Чужая жена - Мила Реброва

Секса с Ангелком не было уже три месяца. Ее беременность была не самой легкой. Плод был большим, и врачи опасались осложнений, вследствие чего последовал запрет на физическую близость. Но если вначале я воспринял это легко, заботясь о самочувствии Шехназ, то после родов во мне все бунтовало, требуя близости с женой. Новость о том, что она больше не беременна, как будто сорвала все шлюзы, сдерживающие мою похоть.

Мне просто «сносило крышу», и я боялся лишний раз дотронуться до нее, опасаясь, что она поймет, что творится в моей больной голове. Ей и так хватало забот: сын был очень беспокойным и она уставала. Хоть и не жаловалась, говоря, что это ненадолго, и мы еще будем скучать по этому времени, не заметив, как быстро оно пролетит. От моего предложения нанять няню Шехназ категорически отказалась, заявив, что некоторые женщины рожают подряд нескольких детей и вполне справляются со своими обязанностями. Так почему же она должна перекладывать все на незнакомую женщину? К тому же наша дочь — лучшая помощница, какая только может быть.

В этом я был с ней полностью согласен. Четырехлетняя Пироженка души в Аслане не чаяла. Готова была часами сидеть с ним рядом, поглаживая и пытаясь успокоить. Без устали качала его в люльке, категорически отказалась ходить в садик, сказав, что только потеряет время зря, пока ее Арбузик растет без нее.

Такая привязанность стала облегчением для нас, ведь мы с Ангелком боялись ревности дочери, привыкшей быть в центре внимания. Но о ревности не могло быть и речи: дочь взяла шефство над братом с первых минут его жизни, следя, чтобы он ни в чем не нуждался.

— Он ведь маленький и не может даже сказать, чего хочет. Поэтому, в пелвую очеледь, мы должны заботиться о нем. Плавда, Албузик? — Мягко поглаживая брата по животику, как мы ее научили, спросила Ася. — А как мы его назовем? — Вдруг спросила она.

Мы с Ангелком переглянулись, так как с именем у нас возникли некоторые сложности. Мы даже отложили оформление свидетельства о рождении. До родов Ангелок не думала об этом, считая, что это дурной знак. Я не стал настаивать, понимая, что страхи беременной женщины не стоит оспаривать или называть глупыми. А после родов мы никак не могли придти к согласию. Нам не нравился ни один из вариантов. Обычно имя выбирали старшие в семье, но нам не у кого было спросить совета. Выбор оставался за нами, но сделать его никак не получалось.

— Он же не может оставаться Албузиком. У всех должно быть имя, — очень умилительно рассуждала дочь, задумчиво нахмурив бровки. — Аслан! — Вдруг воскликнула она. — Ася и Аслан!

Шехназ, сидевшая на краю кровати, встретилась со мной взглядом, выдавая все чувства, переполнявшие ее.

— Аслан?

— Аслан!

Мы произнесли это одновременно.

— Звучит идеально, — прошептала Ангелок, улыбаясь одними глазами, как умела делать только она.

— И как мы только его пропустили, — накрывая ее руку над головой сына, согласился я.

***

— О чем задумались, господин Мансур? — Выплывая из ванной в одной из своих шелковых сорочек и вытирая мокрые волосы, спросила жена.

Я тяжело сглотнул от вновь ощущаемого желания и подавил его. Представил ее стоящей голой под струями воды…

— О том, что я самый счастливый человек на свете, — всеми силами пытаясь успокоиться, я провел руками по влажным волосам. Что со мной не так? Как можно быть таким эгоистом?

— Ты не выглядишь счастливым, — отбрасывая полотенце и приближаясь к кровати, хитро прищурилась Шехназ. Она опустилась коленом на кровать, и мне открылся соблазнительный вид на ее налившуюся после родов грудь. Черт! Стараясь не смотреть и не фантазировать о том, с каким удовольствием распластал бы ее под собой, я сосредоточился на лице жены.

Я не понял ее настроения и настороженно ожидал дальнейших слов. После родов она стала еще более чувствительной, могла удариться в слезы из-за любой мелочи, шокируя меня и заставляя волноваться. В такие моменты я просто не знал, что и делать, чувствовуя себя беспомощным. Каждая ее слезинка глубоко ранила мою душу…

— Хочу кое-что сделать, — прошептала она, смущенно закусив нижнюю губку и смотря на меня своими ангельскими глазками. Без макияжа она выглядела так свежо и молодо, что я невольно почувствовал себя почти стариком.

— Но ты должен пообещать мне, что выполнишь одно мое условие и будешь молчать. — Она подползла ко мне поближе выглядя очень взволнованной.

— Ты меня пугаешь, Ангелок, — сказал я, попытавшись отбросить все пошлые мыслишки в сторону.

— Напуганной сейчас должна быть я, — она издала нервный смешок. — Очень надеюсь, что дети не проснутся в самый неподходящий момент. — Шехназ потянулась и открыла ящик прикроватной тумбочки, доставая из него полоску черной ткани. — Я завяжу тебе глаза, и с этого момента ты будешь делать только то, что я скажу. И молчать, — тут же добавила она, заметив, что я уже готов засыпать ее вопросами. — Пожалуйста, Мансур! Иначе я засмущаюсь и ничего не смогу сделать! — Взмолилась она, шокируя меня своими действиями.

Я не успел ничего ответить, как Шехназ накрыла мои глаза повязкой и, сделав узел на затылке, погрузила меня в темноту.

— Молчи, — повторила она, накрыв мои губы пальчиком и глубоко вздохнув. — Пожалуйста.

Нежный рот накрыл мои губы, вызывая дрожь предвкушения, и все протесты тут же были отброшены. Поцелуй настолько захватил меня, что я даже не сразу отреагировал, когда она, прервавшись, толкнула меня на подушки и забралась на мои бедра. Теперь мои сомнения исчезли, я догадался о ее задумке, и моя кровь забурлила от желания.

Я чувствовал ее близость, но не мог ничего видеть, и это лишь добавляло пикантности. Наклонившись, она еще раз быстро поцеловала меня и тут же с тихим вздохом отстранилась, не дав мне ответить на поцелуй. Провела своими нежными ручками по моими обнаженным плечам, спускаясь к напряженным мышцам груди и пресса. Хорошо, что на мне было только повязанное после душа полотенце… которое она неожиданно сорвала с моих бедер!

Черт! Неужели она все-таки собирается сделать то, о чем я думаю?

Вздрогнув, я застонал, почувствовав ее язычок, дразняще порхнувший вокруг моего пупка. Она довольно хмыкнула, смело, но