Американец. Путь на Север - Игорь Гринчевский

А затем с чисто протестантским прагматизмом сообщал, что если я не нуждаюсь в деньгах срочно, то он готов их пока разместить в своем деле. И выплачивать мне шесть процентов годовых.

Точно помню, что я читал эту телеграмму и удивлялся, насколько все вовремя происходит. Получи я ее хоть на день раньше, и я бы почти наверняка рванул отсюда обратно в Нью-Йорк. Просто потому, что, оказывается, можно. И потому еще, что мне тут не совсем комфортно.

А вот в тот момент я уже решил, что сначала встречусь с Яном, разузнаю у него все подробности, потом тщательно и не торопясь все обдумаю и лишь потом буду действовать…»

Одесса, 1 (13) июня 1897 года, воскресенье, середина дня

День, как говорится, не задался. Нет, начинался он, как обычное воскресенье. Полтора жида позавтракал с семейством, степенно раздал задания на эту неделю[99] и удалился в кабинет, работать с бумагами. Работа спорилась, поэтому он решил не терять время и пообедать прямо в кабинете.

Однако едва он употребил шкалик водки, традиционно завершающий его воскресные обеды, как начался натуральный бедлам.

Для начала прибежала непутевая племянница. Вид у Софочки был почти обезумевший.

– Он здесь, он в Одессе, он пришел за нами! – причитала она. – А Наталья Дмитриевна мне не верит! Я ей сказала, что это он, а она велела заткнуться! Мол, из-за моих рассказов ей потом кошмары снятся!

Она стрекотала бессвязно, но несмолкаемо, и Рабинович, не удержавшись, рявкнул:

– Хватит трещать! Говори толком! Кого ты видела?

Софа вдруг остановилась и совершенно спокойно ответила:

– Воронцова! Того, что на Крите нас с Сарой от турок освободил. Он в Одессе. Сегодня утром я видела его в нашем дворе. Он пришел за мной. – Подумала и устало поправилась: – Нет, не за мной. Он пришел за нами. Он всех нас убьет! А Ухтомская мне не поверила. Сказала, что Воронцов этот сильно меня напугал и теперь всюду мне мерещится.

«Скорее всего, Ухтомская права! – подумал Рабинович. – Испугал он тебя действительно сильно!»

Но говорить стал о другом. О том, что не для того Воронцов девушек спасал, чтобы потом их убить. И о том, что быть помощницей Ухтомской – хорошее начало, и потому Софочке надо не дурить и не раздражать работодательницу, а, напротив, приложить все усилия, чтобы зацепиться.

– Понравишься, так уедешь вместе с ней в Питер! – увещевал он девушку. – И никакой Воронцов там тебя не достанет. А вот замуж, наоборот, сможешь удачно выйти.

Однако не так-то просто успокоить испуганную женщину, и Рабиновичу пришлось битый час повторять одно и то же, прежде чем племянница вняла наконец-то его уговорам.

Выпроводив ее, Перес минут десять ходил по кабинету из угла в угол, не в силах успокоиться и вернуться к работе. Поняв, что успокоиться своими силами у него не получится, кликнул жену и потребовал подать в кабинет чарку[100] водки.

Неторопливо откушав первый шкалик, он перестал ходить и уселся за стол. Но настроения на работу все равно не было. Тогда он налил второй и выпил его залпом. Отпустило.

Но только он собрался вернуться к работе, как доложили, что его желает видеть Гольдберг.

– Угадай, кто сегодня зашел ко мне в гости? – начал Ян, едва войдя в кабинет. – Вот ни за что не угадаешь, спорим?

– Воронцов? Тот, который наших девочек от бандитов спас? – спокойным и даже несколько усталым голосом уточнил Полтора жида. Причем Ян был готов поклясться, что вопросительных интонаций в голосе партнера почти не было.

– Точно! – пораженно подтвердил Гольдберг. – Но как?!

– Софочка его сегодня видела! – пояснил Рабинович, жестом руки давая понять, что более тут говорить не о чем, уточнил: – Так он все-таки жив?

– Именно! Я его об этом же спрашивал! Там путаница возникла. С Суворовым он действительно дружил, на Крите воевал… И Суворов на самом деле погиб. А Воронцов в последнем бою только ранен был. И потом лечился в Одессе. А там и подданства попросил, так что теперь он тут. Я тебе больше скажу, Перес, он с тем самым «Обществом содействия прогрессу и гуманности» тесно связан!

Полтора жида только досадливо дернул бровью! Естественно, связан! Еще бы! Ему ли, Рабиновичу, этого не понимать. Не о том сейчас стоит говорить.

– Но в дело ко мне он идти не захотел. Сказал, что свое собственное затеял.

Одесса, 1 (13) июня 1897 года, воскресенье, вечер

Хотя я провел без сна почти сутки, да и до того регулярно недосыпал, вечером все же пошел не отсыпаться, а работать. Когда руки заняты, то и мысли в голове не так кипят. Попеременно то подавая в аппарат воду, то откачивая взвесь гашеной извести багерным насосом[101], освободил аппарат. Потом несколько раз промыл его, сливая раствор все в тот же бак для гашеной извести, потом высушил аппарат теплым воздухом.

А про себя все это время суммировал услышанное от Яна Гольдберга.

Во-первых, преследование против меня прекращено. Ни полиция, ни Мэйсоны более не имеют к Юрию Воронцову никаких претензий. Те подробности, которые изложил Гольдберг, не оставляли в этом никаких сомнений. Во-вторых, партнерство «Джонсон и Воронцов» прекратило свое существование. Патент продан, а система перевязочных пунктов, использовавшаяся для сбыта лекарств, была преобразована в сеть аптек партнерства «Джонсон и Джонсон»[102]. Ну, да кто бы сомневался. Участие «цветных» в работе этой самой сети перевязочных пунктов сильно давило на Теда Джонсона. И соглашался он только благодаря моему постоянному воздействию. Как только я исчез, он передумал.

В-третьих, с учетом денег, вырученных от продажи патента, компенсации, выплаченной Элайей Мэйсоном, и процентов, набежавших за использование моих денег, мне причиталось двадцать тысяч долларов и еще две с половиной сотни. В-четвертых же, Ян Гольдберг в знак благодарности за все, сделанное мной для его семьи, готов перевести эти деньги сюда и обменять их на рубли без всяких комиссионных, так что мой ресурс вырос на тридцать шесть с половиной тысяч рублей.

Пятым было то, что Гольдберг звал меня к себе на работу. Дескать, в Америке обо мне легенды рассказывают, и потому он готов платить мне по сотне долларов в неделю, совершенно сказочные деньги для современной России. Тут даже генералам и министрам платили меньше![103]