Том 1. Время Наполеона. Часть первая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

Литература. Утилитарные тенденции этой эпохи мало благоприятствовали развитию литературы. Великие, смелые прозаики предыдущей эпохи успели умереть или умолкли. Мы находим лишь несколько благозвучных, но довольно бессодержательных поэтов, писавших не хуже, чем это полагается людям, которые не могут сказать ничего нового. Стихов Гаспара де Норонья и Сиенфуэгоса теперь никто не станет читать. Иглесиас де ла-Каса с успехом подражал манере Кеведо. Диего Гонзалес подражал Фр. — Луи де Леону. Может быть, один только Кинтана в некоторых своих произведениях, каковы Подземелья Эскуриала (1805) и Призыв к оружию (1806), исторг у музы действительно сильные поэтические звуки. Его драмы Герцог Визейский и Пелагий несколько забыты.

Театр был чрезвычайно в моде, но пристрастие публики делилось между итальянской оперой и национальными саииетами, да и то еще нельзя сказать с уверенностью, не предпочитались ли танцы и песни всему прочему: по крайней мере minue afandangado привлекал больше зрителей, чем наиболее тщательно отделанные пьесы.

Старое испанское искусство умерло, подражательная литература интересовала только книжных людей, первые симптомы нового искусства едва начали появляться, а цензура была слишком строга, чтобы пропустить на сцену какое-нибудь действительно оригинальное произведение. Привычки общества делали литературную революцию невозможной без предварительной политической революции.

Португалия. Португалия стояла еще ниже Испании. Здесь мы тщетно стали бы искать той, хоть и малочисленной, но доблестной плеяды благородных деятелей, какая существовала в Испании. Народ прозябал в невежестве и нищете. Знать была бездеятельна и распущенна, духовенство безнравственно и суеверно. Принц-регент в ипохондрии и праздности бродил по своему дворцу, заложив руки в карманы, и безучастно смотрел на упадок своего государства. Он признавался англичанину Бекфорду, что королевство находится в руках монахов и что половина этих монахов совершенно потеряла здравый смысл. Его супруга, принцесса Карлотта-Иоакина, жила в своей очаровательной вилле Келюс среди своих статс-дам, девиц и андалузских танцовщиц. Безумная королева Мария переходила от подавленности к ужасу и издавала потрясающие крики, когда ей чудился ее отец, весь обугленный, стоящий на пьедестале из раскаленного железа и окруженный сонмом демонов.

Регент признавал только одну политику — противодействовать вторжению французских идей в королевство. Лиссабонская полиция, во главе которой стоял интендант Пина Манрикес, представляла собою настоящую политическую инквизицию; на ее обязанности лежало отыскивать и изымать запрещенные книги, преследовать якобинцев, франкмасонов и подозрительных лиц. Робеспьер был для интенданта первым антихристом, Наполеон — вторым: именно его непобедимым воинствам предназначено разрушить мир.

Однако, несмотря на усилия полиции, новые идеи все более проникали в народ. Книгопродавец Ворель продал в Лиссабоне 12 000 экземпляров французской конституции 1791 года. Негоцианты, французские эмигранты, консулы Соединенных Штатов, Швеции и даже Австрии пропагандировали революцию. На острове Мадейре открылась масонская ложа. Герцог Лафонэс собирал неофитов (вновь обращенных) в своем собственном доме. Его любимец, аббат Коррейа да Серра, неутомимо распространял крамольные рукописи; интендант полиции считал его опаснейшим из подстрекателей.

В подобном обществе литература не могла пышно расцвести. Новая Аркадия, основанная в 1790 году, наполнялась произведениями посредственных поэтов, называвших в своих сонетах ножки дамы «снежными ящерицами», а черные глаза «смоквами дьявола». Двое не лишенных дарования писателей, Раттон и Бокаж, подвергались преследованиям со стороны инквизиции. Более плодотворна была деятельность бразильской Заморской академии. В провинции Минас Геранэс возникла целая поэтическая школа (os minei-ros), подготовлявшая своими национальными песнями освобождение страны.

Утешение в своем упадке португальцы находили в тех выгодах, какие доставляло им их нейтральное положение. Лиссабон служил передаточным пунктом для испанской и для одной части европейской торговли. Ежегодно по Тахо ввозилось 140 000 кип хлопка. Старых складов уже не хватало для хранения товаров, и на площадях и набережных построили новые амбары. Город разрастался и приукрасился. В ход пошла поговорка: «Португалия мала, но в ней текут медовые реки».

Регент ничего не жалел для сохранения этого благодатного нейтралитета. В 1801 году он купил мир у Бонапарта за 20 миллионов франков; для уплаты их пришлось заключить заем в Голландии, заложить коронные бриллианты, обложить сборами дворянство и духовенство, наложить руку па имущества безвестно отсутствующих и сирот, изъять звонкую монету и пустить в обращение бумажные деньги. В 1803 году регент предложил Франции ежемесячную субсидию в миллион франков. Был сокращен расход на армию, ее наличный состав был уменьшен, и возник даже план сохранить лишь то количество солдат, которое было необходимо для поддержания порядка внутри королевства. Повидимому, никто не предвидел опасностей, угрожавших Португалии, как вдруг стало известно, что Наполеон отказался допустить португальских уполномоченных к участию в тильзитских переговорах.

Восстание в Испании; Байленская капитуляция (1808). При первом же известии о байоннских событиях Испания поняла, что Наполеон дурачил испанскую королевскую семью и издевался над нею. Возмущенное чувство национальной чести не хотело примириться с совершившимся фактом. В Валенсии, Кадиксе, Бадахосе и Тортозе вспыхнули яростные народные восстания, сопровождаемые криками: «Смерть французам!» Начиная с 26 мая провинциальная хунта Овиедо вступила в сношения с англичанами. В течение нескольких недель Испания вооружила 150 000 человек, разделенных на астурийскую, галисийскую, кастильскую, эстремадурскую, валенсийскую, мурсийскую и арагонскую армии. Правда, они представляли собой не что иное, как нестройные полчища восставших крестьян и ремесленников, наряду с несколькими отрядами милиции и немногими полками регулярной армии; но все они были одушевлены одним чувством, и командовали ими такие энергичные вожди, как Куэста, Ка-станьос и Палафокс.

Жозеф Бонапарт должен был проложить себе путь в Мадрид. Генералы Вердье и Лассаль оттеснили повстанцев при его проезде через Логроньо и Торкемаду. Вальядолид пытался задержать французов, но его защитники были разбиты при Понт де Кабезон. 14 июля 1808 года Бессьер при Медина дель Рио-Секо одержал победу над соединенными армиями — галисийской и кастильской; результатами этой победы было подчинение Леона и Заморы. Испанцы потеряли здесь четыре или пять тысяч человек и все свои орудия. 20 июля Жозеф вступил в Мадрид. С минуты на минуту ждали известия о вступлении Дюпона в Севилью ц Монсея в Валенсию. Мадридская знать явилась с поздравлениями к Жозефу. Казалось, Испания готова была подчиниться, как вдруг 23 июля было получено известие о капитуляции Дюпона в Байлене.

Действительно, Дюпон в конце мая перешел Сиерру-Морену и с 8000 человек направился к Севилье. Кордова пыталась противостоять ему, но 7 июня он вступил в город и предал его грабежу. Затем, не получая подкреплений и угрожаемый с фронта хаэнскими инсургентами, с тыла — севильскими, он решился отступить и 18 июня расположился в Андухаре, у входа в теснины Сиерры-Морены. Ошибка его заключалась в том, что он оставался здесь целый месяц, хотя знал из донесений генерала Веделя, что Ла-Манча охвачена всеобщим восстанием. 15 июля первые колонны севильской армии подступили к Андухару. Дюпон и теперь еще не желал уходить и только отрядил часть своего войска к северу, чтобы занять горные проходы и обеспечить сообщение с Ла-Манчой. Испанский генерал Рединг опередил его и овладел Бай леном, заняв таким образом позицию между Дюпоном и Веделем. Дюпон рассчитывал сокрушить испанцев и соединиться с Веделем в Ла-Манче, но он покинул Андухар слишком поздно, с войском, дух которого уже поколебался, а движения парализовались огромным обозом награбленного добра. Рединг имел возможность не спеша приготовиться к обороне; французские полки подходили один вслед за другим и в момент решительной атаки они оказались слишком утомленными, чтобы идти на приступ. Дюпону не удалось прорвать боевой линии Ре-дипга, а вслед затем на него с тыла ударил Кастаньос. Он запросил перемирия. Пока Дюпон вел переговоры, Ведель, подоспевший на выручку к нему, атаковал Рединга, захватив у него два орудия и 1100 человек пленными. Он находился теперь на расстоянии двух миль от французской линии; еще одно усилие — оба французских войска соединились бы и путь в Ла-Манчу был бы открыт. Но Дюпон отказался сделать это усилие. Он послал Be делю приказ вернуть испанцам взятых у них пленных и отступить к северу. Однако Кастаньос, воспользовавшись упадком духа Дюпона, потребовал, чтобы Ведель был включен в капитуляцию, грозя истребить всю дивизию Дюпона, если Ведель не сдастся. 23 июля оба генерала капитулировали под условием, что они сами и их войска будут доставлены во Францию. Хунта отказалась признать условия капитуляции и отправила пленников сначала на понтоны в Кадикс, а затем на остров Кабреру. Из 17 ООО человек, сдавшихся в Байлене, только 3000 вернулись во Францию после шестилетних страданий и жестокого с ними обращения.