Жизненное пространство - Алексей Колентьев

— Доброго дня, пан Васильев! Смотрю, все приходит в норму. Как пострелял?

— И тебе не хворать, пан Григорий. Нормально отработал — мастерство не пропьешь. Скажи своему канадскому гостю, что в клуб к нему я не пойду. Если он готов обсуждать дела, то встречаться будем здесь.

Кацуба крякнул, взял стул и, приглашая меня присесть напротив, сказал:

— Антон, Хиггс не тот человек, которому я могу приказывать или ставить условия. Надо идти, иначе сделки не будет. А взвод головорезов, который он притащил с собой в нарушение нашего нейтралитета, войдет в оазис из-за «колючки» и зачистит и тебя, и всех нас. Ставки в этом деле очень высоки, и если придется, они созовут сюда всех своих прихвостней из наших, и даже немчура с французами подтянется по какому-нибудь мандату Совета Европы. То, что есть в Зоне, нужно им очень сильно. Сам понимаешь: штамповка «унисолов» вкупе с революционным боевым комплексом — это очень большой приз. И мы вынуждены будем его отдать: наши в Киеве и так поделятся всем, что новые друзья ни попросят, но вот если разработка уйдет к москалям…

Реакция не выручила Кацубу на этот раз — открытой ладонью правой руки я «поправил» ему морду. «Безопасник» полетел на пол, даже не пытаясь лапнуть кобуру. Отключка на пять минут была гарантирована. Я подошел к лежавшему навзничь телу, обыскал. Диктофон, нож, дорогой S&W[73] (вороненый, боевой ствол, а не пижонская никелированная игрушка). Сам по себе пистолетик — ничего особенного, таким иногда пользуются амеровские менты, из тех, что посостоятельнее. Выложил все это на стол, предварительно вынув магазин и выщелкнув досланный патрон из ствола пистолета.

Ждать пришлось не долго: Кацуба зашевелился, выматерился, поднимаясь на ноги, и пошел на меня. Может, надеялся на реванш? Описывать рукопашную схватку двух профессионалов бессмысленно, все закончилось быстро: на этот раз я порвал «безопаснику» связки голеностопа левой ноги. А когда он успокоился и перестал орать, перенес его на диван у дальней от входа в дом стены.

— Знаешь, Григорий, что интересно: я тут уже месяца полтора, и ни разу никто не высказался плохо насчет «москалей». Надеюсь в следующий раз на более э… деликатное отношение к моим корням. — Произнеся это, я улыбнулся, и Кацуба весь подобрался, предполагая, что я хочу его добить. — Нет, Григорий, если бы я хотел, то сделал бы это сразу. Расслабься. Сейчас я позову кого-нибудь из твоих парней, и ты поедешь лечить рану. А если надеешься отыграться за счет численного преимущества… Вот, возьми. — Я бросил ему на колени его пистолет и вынутый ранее магазин. — Лучше попробуй убить меня сейчас, потому что потом тебе точно не жить, и быстро ты не умрешь. Обещаю.

Кацуба вставил магазин, дослал патрон и убрал пистолет в кобуру. Затем прицепил ее на прежнее место на поясе и с напускным безразличием попросил:

— Остальное отдай. Нужен ты мне больно, разборки с тобой затевать. Ловко это у тебя получилось. Нас такому не учили. Что это?

— Добрые люди показали. Давно, в учебке еще.

— Научишь?

— Нет, извини, на это время нужно, а ты теперь недельку точно прохромаешь. Давай к делу: скажи своему гостю, раз все так серьезно, что я приду на встречу. Где он предпочтет говорить?

— Сегодня в полночь. В клубе будет особый вечер, только для него и его хозяина, Эдвардса. Он какая-то «шишка» в концерне «Advance Research». Там и будет разговор. Денег они тебе точно дадут, только вот получишь ты их или нет — не уверен.

— Я приложу к этому все силы. Думаю, что получу. — Я помимо воли улыбнулся. «Безопасника» снова передернуло, он поморщился.

— Не скалься, смотреть тошно.

— Потерпи немного. Не так часто мне бывает весело. Ладно, до вечера. Прощевай, пан Григорий.

На крыльцо влетели двое охранников из штата «Теремка». Увидев шефа в весьма плачевном состоянии и меня с автоматом в руках, оба напряглись. Но Кацуба махнул рукой, и они, бросая на меня злые и удивленные взгляды, подхватили шефа под руки и увели из дома. Первый шаг был сделан: само собой, никакие прозвища и клички меня не задевали. Просто просчет ситуации говорил, что «представителем интересов», скорее всего, выберут именно Кацубу. Убивать его мне совершенно не хотелось. Амеры и их прихвостни всегда старались вбить клин между народами бывшего Союза. Принцип британских колонизаторов — «разделяй и властвуй» — прекрасно работал и в новом тысячелетии. Кидаться на людей только за прозвища — не мое. Но это был просчитанный амерами момент: стычка москалей и хохлов на пустом месте по пустому поводу, такое они воспримут как должное.

Прервал мои размышления стук копыт: Лесник возвращался с обхода территории. Я уже успел разрядить и почистить автомат, запер его и АПБ в оружейный шкаф. Нужно было попросить у Богдана какую-нибудь одежонку, раз уж придется выйти в свет, так сказать. Лесник уже расседлал Орлика и теперь чистил лоснящуюся угольно-черную шкуру жеребца.

— Вечер добрый, Богдан.

— Добрый, добрый. — Вести в околотке разносились моментально: о моей стычке с Кацубой уже знали все. Голос у Лесника был недовольный. — Ты чего озоруешь, а? Григорий — мужик правильный, пиндос тебя сразу в подвал предлагал посадить, а он отговорил. А ты его покалечил. И почему? Всех, Антон, как-то прозывают. Вас москалями, нас хохлами, белорусов, вон, бульбашами кличут. А ты в драку полез.

— Думаю, что Кацуба мне потом спасибо скажет и горилка с салом на моем столе переводиться не будет, благодаря его стараниям. Но на все нужно время, Богдан. Не серчай, последствий никаких не последует: я им нужен живым. Ты вообще тут ни при чем. Обойдется как нибудь. Я чего хотел-то: дашь мне что-нибудь из гражданской одежды? В клуб ваш сходить. В «камке» буду э… сильно выделяться.

Лесник выделил мне довольно приличные темно-синие джинсы, тупоносые, но хорошо смотревшиеся коричневые ботинки и белую «тенниску», немного просторную в плечах, но чистую и почти новую.

Пистолет я брать с собой, конечно, не стал: АПБ смотрелся бы нелепо, выделяясь своими размерами. Кроме того, опасность мне не грозила, и я навскидку назову пяток способов, как можно будет отбиться от местных «секьюрити». Разговор предстоял мирный, и я ждал его с нетерпением. Хотелось поскорее убраться из этого райского уголка, где я чувствовал себя так, будто оказался снова там, в мире за «колючкой».

Переодевшись в гражданское, я почувствовал себя еще менее уверенно, хоть одежда не стесняла движений и была впору. В холле было трюмо с большим, «в рост» зеркалом. Подошел и глянул на себя: из зазеркалья на меня смотрел человек среднего роста, плотного телосложения, привыкший ходить чуть сутулясь. Коротко стриженные черные с проседью волосы, овальное лицо, сломанный нос, пристальные карие глаза и неулыбчивое, как бы сонное выражение лица. Вроде все как обычно. Не признаю ни усов, ни бороды, хотя иногда приходилось отпускать и то и другое. Вошел Лесник одобрительно кивнул:

— Нормально смотришься. Только все равно за версту видно, кто ты есть на самом деле. Нас, вояк, хоть в чего наряди, все одно кажется, что в камке ходим. Человечек мой приходил: завтра, часам к шести утра, будет тебе новый комбез. Подгоним. Флягу я тебе тоже подарю, а потом, и правда, уходить тебе надо. Выброс через трое суток на четвертые ожидается: пока до Поповича дойдешь, может и зацепить. Артефактов, жаль, нету у тебя, без них трудно.

— Скажи, Богдан, а не видел ты такой продолговатый артефакт, на ракушку речного моллюска похожий?

Лесник задумался, прикидывая что-то в уме. Затем отрицательно мотнул головой: не видел, мол. Оставалась слабая надежда, что подарок Охотника не рассыпался в прах и лежит преспокойно в схроне. Чуть погодя вошел парень из охраны «Теремка», кивнул Леснику и, угрюмо глядя в сторону, протянул мне прямоугольный, похожий на почтовый конверт лист картона. Это было приглашение на закрытую vip-вечеринку, обставленную в стиле венецианского карнавала. Встреча была, таким образом, назначена на 11:30 вечера. Игра продолжалась.

2.2

…В зале царил, как и положено, полумрак, прореживаемый лучами лазерной подсветки, что позволяло видеть прелести танцовщиц у шеста. Меня проводили на второй этаж, где имелось нечто вроде театральных лож. Интерьер «сельского клуба» сильно отличался от экстерьера — внешне клуб выглядел как бревенчатый терем с веселыми башенками, внутри же это был обычный дорогой ночной клуб.

Охранник подвел меня к столику, за которым сидели уже знакомый мне Хиггс и мужик лет около шестидесяти. В дорогом бежевом костюме, с небрежно повязанным на жилистой шее шелковым черным платком, выделяющимся на фоне красной сорочки. Седые, коротко стриженные волосы, высокий с залысинами лоб, выцветшие брови и поразительной мертвенности серые глаза. Острый, как лезвие топора нос и тонкогубый бескровный рот. Чувствовалось, что с этим человеком лучше не пересекаться. Чем-то он неуловимо напоминал амеровского киноактера из «Охотника на оленей» — Кристофера Уокена. Но только напоминал. В актере чувствовалась фальшь, когда тот играл некоего не шибко хорошего парня. А передо мной сидел самый настоящий «плохиш», обставить такого будет нелегко. Оба иностранца кивнули, приглашая сесть. Музыка каким-то образом обтекала пространство, где мы сидели, слабо журча вокруг. Слышно было даже, как звякает лед в бокале у седовласого. Он кивнул помощнику, и Хиггс заговорил: