Месс-Менд, или Янки в Петрограде - Мариэтта Шагинян

- Машина для собак мистера Кресслинга!

К подъезду мягко подкатил лакированный итальянский автомобиль, обитый внутри лиловым шелком. Лакей приподнял за ошейник собак; они уселись на сиденье, и шофер тронул рычаг.

- Машина для крокодилов мистера Кресслинга!

Тотчас же вслед за первым автомобилем к подъезду подкатил другой, в виде щегольской каретки с центральным внутренним отоплением и бананами в кадках. Лакей со швейцаром внесли в него ящик с крокодилами, и автомобиль отбыл вслед за первым.

- Кобыла мистера Кресслинга!

Лучший скакун Америки, знаменитая Эсмеральда, с белым пятном на груди, кусая мундштук и косясь карим глазом, протанцевала к подъезду, вырываясь из рук жокея. Шепот восхищения вырвался у публики. Даже биржевые маклеры забыли на минуту о своих делах. Полисмен, чистильщик сапог, газетчик, продавец папирос обступили подъезд, гогоча от восторга. Раздался треск киноаппарата. Часы над биржей показали ровно пять часов и три минуты.

В углублении между двумя нишами мрачного вида человек в мексиканском сомбреро и длинном черном плаще, перекинутом через плечо, сардонически скривил губы.

- Бутафория! - пробормотал он с ненавистью. - Я не могу жертвовать нашу последнюю бомбу на подобного шарлатана.

И, завернувшись в складки плаща, он тряхнул длинными прядями волос, сунул бомбу обратно в карман и мрачно удалился к остановке омнибуса, где ему пришлось выдержать множество любопытных взглядов, прежде чем он дождался вагона.

А Джек Кресслинг лениво сунул ногу в стремя, оглянулся вокруг в ожидании бомбометателя, пожал плечами, и через секунду его статная фигура покоилась в седле, как отлитая из бронзы, а укрощенная Эсмеральда понеслась по Бродвей-стрит, мягко касаясь асфальта серебряными подковами.

Между тем в нью-йоркскую таможню рабочие привезли великолепно упакованный ящик. Там на него наложили круглую сургучную печать. Он был адресован в Петроград, товарищу Василеву, от целого ряда сочувствующих организаций. Дежурный полицейский пожимал плечами и недовольно бормотал себе в усы:

- Подумаешь, какие нежности! И без таможенного сбора, и без осмотра! Пари держу, что избиратели намнут бока не одному депутату за такую фантазию. Эх, Вашингтон, Вашингтон... - как вдруг странный холодок прошел по его спине, и полицейский прервал свою речь, почувствовав на себе чью-то руку.

- Кто там? Какого черта вы делаете в таможне, сэр?

Перед ним стоял невысокий человек в черной паре. Глаза у него были унылые, тоскующие, как у горького пьяницы, с неделю сидящего без водки. Левую руку он положил на плечо полицейскому.

Холод снова прошел по спине таможенника; он поглядел на незнакомца с непонятным ужасом.

- Хороша ли упаковка, друг мой? - мягко спросил незнакомец, едва шевеля бескровными губами.

- За это, сэр, я не отвечаю... - лихорадочно пробормотал полицейский, начиная дрожать, как лист. - Рабочие принесли ящик зашитым и запечатанным.

- Выйдите отсюда!

Голос незнакомца, произнесшего эти слова, был так тих и безразличен, взгляд его, покоившийся на полицейском, совершенно невыразителен, - тем не менее ужас полицейского рос с каждой минутой, и зубы у пего начали стучать друг о дружку:

- Не-не-не... сэр, н-не имею такого права!

- Тотчас выйдите отсюда!

Полицейский вынул платок, вытер пот, холодными каплями заструившийся у него со лба, и медленно-медленно отступил в коридор, а оттуда на темную площадь.

- Что это с тобой случилось? - спросил проходивший мимо таможенник. Уж не хватил ли ты вместо виски бензину?

- Понимаешь... - тяжело ворочая языком, ответил полицейский и оглянулся вокруг с выражением ужаса, - приходит сюда человек... такой какой-то человек... и спрашивает... спрашивает... погоди, дай вспомнить... Странно! - прервал он себя и дико взглянул на товарища. - Я не пьян и не сплю, а вот убей меня, коли я помню, о чем он такое спрашивал!

42. ЧИТАЙТЕ ГАЗЕТУ!

- Том Топс! - крикнул редактор "Нью-йоркской иллюстрированной газеты". - Том Топс!

- Я, сэр.

- Знаю, что вы. Уверен, что вы. Только мне теперь нужны советские иллюстрации, а не вы, сударь! Понимаете?

- Очень понимаю, сэр.

- На черта мне далось ваше понимание, нахал! - проскрежетал зубами редактор. - Я держу вас и плачу вам деньги не для понимания! Весь номер посвящен Советской России. Три статьи - о торговом соглашении, восемь - о съезде психиатров, и ни одной советской иллюстрации!

- Иллюстрации есть, сэр! Собачка лорда Сесиля в кабриолете президента, новый туалет принцессы Монако, чайный сервиз, приобретенный мистером Кресслингом за сорок тысяч долларов, и сбор шишек в штате Висконсин...

- Вы издеваетесь надо мной! Говорят вам, ни одной иллюстрации по существу дела! Я пропал! Меня засмеют! Социалисты расторгуют всю свою лавочку, а мы сядем на мель. И все из-за вас! Не могли вы, черт вас побери, достать хоть какой-нибудь вид или фабрику, хоть в три четверти, вполоборота, хоть задом наперед, наконец! Но с идеологией, парень!

- Ни слова больше, сэр! - воскликнул Том Топс, вставая с места и хватая свой фотографический аппарат. - Вы подали мне идею, которая даст блестящие результаты... Ждите, сэр... Ждите меня в редакции!

С этими словами Топс выбежал на улицу и, как безумный, понесся в автомобильный гараж.

Поздно вечером редактор и Топс лихорадочно сидели в цинкографии, пробуя многочисленные оттиски и обсуждая, с привлечением к делу наборщиков, важный вопрос о том, какую подпись проставить под каждой из фотографий.

А на следующее утро деловые нью-йоркцы с удовольствием разворачивали богатейший номер "Иллюстрированной газеты". В ней было все, чего только жаждет человеческое любопытство:

ЖИТЕЛИ ГОРОДА ТУЛЫ ПИШУТ ПИСЬМО ДЖЕКУ КРЕССЛИНГУ

Снимок собственного корреспондента

Повернувшись спиной к объективу, кучка людей, наклонив головы, что-то делает над столом, справа и слева утыканным красными флагами. Кучка напоминает, правда, по своей композиции цветную картину русского художника Репина - что-то насчет письма к султану, - но плагиатом ее назвать нельзя, поскольку толпа пишущих взята с тыла.

БОЛЬШЕВИКИ ПРИВЕТСТВУЮТ ПРИБЫТИЕ АМЕРИКАНСКОГО ПАРОХОДА!

Прямехонько перед самым носом настоящего американского парохода, закрывшего собой гавань и горизонт, толпятся люди, сильно смахивающие на американских безработных, насколько можно судить по их согбенным спинам.

Далее шли многочисленные виды различных городских задворок и дымящих на горизонте труб с изображением взбудораженных людских толп, повернувшихся спинами к зрителям. И только одно лицо, в котором читатели могли без труда узнать юного Тома Топса, собственного корреспондента "Нью-йоркской иллюстрированной газеты", было обращено им навстречу, в полный свой анфас. Тому Топсу пожимал руку какой-то важный большевик, повернувшийся спиной к зрителю, с ножницами в левой руке, чтобы перерезать ленточку готового к пуску завода...