Перебежчик - Алексей Вячеславович Зубков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо туфель к костюму выдали кожаные ботинки на мягкой подошве, в которых Уинстон выезжал на занятия в город. Кто-то хотел, чтобы полевой агент заранее разносил обувь, в которой ему придется выполнять важную задачу. Вместо шляпы выдали кепку под цвет костюма. В затылочной части кепки нащупывалась свинчатка. Чтобы схватить за козырек и сразу ударить врага по голове. Русские сказали, что автор идеи — их великий поэт Маяковский. Предлагали еще цельнометаллическую трость, как у великого поэта Пушкина, но решили, что без тренировок от нее пользы не будет.
Дополнительно к костюму выдали снаряжение. В заднем кармане брюк лежал ключ от наручников. Уинстон потренировался открывать браслеты, стянутые за спиной. В карман пиджака положили швейцарский нож. В карман жилета увлекшийся Семен Семеныч предложил вложить тяжелые часы на прочной цепочке, но Виктор Петрович отказался. Сказал, что костюм, еще более-менее можно залегендировать, а вот часы в подарок на амнистию уже перебор.
На следующее утро Уинстону в камеру принесли завтрак и костюм.
Конвоир вывел его не в допросный кабинет, а в обычный, к незнакомой женщине за столом.
— Получите и распишитесь, — на стол легли новенький гражданский паспорт Евросоюза, конверт с купюрами и мелочью и два канцелярских журнала с галочками в нужных строчках.
— Садитесь. Ждите, — сказал конвоир в коридоре.
Через минут пять в кабинет привели Колоба. В повседневных гражданских брюках и пиджаке. Правая рука уже без повязки, правая нога не хромает.
Еще через минуту подошел Виктор Петрович.
— Граждане преступники, — официальным тоном обратился аналитик к Колобу и Смиту, — Поздравляю вас с амнистией.
— Ура? — нерешительно сказал Уинстон в наступившей паузе.
— Ура, — подтвердил Виктор Петрович, — И на свободу с чистой совестью. Сейчас вас вывезут в город и там выпустят. Если предположить, что наши враги не совсем идиоты, они каким-то образом наблюдают за выходами отсюда. И я бы не хотел, чтобы вы попали в круг их интересов.
После чего все прошли в гараж. Граждане бывшие преступники уже без конвоя сели в микроавтобус с темными окнами и поехали в полный опасности внешний мир.
— Откуда костюмчик? — спросил Колоб для завязки разговора.
— Со склада. Не могли же они меня выпустить в чем взяли. Тебя, смотрю, тоже приодели.
— Был я у них на складе, померял с вешалок. Что подошло, то подошло. Но такого, как на тебе, не видел.
— А я костюмера на слабо взял. Это было очень по-русски. При всех сказал, что у него приличного английского костюма не найдется. Он чуть не взлетел от возмущения.
— Молодец, что сказать, — хмыкнул Колоб, — Тебе ведь должны были какой-то документ выдать на прощание.
— Паспорт дали.
— Покажи, если не впадлу.
Уинстон спокойно протянул паспорт.
— Вениамин Бернхардович Шмидт, — прочитал Колоб, — Ты что, немцем стать решил?
— Сказали, что английское имя люди не поймут. Англичан у вас не любят. На русское переходить не стоит, потому что видно, что я не русский. Обрусевший немец для легенды нормально.
— Говорят нормально, значит нормально, — Колоб протянул паспорт обратно, — Немцев у нас полно.
— Исаакиевский собор, конечная, — сказал водитель, и пассажиры вышли.
День выдался не особо солнечный, но хотя бы без дождя. Выйдя из микроавтобуса, они попали в толпу туристов из западной Европы. В две толпы сразу. Вроде бы немцев, которые шли к собору колонной по два и в ногу. И вроде бы испанцев, которые шли от собора совершенно не организованно.
Испанцы отскочили с тротуара, и немцы прошли, не снижая скорость. Колоб подхватил засмотревшегося на собор Уинстона и вступил вместе с ним немцам в кильватер.
— Первый раз в Ленинграде? — спросил Колоб.
— Да.
— В Москве, в Риме был?
— Нет.
— Толком нашу архитектуру и не видел. Там внутри музей и можно на колоннаду подняться. Идем?
— Идем.
Казалось бы, что стоило русскому сразу попрощаться и пойти по своим делам? Но Колоб вроде бы искренне относился к англичанину как к дорогому гостю своего города и своей страны. По некоторым репликам насчет церковной архитектуры Уинстон понял, что русский считает своей страной всю Европу, в том числе Россию несколько более своей. И где-то в России у него, наверное, есть родной город, который уже совсем-совсем свой. Только деревня предков еще более своя.
Внутри собор не то, чтобы производил впечатление. Он производил культурный шок. Уинстон никогда в жизни не был в помещении с таким внутренним объемом. И весь этот полированный камень вокруг. И картины на религиозную тему. И освещение. Десятилетия кропотливого труда. Безумно красиво. Если считать, что это религиозная пропаганда, то это самая дорогая и красивая пропаганда в мире.
В Лондоне вроде бы тоже стоят какие-то соборы. Европейцы со своей атеистической государственной идеологией не боятся держать соборы открытыми и вообще не скрывают свое христианское прошлое. А Океания стирает религию из массового сознания. Почему? Потому что европейская пропаганда умеет побеждать противников в открытую, а океанская может работать только на полностью зачищенном поле.
До чего же талантливо сделано все вокруг. Зачем европейцы строили такие массивные и очень дорогие церкви? Здесь не жили цари, здесь не заседали министры. Здесь собирался в большом количестве простой народ. Или непростой? Но почему нет скамеек, как в английских церквях? Чтобы больше влезло?
— Зачем это все? — спросил Уинстон.
— Что? — удивился вопросу Колоб.
— Зал, купол…
— Купола это акустика.
— Здесь играли на органе? — Уинстон оглянулся.
— Нет, орган у католиков. Пианино у протестантов. Православные поют а капелла. Без музыки.
— Почему?
— Потому что мастерство не пропьешь.
Опять этот русский юмор. С одной стороны, правда. Пропить пианино или сотню труб из цветмета можно, а вокальные навыки нельзя. С другой стороны, почему-то смешно.
Получается, что русские так любят петь, что готовы построить стометровый купол ради хорошей акустики? Да, они любят петь. Как выпьют, так и поют. Или это из религиозных соображений, чтобы Бог лучше слышал? Ведь чисто технически молитву можно и на площади прочитать. Построить всех прихожан в шеренги, выйти на середину плаца, начать с «Равняйсь, смирно!». Зачитать по книжке священные скрижали уставного образца могучим командирским басом. Напоследок скомандовать «Аминь!» или «Разойдись!». Или прихожане могли бы пройти крестным ходом в ногу и спеть что-нибудь православное на маршевый размер. Все было бы стильно, красиво и совершенно по-русски.
— Правда, здесь такая акустика, что стоит всего этого?
— Правда. Тут вообще-то музей, а не
