Моссад - Первые полвека - Иосиф Дайчман

13 июня 1960 г. Бен-Гурион вылетел в Париж для встречи с де Голлем. В Елисейском дворце президент Франции напрямую спросил: "Для чего Израилю нужен атомный реактор?" Бен-Гурион заверил, что реактор будет использоваться исключительно в мирных целях и не будет развиваться в направлении производства оружейного плутония. В подтверждение этого 21 декабря 1960 г. он с трибуны кнессета объявил, что Израиль строит второй исследовательский ядерный реактор, но заверил парламент, что реактор будет использован исключительно в мирных целях. Это было именно то заявление, которого ждал де Голль. Теперь французы вроде бы могли беспрепятственно и в полном соответствии со складывающимися нормами международных отношений поставить последнюю партию оборудования, необходимого для завершения строительства реактора. Но "могли" и "хотели" - глаголы разные. Шарль де Голль отнюдь не был сторонником распространения ядерного оружия - и требовались определенные усилия для продвижения дела. И вот тогда для сохранения отношений с Францией израильтяне, у которых, если серьезно, был не такой уж богатый выбор средств, вынуждены были пойти на то, что разведывательные службы делают крайне редко: они "сожгли" свой разведывательный источник. 16 марта 1961 г. военный атташе посольства Израиля в Париже полковник Узи Наркисс узнал о подготовке очередного покушения на президента де Голля. Источником этой информации стал Клод Арно, иезуит и бывший полковник антинацистского Сопротивления. Принципиально важным в сообщении Арно было то, что для обострения антиалжирских настроений во Франции в попытке ликвидации планируется задействовать киллера-араба. Сам Клод Арно, как и его коллеги, придерживавшиеся правых взглядов; несомненно, он не одобрял вывод французских войск из Алжира, - но считал идею убийства президента совершенно неприемлемой. Возможно, передавая информацию "естественному врагу арабов", он надеялся на то, что поимка террориста скомпрометирует Алжир и отодвинет угрозу жизни харизматическому лидеру "Свободной Франции", и этого ему было вполне достаточно. Узи Наркисс немедленно направил шифровку с этой информацией и собственным мнением в министерство обороны в Тель-Авив, где анализом подобных сообщений занимался "Аман". Сам Наркисс считал, что теракт можно сорвать силами израильских спецслужб; Харел вспоминает, что Шимон Перес и начальник штаба генерал Цви Зур были согласны с Наркиссом и полагали, что об этом даже не следует информировать де Голля. Но сам Харел настаивал на том, чтобы сообщить французам эту информацию. Бен-Гурион поддержал его - и через две недели де Голлю сообщили о заговоре; президент, естественно, принял оказавшиеся вполне достаточными меры безопасности, но одновременно решительно потребовал от израильтян раскрыть ему источник этой информации, - что и было сделано. Французы арестовали Клода Арно и подвергли его допросу, - но не получили никаких доказательств, и его пришлось отпустить. Арно, естественно, сразу понял, откуда прошла информация и обозлился на "Аман"; так израильтяне потеряли ценный источник (возможно, что и не один). Но это была ещё в сущности совсем небольшая цена, которую надо было заплатить. Тайные отношения между двумя странами были гораздо важнее.

Реактор на тяжелой воде мощностью 24 мегаватта мог производить "оружейный плутоний" в количестве, достаточном для изготовления в год одной атомной бомбы мощностью 20 килотонн; а конструктивные особенности реактора позволяли значительно увеличить его мощность, а значит, и "выход" плутония. Но для самостоятельной работы в этом направлении Израилю требовалось оборудование для обогащения урана. И здесь сложилась двойственная ситуация. Руководитель научных исследований французской комиссии по атомной энергии Франсуа Перрин и возглавлявшаяся им комиссия отказывалась поставлять оборудование для обогащения урана, - но не препятствовала попыткам Израиля приобрести это оборудование из других источников. После напряженных переговоров комиссия Перрина все-таки удалось достичь устраивавшего Израиль варианта: было разрешено частной французской компании "Сен-Гобэн", которая поставляла подобное оборудование французской военной промышленности, продать техническую документацию и необходимое оборудование. Но "Сен-Гобен" не располагала полным комплектом всего, что необходимо - и Бламберг занялся поиском и приобретением компонентов для установки, а затем материалов и сырья. Подробнее об этом - в следующей главе.

Сейчас следует высказать одно существенное соображение по инспирированной секретными службами теме: ученые и разведка. "Лакам" не проявил особой изобретательности в выборе прикрытий. Сотрудники агентства направлялись за рубеж под прикрытием дипломатического иммунитета - как атташе по вопросам науки посольств Израиля в крупных странах Европы и Америки. Но разница была: они подчинялись непосредственно штаб-квартире "Лакама" в Тель-Авиве, а не министерству иностранных дел, как обычные дипломаты. Они должны были закупать за рубежом все научные публикации и поддерживать светские и профессиональные контакты в научных кругах стран аккредитации. Естественно, что все они попадали в поле зрения служб безопасности соответствующих стран - и хотя особых контрразведывательных и дипломатических мер в Европе, за редким исключением, не предпринималось, слухи и сплетни о "шпионах-дипломатах" вовсю попадали в периодику. Израильские ученые, находившиеся в научных командировках и на стажировках за рубежом, также были обязаны оказывать услуги "Лакам". В некоторых случаях израильским ученым за рубежом прямо предлагалось похищать нужные материалы. Зачастую это делалось на дилетантском уровне, что подвергало риску как самих ученых, так и тех, кто ими руководил, - обычно это были все те же атташе по науке, которые пользовались дипломатическим иммунитетом. Совершенно естественно, что такая деятельность породила во всем мире предубеждение и настороженность в отношении израильских ученых. Например, с конца 1960-х годов ФБР, кстати всегда не слишком дружелюбная организация, следила практически за каждым ученым, приезжавшим в США из Израиля. Иногда это была просто слежка, прослушивание переговоров, препятствия в доступе к той или иной информации, ограничение возможности передвижения и контактов. Иногда проводились и прямые предупреждения. Так, даже в восьмидесятых профессор Ювал Нееман, бывший разведчик, создатель многих образцов оперативной техники, которую использовали спецслужбы и основной разработчик компьютерной системы, которая внесла большой вклад в победу в Шестидневной войне, прибыл в Пасадену, штат Калифорния, для участия в семинаре по физике. После того, как он посетил в Ливерморскую лабораторию, занимавшуюся ядерными исследованиями, ему позвонили.

- Профессор, я из департамента, - раздался в телефонной трубке незнакомый голос, - мы можем встретиться?

Нееман решил, что звонит кто-то из научного отдела Калифорнийского университета, и охотно согласился на встречу. К его удивлению, при встрече телефонный собеседник представился как следователь министерства юстиции США.

- Вы полковник Нееман? - спросил американец.

- Да, - ответил Нееман, удивленный тем, что к нему обращаются по воинскому званию и в соответствии с обычной практикой разведслужб объяснил "следователю", что в начале 1960-х годов он действительно служил в военной разведке и имел звание полковника, но уже давно оставил военную службу и работает в Тель-Авивском университете.

- Но мы знаем, что вы все ещё занимаетесь шпионажем, и предлагаем вам немедленно прекратить это.

Через несколько недель Нееман приехал в университет штата Техас в Остине; там снова появился "представитель министерства юстиции", который потребовал, чтобы Нееман зарегистрировался как "агент израильского правительства", для которых существуют весьма строгие ограничения круга встреч и возможности передвижения в США. Нееман обратился к своим старым друзьям, в том числе "отцу" американской ядерной бомбы Эдварду Теллеру и влиятельному сенатору от штата Техас Джону Тауэру, но смогли реально помочь не эти связи, а сотрудничество США и Израиля в области разведки. Представитель "Моссада" в Вашингтоне напрямую обратился в ЦРУ и попросил оставить Неемана в покое - и полковника больше не беспокоили.

В 60-х годах резидентура ЦРУ в Тель-Авиве основное внимание уделяла наиболее секретной израильской программе - созданию атомного оружия, хотя официально Израиль отрицал какие-либо свои намерения в этом направлении. Например, в 1961 году Бен-Гурион совершенно категорически заявил Джону Кеннеди при встрече в Белом доме, что Израиль ведет работы в области атомной энергии, но не военного плана. В апреле 1963 года Шимона Переса вызвали в Овальный кабинет Белого дома, где Кеннеди потребовал от него информации. "Вы знаете, что мы очень внимательно следим за возникновением ядерного потенциала в этом регионе, что может создать очень опасную ситуацию. Именно поэтому мы поддерживаем тесные контакты с вами в сфере ядерных исследований. Что вы можете сказать по этому поводу?". Перес ответил фразой, которая стала стандартным ответом политиков: "Мы не будем создавать ядерное оружие. Мы не сделаем этого первыми". В Вашингтоне, конечно, в это не поверили - настолько, что несколько позже новый премьер, бывший министр финансов Леви Эшкол договорился с администрацией президента Джонсона о том, что в обмен на расширение поставок в Израиль современного вооружения будет снижен темп работ в ядерной области. Сразу же по достижению договоренности израильтяне впервые получили истребители "фантом" и "скайхок", а американцы заняли место французов как основного поставщика вооружений Израилю. ЦРУ, в частности резидент в Израиле Хадден, считали, что эти дипломатические обещания - только часть игры: Израиль стремится и получить самое современное оружие, и создать свою атомную бомбу. Израильские стратеги заговорили о ядерном оружии как о средстве, которое может навсегда покончить с войнами на Ближнем Востоке. ЦРУ также пришло к выводу, что Израиль уже располагает несколькими системами доставки ядерного и термоядерного оружия. ЦРУ отмечало большое желание Израиля расположить часть ядерного арсенала за пределами своей территории на средствах морского базирования. Аналитики ЦРУ пришли к выводу, что Израиль стремится к оснащению своих подводных лодок ядерным оружием; несколько позже просочились данные, что Израилю удалось оснастить три свои подводные лодки британской постройки компактным, но весьма мощным ядерным оружием. Они почти постоянно патрулировали в Средиземном море, и в какой-то мере это можно было трактовать как выполнение израильского обещания не "привносить ядерное оружие на Ближний Восток первыми".