Поединок. Выпуск 15 - Анатолий Алексеевич Азольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колесов пожал плечами:
— Обычно он передавал мне порошок. Как не узнать…
— Пошли, — Ружин потянул его за собой. Подойдя к оперативникам, сообщил:
Там один из его людей, белобрысый в полосатом свитере. Будем пасти.
Ружин подтолкнул Колесова к Лахову:
— Отведи его в машину и побудь с ним.
— Но… — возмутился Лахов.
— Давай, давай, — махнул рукой Ружин. Он был возбужден: начиналось дело.
Расстроенный Лахов, взяв Колесова под локоть, повел вниз, к стоянке. Ружин и Горохов не спеша, прогулочно, с флегматичными физиономиями двинулись к открытым столикам. Музыка кончилась, оборвалась разом, только еще какие-то мгновения ныла флейта, едва слышно, тоскливо, через мгновенье ее заглушил ресторанный шум, неровный и веселый.
— Мы очень строгие, — сказал Горохов. — От нас дамы шарахаются. Они таких не любят, давай улыбаться.
Он обаятельно, белозубо заулыбался. Высокая девушка в белом узком платье, идя навстречу, засмеялась ответно, прошла мимо, оглянулась несколько раз. Ружин расправил плечи, пошарил ищуще глазами по сторонам. Зацепил взглядом группку из трех смеющихся мужчин. Те покосились, смех оборвали, вытянули лица мрачно. Через несколько шагов оперативники попали в круг света, растянули губы еще шире. Несколько танцующих неподалеку пар остановились, настороженно уставились на них. Продолжая улыбаться, Ружин процедил Горохову:
— Ты идиот.
Шагнул в темноту, сплюнул, вытащил сигарету.
— Шеф, я хотел как лучше, — Горохов невинно растопырил глаза. — Чтоб мы не отличались от них…
Опять послышался звук флейты. Ружин осмотрелся, музыкантов не было.
— Ты слышал? — спросил он.
— Что? — не понял Горохов.
— Будто музыка… Показалось… — Ружин затянулся, потер висок.
— Показалось, — повторил Горохов.
За кустами кто-то громко выругался, истерично вскрикнула женщина, мужчина опять выругался, заорал, что он кого-то убьет, послышался звук удара, возня, опять женский вскрик.
Ружин кинулся на звук, за ним Горохов. Около столика, где недавно сидел Петруччо, дрались. Двое парней, сцепившись, катались по земле. Одна из девиц, вопя, пыталась их расцепить. Петруччо нигде не было. Что-то неестественное было в этой драке, через секунду Ружин понял — парни даже и не пытаются встать, словно им чрезвычайно нравится вот так вот обнявшись кататься по траве.
— Хуфта, — бросил он Горохову и прямо через кусты ринулся к выходу.
Полосатый пуловер Петруччо они увидели сразу, как только выбрались за заборчик ресторана. Он, согнувшись, энергично размахивая руками, несся к стоянке автомашин. Ружин и Горохов побежали вслед. Гравий горстями летел из-под подошв. Их крепкие тренированные ноги оказались быстрей, Петруччо еще возился с ключами возле дверцы, а оперативники уже влетели на территорию стоянки. Ружин на ходу вынул пистолет.
— Стоять! Не шевелиться! — крикнул он хрипло. Петруччо метнулся за машину, и через мгновенье раздался выстрел Оперативники повалились на асфальт. Еще выстрел, пуля шваркнула перед лицом Ружина. Он перекатился на несколько метров, укрылся за колесом «Волги», крикнул громко:
— Брось, Петруччо, бесполезно! У меня рация, уже перекрывают город
В ответ опять выстрел.
— Ты дурак! — заорал Ружин.
Горохов возился с рацией, Ружин слышал, как он повторял:
— Сто третий, сто третий, как слышите меня?..
— Ну что? — нетерпеливо выкрикнул Ружин.
— «Голос Америки», — жалобно ответил Горохов.
— Что? — озлобился Ружин
— Вместо базы она принимает «Голос Америки», рассказывает о демонстрации отказников в Москве… — Горохов нервно хихикнул.
Ружин ударил кулаком по асфальту и притворно заплакал, постанывая.
— Завтра, рано-рано утром, — сказал он, — напишу рапорт. Министру Он будет слезный и горестный, он будет правдивый и поэтому нелицеприятный, он вызовет раздражение и злобу, но я все равно напишу.
— Правильно, — отозвался Горохов. — Наддай жару. Никто работать не хочет.
— И про тебя напишу, — заявил Ружин. — Я многое знаю. А потом переведусь в участковые, в дальний район, там море, добрые люди, виноград, курочки-хохлаточки…
— Про меня не надо, шеф, — попросил Горохов. — Я еще молодой… Перспективный…
. — Курочки-хохлаточки.. — мечтательно проговорил Ружин.
— А он не рванет с той стороны? — встревожился Горохов.
— Там обрыв, — печально пояснил Ружин. — Пусть рванет, и рвет себе, и рвет…
Ружин услышал топот, подтянулся на руках, выглянул из-за колеса — вдоль ряда машин бежал Лахов, в руке он держал пистолет.
— Ложись! — гаркнул Ружин, и в то же мгновение грохнул выстрел. Лахов рухнул с кряканьем, неуклюже, гулко ударился о бампер «Волги», завыл — значит, живой. Он сделал движение — и опять выстрел, Лахов застыл, почти умер.
— Где Колесов?! — рявкнул Ружин.
— В машине, — Лахов перевел дыхание, сплюнул. — Куда он денется?
— С кем я работаю… — простонал Ружин.
— Не стреляй, не стреляй! — закричал кто-то с той стороны, откуда появился Лахов Голос звучал тонко, чрезвычайно напряженно и оттого, казалось, сдавленно. — Они не сделают тебе ничего плохого! Только поговорят… Не стреляй!
Но Петруччо все-таки выстрелил. Колесов закрутился волчком на месте, упал ломанно, по частям, медленно, как в рапиде, покатился по пыльному асфальту…
Какое-то время Ружин наблюдал за ним без выражения, как за курочками-хохлаточками, снующими в загоне, потом привстал, бросил Горохову отрывисто, зло:
— Прижми его выстрелами, чтоб не смел высунуться, гад!
За багажником «Волги» он перескочил металлический заборчик, мимоходом оглядел толпу на взгорке, у ресторана, музыка уже не играла, никто не шумел, было тихо… Бегом обогнул стоянку и очутился у обрыва, вдоль которого расположился длинный ряд машин. За одной из них прятался Петруччо. Ружин прошел вдоль автомобилей еще несколько метров, бесшумно, крадучись. И, когда до Петруччо осталось метров двадцать, свистнул, — Горохов принялся беспорядочно стрелять, — потом вскочил на капот одной из машин, едва не поскользнувшись, перепрыгнул на крышу и, стремительно перескакивая с крыши на крышу, помчался к Петруччо. Он обвалился на него всем телом, ухнув, прижал к земле, перехватил руку с пистолетом, расслабленную от неожиданности, саданул ее два раза о металл машины, пистолет выпал. Ружин привстал, вынул оружие, стволом надавил Петруччо на испуганный, помутневший глаз, заорал яростно, визгливо, имитируя истерику:
— Альберт, где Альберт?! Адрес? Адрес?.. Глаз вышибу!..
Петруччо что-то прохрюкал, от ужаса почти теряя сознание, захлебываясь слюной, потом все-таки выговорил трудно различимой скороговоркой:
— Ракитная, шесть, квартира восемь…
Ружин встал. Горохов надел на Петруччо наручники. Подошел Лахов, а за ним и Колесов. Ружин с радостным удивлением вскинул брови.
— В руку, — сказал Лахов мрачно. — Кость не задета.
— Хорошо, — сказал Ружин, повернулся к Горохову: — Беги, вызывай группу, дождемся их и на Ракитную…
Рудаков сидел выпрямившись, словно школьник на первом уроке. Руки на столе, напряженные, жесткие, как деревяшки, пальцы давят плексиглас, веки тяжелые, смотрит поверх голов, не моргает, сдерживаясь. Напротив него на стульях Ружин, Горохов, Лахов. Ружин устроился свободно, как за праздничным столом, уверенный, бесстрастно смотрел в окно. Горохов и
