с ненавистью сказал он, как плюнул, грохнув по столешнице кулаком. — Поможете сие сломать — вам все потомки будут вечно благодарны.
— В нашем прошлом это тоже казалось чудом, — произнесла девица. — Но совершили его не солдатские команды, а школьные учителя. Такие, как Леонтий Филиппович. Мы — плоды всеобщего просвещения. Рискнёшь на такое посягнуть? Учти, процесс небыстрый, задачка на десятилетия. Хотя как раз ты имеешь все
