Орел и Волки - Саймон Скэрроу

Он оглянулся на крик и увидел Тинкоммия. Принц атребатов с крайне встревоженным видом отчаянно махал рукой, чтобы привлечь к себе его внимание, и яростно проталкивался к центурионам. Катон дернул Макрона за руку:

— Смотри!

— А?

Макрон привстал на носки, пытаясь взглянуть поверх голов суетившихся вокруг него людей, но тут перед ними возник Тинкоммий, встревоженный, запыхавшийся, мокрый от пота.

— Командир, пойдем в лагерь! Прошу, поскорее!

— Что за притча? — буркнул Макрон. — Доложи как положено.

— Бедриак, командир! Он тяжело ранен!

ГЛАВА 21

— Как это вышло?

— Пойдем, командир! — беспрестанно повторял Тинкоммий.

— Да скажи же, в чем дело? — сердился Макрон.

— Сам не знаю: я нашел его в штабном корпусе, на полу в коридоре. Всюду кровь!

— Он еще жив?

— Да, командир. Но он умирает.

— Кто с ним остался?

— Артакс. Он появился, когда я наткнулся на Бедриака.

Катон схватил Тинкоммия за руку.

— Артакс с ним один?

— Так точно, командир, — кивнул Тинкоммий. — Я послал за лекарем, а сам со всех ног помчался сюда.

— С чего бы такая спешка?

Тинкоммий огляделся и придвинулся к римлянам:

— Он бредил. Звал центуриона Катона и твердил, что царю угрожает опасность.

— Верике? — изумился Макрон. — А что это за опасность?

— Тише! — шикнул на друга Катон, бросив взгляд на привлеченных громким восклицанием атребатов. — Хочешь, чтобы все нас услышали?

Макрон примолк, пораженный властностью тона юноши. Катон между тем повернулся к Тинкоммию и тихо спросил:

— Что именно сказал Бедриак?

— Он звал тебя. Хотел сообщить что-то важное. О царе… об убийстве царя. Он где-то что-то подслушал. Какой-то разговор, но тут нас нашел Артакс, и с той поры Бедриак не сказал больше ни слова.

— А Артакс слышал, что он говорил тебе раньше?

— Да. И послал меня за тобой, — кивнул Тинкоммий.

Катон переглянулся с Макроном.

— Похоже, чем скорей мы вернемся на базу, тем лучше.

— Ты прав.

— Он что-нибудь сказал? — с порога бросил Тинкоммий, когда все трое, задыхаясь от бега, влетели в штабной корпус.

Возле распростертого на полу тела сидел на корточках лекарь. Стоявший напротив него на коленях Артакс оглянулся.

— Ho…

Лужица крови поблескивала в свете, падавшем из верхнего небольшого окошка. Еще больше крови впиталось в утоптанный земляной пол, и алые брызги пятнали побелку на стенах по обе стороны от дверных косяков.

Глянув на Бедриака, Катон резко вздохнул. Лицо охотника было белее снега, с восковым оттенком, глаза то широко распахивались, то закрывались, челюсть отвисла, но язык все еще немощно шевелился над дрожащей нижней губой. Снятая со знаменосца красная воинская туника лежала рядом с ним, темная и промокшая. Охотник остался в одной набедренной повязке, и размазанная по бледной коже кровь делала его похожим на освежеванное жертвенное животное.

— Как он?

— Как он? — Макрон поднял глаза, а потом покосился на лекаря. — Сам, что ли, не видишь? Отходит. Не нужно быть знахарем, чтобы это понять.

— Тише, командир, — подал голос лекарь. — Ему нужен покой.

Катон пересек комнату и опустился возле раненого на колени.

— Артакс, он тебе что-нибудь сказал?

Артакс поднял косматую голову и посмотрел на Катона. Его лицо не выражало никаких чувств.

— Он что-нибудь говорил, пока ты был с ним?

Артакс замешкался, потом медленно покачал головой.

— Ничего? Совсем ничего?

— Ничего, что имело бы смысл, римлянин.

Оба долго смотрели друг другу в глаза, потом Катон мягко продолжил:

— Мне трудно в это поверить.

Артакс пожал плечами, но ничего не ответил. Прежде чем Катон успел собраться с мыслями и опять обратиться к нему, Бедриак издал долгий стон. Его глаза широко открылись, взгляд заметался по склоненным над ним лицам и остановился на одном из них.

— Командир…

— Бедриак, кто это сделал? Ты его видел?

— Сюда… ближе…

Катон наклонился, его глаза не отрывались от глаз Бедриака. Охотник поднял левую руку и вцепился в тунику римлянина в области шеи. Юноша инстинктивно попытался высвободиться, но хватка умирающего оказалась удивительно сильной, и он подтянул Катона к себе. Молодой центурион уже ощущал несвежее дыхание знаменосца и острый приторный запах его крови.

— Царь… в большой опасности…

— Знаю… Ты сейчас просто скажи…

Дыхание умирающего стало мелким, прерывистым, полный отчаяния взгляд вперился в зрачки Катона. Центурион зажал лицо охотника между ладонями и встряхнул его.

— Какого хрена ты делаешь? — спросил лекарь.

— Тихо! — рявкнул Катон. — Бедриак! Бедриак! Кто это? Скажи! Скажи, пока можешь!

Бедриак, собрав крохи последних сил, попытался ответить. Его взгляд качнулся к Тинкоммию, снова перебежал на Катона, с губ сорвался слабый шепот:

— Он рос… на моих глазах…

Тинкоммий мягко оттеснил Катона, положил ладонь на чело Бедриака и нараспев произнес:

— Засыпай. Спи спокойно, Бедриак, охотившийся на зверей. Да убаюкают тебя…

— Прекрати! — выпалил Катон. — Помолчи, дурень, ведь нам надо узнать…

Тинкоммий поднял на него гневный взгляд.

— Он умирает.

— Тут я бессилен. Помочь ему я ничем не могу… и никто не может. Но мы должны выяснить, с чем он шел: ты же слышал, кто-то замыслил убить вашего государя. Прочь, дай мне его расспросить!

— Слишком поздно, — пробормотал Артакс. — Смотри, он умер.

Катон отвернулся от Тинкоммия и посмотрел на Бедриака. Охотник был неподвижен, невидящие глаза уставились в потолок, челюсть отвисла, дыхание, доселе хриплое, стихло. Лекарь, пытаясь обнаружить признаки жизни, наклонился, приложил ухо к груди знаменосца, но спустя несколько мгновений выпрямился и убрал с его раны насквозь промокший тампон. Катон увидел колотое отверстие, похожее на темный, Жаждущий насыщения зев, но эта иллюзия тут же была разрушена выплеснувшейся из него кровью, которая стала растекаться по коже, капая на пол.

— Он мертв, — заявил лекарь.

— Ладно, раз теперь это признано официально, составь подобающий документ, — промолвил Макрон, поднимаясь на ноги. — Что с телом-то делать? Его, наверное, надо куда-нибудь отнести?

Лекарь кивнул в сторону двух бриттов, так и сидевших около Бедриака.

— Спроси у них, командир. Я не знаю местных обычаев.

— Прощай, Бедриак, — тихо промолвил Артакс.

Катон поднял глаза и приметил в уголках губ знатного бритта намек на усмешку.