Рабство и данничество у восточных славян - Игорь Фроянов

Приведенные сведения подтверждают предположение о свидетельской практике холопов в Древней Руси. Но право свидетельствовать по суду есть право свободного человека. Холоп, пользующийся элементами этого права, подымался тем самым над остальной массой рабов в частности над челядью, которой было вовсе заказано всякое послушество.

Холопы, как видно из источников, заключали различные сделки по торговле и кредиту. Так, статья 116 Пространной Правды говорит: «Аче же холоп кде куны вложить, а он будеть не ведая вдал, то господину выкупати али лишитися его; ведая ли будеть дал, а кун ему лишился».765 Холоп, следовательно, имел возможность совершать финансовые сделки, не скрывая своего холопства. Бывало так, что господин сам пускал холопа в торг (статья 117): «Аже пустить холопа в торг, а одолжаеть, то выкупати его господину и не лишитися его».766 размышляя по поводу этой статьи, И. И. Смирнов замечал, что упоминаемый ею холоп «определенно свидетельствует о существенно новых чертах в положении самого холопства, ибо, конечно, холоп, посылаемый господином в торг с полномочиями не только торговать, но даже и заключать сделки займа, — это совсем не тот холоп-челядин, который (ст. 38) фигурирует на торгу как предмет купли-продажи, вызывающий ассоциации с там же покупаемым "скотом"».767 И. И. Смирнов тонко уловил различие в положении рабов статей 38 и 117. Но он не сумел отличить челядина от холопа (отсюда у него терминологическое сращение «холоп-челядин»), и это помешало ему правильно и до конца понять суть этого различия, которое заключалось не в приобретении старой категорией рабов (челяди) иного, чем прежде, положения в обществе, а в появлении и развитии новой группы рабов (холопов), пользующихся некоторыми преимуществами по сравнению с другими собратьями-невольниками.

Статьи 116-117 Пространной Правды позволили И. И.Смирнову говорить по поводу холопа, «легально Действующего в различных областях городской экономической жизни», занятого различными видами и формами «экономической деятельности вне господского двора».768 В проникновении столь «оборотистого холопа» (термин Б. А. Романова, повторяемый И. И. Смирновым) в текст Русской Правды И. И. Смирнов узрел «то изменение в реальном экономическом положении холопа которое должно быть поставлено в прямую связь с развитием городов как центров ремесла и торговли и, как следствие этого, развитие товарно-денежного обращения, в том числе и таких его форм, как торговый кредит (зарегистрированный в ст. 48 Пространной Правды) и ростовщичество-резоимство, вызвавшее специальное законодательство Владимира Мономаха—Устав о резах (ст. 53 Пространной Правды)».769 С исследователем можно отчасти согласиться. Развитие городов как центров ремесла и торговли, рост товарно-денежного обращения определили формы «экономической деятельности холопа вне господского двора», тогда как сама по себе его деятельность была обусловлена особенностями холопства как местного института, бывшего следствием той смягченной (сравнительно с челядинством) разновидностью рабства, допускавшего и, быть может, предполагавшего некоторую дееспособность порабощенных,— в прошлом полноправных свободных людей.

Если Пространная Правда, наделяя холопа экономической дееспособностью, лишает его правоспособности в этой сфере, устанавливая ответственность господина за сделки, совершенные им, то договор 1229 г. Смоленска с Ригою и Готским берегом говорит не только о торговой деятельности, но и о правомочии холопа. «Или Немечьскыи гость,— гласит статья 7 договора, — дасть холопу княжю или боярьску, а кто его задницю возметь, то в того Немчичю товар взяти».770 А. А. Зимин полагал, что настоящая статья «восходит к ст. 117 Пространной Правды, говорящей об ответственности хозяина за долги холопа. Однако в ст. 7 мы встречаемся с дальнейшим изменением положения холопа: статья уже знает имущество холопа (задница, останок). Это свидетельствует о расширении его самостоятельности и постепенном изживании рабства на Руси».771 Едва ли статья международного соглашения восходит к Пространной Правде, предназначенной для внутреннего пользования. Источником как статьи 7 договора Смоленска с Ригою и Готским берегом, так и статьи 117 Пространной Правды явилось реальное положение холопов в жизни, характеризуемое их известной самодеятельностью. Статья 7 свидетельствует об имущественных и наследственных правах холопов в Древней Руси, об определенной ответственности холопов перед законом. Во всем этом мы видим не изживание рабства на Руси, как утверждал А. А. Зимин, а отражение своеобразного статуса холопов в древнерусском обществе, отношение последнего к рабам из сограждан, которые по экономической необходимости или каким-нибудь иным соображениям уходили в холопство.

Таким образом, и Русская Правда и другие источники дают основание заключить о наличии у древнерусских холопов элементов дееспособности и правоспособности, отделяющих эту категорию рабов от челяди, лишенной каких бы то ни было прав. Это позволяет отвести замечание А. А. Зимина в наш адрес: «Но так как автору не удалось доказать существования в Пространной Правде каких-либо черт различия в источниках и правовом положении холопства и челядинства, его предположение (об отличие холопов от челяди. — И. Ф.) не может быть принято».772 Как мы только что видели, «черты различия» холопов и челяди отчетливо проступают 11 письменных памятниках, в том числе и в Пространной Правде. Следовательно, нельзя смешивать холопов с челядью. Точно также нельзя смешивать поступление в холопы местных людей с пленением иноземцев и их обращением в рабство. Разные источники происхождения холопства и челядинства по-разному влияли Положение холопов и челядинов в древнерусском обществе, обеспечивая первым некоторые бытовые, экономические и юридические послабления и ставя вторых в очень жесткие и суровые условия.773

Это мнение о челяди и холопах, высказанное нами еще в 1965 г.,774 вызвало неоднозначную-реакцию у историков: и положительную и отрицательную. Об отношении А. А. Зимина мы уже знаем. А вот оценка, Л. В. Черепнина: «Замечания И. Я. Фроянова безусловно остроумны. Но из них никак не вытекает, что челядь состояла только из пленных. Мне кажется, этот тезис надо отвергнуть».775 Зато В. В. Мавродин целиком принял данный тезис: «Источники различают 1) челядина и 2) холопа... Более позднее появление термина "холоп" в источниках объясняется и более поздним применением его по отношению к определенной категории рабов. "Холопы" — рабы. Это ни у кого не вызывает сомнений. Но "холопы"—не "челядь". "Челядь" — это полонянники, в древности иноплеменники. Холопы же вербуются из среды соплеменников, внутри данного общества и являются продуктом тех социальных процессов, которые идут именно внутри данного общества. Поэтому источники холопства иные... Среди источников холопства нет только одного — плена. И это понятно. Пленный становился не холопом, а челядином».776 Разделяет нашу точку зрения и Л. В. Данилова. «К концу Х-ХI в., — пишет она, — плен потерял значение единственного источника пополнения контингента рабов, явственно обозначилось новое явление, отразившее существенные сдвиги в социальной структуре восточного славянства: появилось холопство —рабство соплеменников».777

Примечательный факт: отдельные исследователи, которые не согласились в принципе с нашим подходом к челяди и холопам, вынуждены все же развивать в какой-то части проблемы созвучные нашему взгляду идеи. Так, С. А. Покровский говорит: «С появлением местных социальных источников рабства входит в употребление новый термин — холоп... ».778 У М. Б. Свердлова «основным источником холопства был не плен, а личная зависимость соплеменников, устанавливаемая в результате социально-экономических процессов».779

Холопство являлось одной из форм внутренней эксплуатации, существовавшей в древнерусском обществе, в то время как челядинство было частью системы внешней эксплуатации, возникающей в результате военных столкновений различных племен и народов. В эту систему входило и данничество, к изучению которого мы приступаем.

431 Cм.: Фроянов И.Я. 1) О рабстве в Киевской Руси// Вестник ЛГУ, №2, Серия истории, языка и литературы. Вып. 1, 1965. 2) Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории. Л., 1974.

432 Тимощук Б.А. Восточные славяне: от общины к городам. М., 1995, С. 3.

433 См.: Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки общественной историографии. Л., 1990.

434 Тимощук Б.А. Восточные славяне. С. 123-240.

435 Там же. С. 716. Эта вера в особые возможности археологических источников свойственна и другим специалистам. В.П. Даркевич, например, затрагивая спорные вопросы происхождения и развития древнерусских городов, пишет: «При междисциплинарном подходе к изучению древнерусских городов, когда подвергаются сомнению казавшиеся еще вчера нерушимыми догматы, роль археологии с ее практической неисчерпаемостью материалов будет неизменно возрастать» (Даркевич В.П. О некоторых спорных вопросах происхождения и развития древнерусских городов (X-XIII вв)// Город как социокультурное явление исторического процесса/ Отв. ред. Э.В. Сайко. М., 1995, С. 136). Письменные источники, относящиеся к истории восточных славян и Древней Руси далеко не исчерпаны. Прежде всего с их помощью пересматривались и пересматриваются казавшиеся еще недавно незыблемыми представления о ранней истории Руси.