Приручить Сатану - Софья Бекас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боюсь, как бы читатель не понял меня неправильно. Не стоит думать, что Ева находила любовь чем-то вроде неизлечимой болезни, выводящей из строя важнейшие мыслительные функции, вовсе нет: она всегда считала это чувство одним из всего того самого прекрасного, на что только способен человек. В конкретной ситуации Ева была обижена именно на тот факт, что все в её окружении заметили ту порой едва различимую перемену, которая происходит с человеком, когда тот влюбляется. Заметили все, кроме неё, и это было обидно.
Ева устало откинулась на спинку стула и решила пока оставить мысли о влюблённости, которые, к тому же, могли оказаться и ложными. Сейчас её больше интересовали события прошедшей ночи: про себя она уже твёрдо решила, что все визиты были в реальности, потому что книга, которую она до сих пор держала в руках, была тому существенным доказательством. Ей оставалось выяснить, каким образом все эти гости оказались у неё в квартире (потому что она совершенно не помнила момента, когда она открывала входную дверь и впускала их к себе), почему приходили по одиночке, хотя каждый из гостей, насколько поняла Ева, знал о визите предыдущего и даже слышал часть разговора, почему в столь позднее время, и, что самое главное, зачем? Был ещё, конечно, длинный список побочных вопросов, однако их Ева не задавала даже самой себе, потому что прекрасно понимала, что ответ на них в ближайшее время никто не даст.
Естественно, был другой вариант развития событий, гораздо проще и короче — принять всё, произошедшее ночью, за очередной кошмар и плоды разыгравшегося больного воображения, однако Ева уже давно поняла, что это был тупиковый путь: так и с ума сойти недолго. Да и как объяснить книгу в её руках? Девушка ещё раз внимательно и сосредоточенно прочитала имя автора и название: «О. Ранель Гутанг. Обезьяна, заключившая договор с Дьяволом». Невольно ей вспомнились слова Ранеля: «Но это всё ничто иное, как очень искусная игра слов ради одноразовой шутки». «Искусная игра слов, говорите? — подумала Ева, с любопытством разглядывая обложку, на которой была изображена большая чёрная обезьяна. — Что ж, вызов принят, господин Ранель. Я верну Вам книгу не позже субботы, и мы вместе посмеёмся над Вашей шуткой, которую до этого никто не удостоился чести понять».
Ева смело открыла книгу на первой странице. Вначале, после аппарата явно иностранного издания и не очень длинного оглавления шло предисловие, в котором автор вкратце объяснял суть и концепцию своего произведения. Выходило, что перед Евой лежала художественная биография, то есть жизнь настоящего человека была изложена по типу тех историй, в которых рассказывают о приключениях выдуманных персонажей и не очень задумываются над их правдоподобностью, ставя перед собой главной целью интерес сюжета, а не соответствие реальности. Далее шли всего пять, но очень больших глав: «Детство», «Отрочество», «Юность», «Зрелость» и «Безвременство». Последняя часть с несколько странным, но очень поэтичным названием была гораздо объёмнее остальных, что уже создавало определённую интригу, а потому Ева, поставив рядом с собой кружку с чаем, погрузилась в чтение.
С Вашего позволения, дорогой читатель, я не буду помещать сюда все те сотни страниц, которые прочитала Ева тем понедельничным утром. Если Вы захотите подробнее ознакомиться с трудами моего коллеги по увлечениям, я уверена, Вы сможете это сделать, когда он сам того пожелает и его произведение появится в более широком доступе. А пока я лишь могу Вам сказать, что книга Ранеля Гутанга — это тоже книга, такой же труд, как и любого другого человека, и поэтому бессовестно переписывать чужие мысли мне не позволят мои внутренние моральные убеждения. Единственное, что я могу сделать — это предоставить Вам краткий пересказ того, что прочитала Ева, в надежде на понимание со стороны Ранеля, однако этот вопрос я буду решать уже лично с ним.
***
Остин Рейнтунг был выходцем из Техаса и с самого детства занимался тем, чем традиционно принято заниматься в этом штате США, а именно разведением коров. Он появился на свет в тогда ещё совсем маленьком, недавно основанном городке под скромным названием Остин, и получил имя по месту своего рождения, за что потом не раз проклинал родителей и других нерадивых родственников, которые предложили подобную идею. Не сказать, чтобы ему не нравилось это имя, оно даже звучало как-то особенно благородно и весьма под стать будущему ковбою, но оно было таким до ужаса банальным, что никакие красота и благородство не могли успокоить тёмного рыцаря быков и коров. При всём количестве тех самых родственников, которые предложили назвать мальчика в честь столицы штата, Остин был единственным ребёнком в семье и всегда оставался таковым при огромном количестве дядюшек, тётушек, двоюродных дядюшек, двоюродных тётушек, двоюродных братьев, сестёр и так далее, и так далее. Его «единство» в семье шло ему: Остин, начиная со школьного возраста, был окружён ареалом таинственности и загадочности, нередко бродил в одиночестве по окрестностям города, пропадая там на несколько дней, и у каждого встречного неизбежно вызывал чувство скрытой угрозы. Так довольно часто облик человека вселяет нам определённую уверенность в его характере, и так же часто мы сталкиваемся с их несоответствием. То же самое произошло и с Остином: у него были густые чёрные кучерявые волосы и светло-серые глаза, которые оставляли после себя неприятное ощущение холодного металла, потому что смотрели как-то очень равнодушно, если не сказать бездушно, и безжизненно, и этот контраст, по обыкновению, вызывал целую бурю эмоций в душе, итогом которой, как правило, был бессознательный страх непонятно перед кем или чем. Он был не очень высок, крепкого телосложения и при этом довольно сильно сутулился, почти загребая длинными руками землю, за что соседские дети прозвали его орангутангом; Остин не обижался на эту кличку: наоборот, она почему-то вызывала у него некоторую гордость — такую гордость испытывает бедняк, когда говорит о своей бедности.
Желание ли соответствовать созданному образу, острая ли нехватка адреналина в крови или же действительные стремления души выплеснуть накопившиеся в ней обиды побудили Остина к началу террора, неизвестно, однако одним тёплым летним днём, когда кто-то из его несколько развязных и нахальных сотоварищей неосторожно сказал, что работа обезьяной в цирке принесла бы ему
