Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь - Александр Мазин

Слада и женщина троекратно поцеловались. Затем хозяйка повернулась к Сереге, и тот, наклонившись, тоже трижды прикоснулся к ее щекам. От женщины пахло свежеиспеченным хлебом.

– Пожалуйте в дом, брат и сестра, – пригласила хозяйка.

Если чтобы пройти через калитку, Серега повернулся боком, то чтобы войти в дом, ему пришлось пригнуться.

Хозяин был похож на свою жену: такой же невысокий, толстенький и тоже пахнущий свежим хлебом.

– Марк, – представился он и тут же повернулся к Сладе: – Пойдем, сестра!

И все трое удалились, оставив Серегу в одиночестве. Он не скучал, потому что обдумывал мысль, пришедшую ему в голову у калитки. А что, идея не хуже прочих! Решили там, наверху, что им со Сладой следует стать мужем и женой, какой-нибудь архангел щелкнул пальцами – и Серега Духарев оказался за тысячу лет от спутниковой связи и унитазов с программным управлением. И выходит довольно складно. Достаточно вспомнить, как они встретились. И что было потом.

«Ладно, – подумал практичный Духарев. – Допустим, это правда. Вот мы сейчас обвенчаемся – и что дальше?»

А вдруг тот же архангел еще раз щелкнет пальцами – и они окажутся в его комнатушке на Дербах?

«Ну уж на фиг! – решил Духарев. – Не хочу!»

В одиночестве Серега провел около получаса. Затем появилась хозяйка и позвала его в соседнюю комнату. Там уже горели свечи, на возвышении стояло большое серебряное распятие. На чистой холстине лежали кольца.

Хозяйка накрыла голову Слады белой тряпицей, положила сверху венок.

– Пригнись! – велела она Духареву и украсила вторым венком его макушку. – Встаньте рядом!

Ладошка Слады нырнула в Серегину руку.

Мужчина произнес нараспев по-гречески. Слада и хозяйка согласно ответили. Тоже по-гречески. Серега промолчал.

Мужчина продолжал что-то говорить, его жена вложила в руки жениха и невесты зажженные свечи.

Серега пару раз присутствовал при венчании, но не очень помнил, что делал и говорил священник, поэтому определить, насколько этот обряд отличается от современного ему православного, Духарев не смог бы.

Венчающий их что-то спросил у него по-гречески.

– Да, – механически ответил Серега, поскольку примерно представлял, о чем его могут спрашивать.

Никакого душевного подъема он не ощущал.

Он глядел на завешенную тканью бревенчатую стену и с ужасом осознавал, что сквозь серую с голубой вышивкой ткань проступают знакомые тусклые обои, салатная, истыканная ножом дверь и приклеенная жвачкой гавайская девушка под ядовито-синим небом. Он чуял, как сочится сквозь щели запах подгоревшего масла и стирального порошка, слышал, как за окном матерятся мужики у ступенек в рюмочную. А за стеной, у соседей, ссорятся Луис с Альбертой.

Серега быстро закрыл глаза, но видение от этого стало еще явственнее. Хуже того, он увидел маленькую испуганную Сладу на краю скрипучей, многократно облитой вином и спермой тахты. Он увидел, как она вздрагивает от трамвайного грохота, ощутил, как вползает в форточку гарь выхлопных труб, горелой резины… А ему надо тащиться на склад, потому что он обещал Вовчику разгрузить фуру, а Вовчик, в свою очередь, обещал дать за помощь пару сотен… И потом они будут пить пиво в подвальчике на Фурштадтской, а Слада будет по-прежнему сидеть на тахте, вздрагивать от каждого звука и…

Серега открыл глаза и крепче сжал руку своей невесты.

Слада глянула на него снизу счастливыми глазами. Духарев мысленно стиснул зубы и улыбнулся ей совершенно беззаботно. А брат во Христе, толстячок со стриженными под горшок соломенными волосами, в рубахе, изукрашенной узорами-оберегами, поднял руки и торжественно провозгласил что-то по-гречески.

И Слада засмеялась, ухватила Серегу за плечи и потянула вниз, чтобы он ее поцеловал.

В общем, их обвенчали, нарекли мужем и женой и отпустили с миром.

Но только когда они вышли из узенькой калитки на улицу, темный страх отпустил Серегу. Незримая сила не перенесла их к туманным, покрытым копотью берегам Невы, на грязные питерские улицы.

Здешние улочки тоже были грязными, и копоти тоже хватало, но это была правильная грязь и правильная копоть. И здесь Духарев был не муравей в муравейнике, пусть и крупный, но вынужденный мельтешить и суетиться, чтобы быть, как все. Здесь он был варяг, которому суетиться не пристало. И быть, как все, вовсе не обязательно. И не нужно с завистью глядеть на чужие «мерсы», заедая пиво несвежими чипсами. Здесь вообще нет чипсов, и пиво, надо признать, похуже. Зато ни в одной здешней харчевне ему не посмеют предложить несвежий продукт. И главное, здесь его жене никогда не придется ждать его возвращения у телевизора в занюханной коммуналке или тащиться с сумками по темным подворотням, где любой ублюдок…

– Серегей, они тебе не понравились?

– Что? – Духарев с трудом вынырнул из собственных мыслей.

– Марк и Текла, они тебе не понравились?

– Я им не понравился, – Серега перепрыгнул через лужу, которую Слада аккуратно обошла по краю.

– Почему ты так думаешь? – спросила девушка.

– Их пес. Собаки чувствуют эмоции хозяев.

– Чувствуют – что?

– Эмоции. Это…

– Я поняла. Я немного знаю латынь. Серегей, что ты чувствуешь?

– В смысле?

– У тебя когда-нибудь была жена?

– Нет, – Духарев улыбнулся. – Ты первая.

Слада обняла его за талию, глаза ее сияли.

– Что ты хочешь, Серегей?

– Для начала, чтобы ты звала меня Сережей.

– Серешей?

– Попробуй еще раз. Се-ре-жа!

– Се-ре-жа! Так?

– Отлично. Для начала. А теперь мы пойдем куда-нибудь, где нам не станут мешать.

– Я знаю такое место! – решительно заявила Слада. – Пошли!

Глава девятнадцатая

Без названия

Комната оказалась совсем небольшой, с толстыми красных тонов коврами на стенах и дощатым, вымытым до белизны полом. Пахло благовониями, а в углу стоял большой кувшин с клюквенным морсом.

Серега уселся на низенькую лежанку, вытянул ноги.

– Тебе здесь нравится? – спросила Слада с беспокойством.

– Вполне прилично. Только вот хозяин…

– Он хузарин, – пояснила Слада. – Ему можно верить. Хузары держат такие дома… для мужчин.

– Ага… А если бы я пришел один?

– Тебе предложили бы выбрать женщину.

– А ты откуда знаешь? – Изображая гнев, Серега нахмурил брови.

– Да это все знают! – Девушка рассмеялась. – Ты подумал: может, я из тех женщин, которых предлагают мужчинам, да? Хочешь узнать, так ли это? Сейчас узнаешь! – Слада присела и взялась за шнуровку сапога.

– Ты с ума сошла! – воскликнул Духарев, отдергивая ногу.

Слада обиделась.

– Я же твоя жена! – Она чуть не плакала. – Я должна снимать с тебя сапоги!

– Снимай, – согласился Серега, смирившись.

Пока она расшнуровывала сапоги, Духарев глядел сверху на круглую черную, как смоль, головенку и думал, что он совсем не так представлял свою свадьбу. Совсем не так…

Слада закинула руки, вынула деревянные заколки, встряхнула головой. Блестящие волосы рассыпались по узкой спине, закрыв ее целиком, до молочно-белых ягодиц. Девушка привстала на носочки, задернула кисеей овальное оконце, повернулась…

– Почему ты так смотришь? – спросила она, краснея. – Я – худая, да?

– Ты глупая! – улыбнулся Духарев.

Он поднялся, шагнул к ней, обнял, наклонившись, вдохнул травяной запах ее волос, ощутил теплые груди, прижавшиеся к его животу, почувствовал, как ее пальчики развязывают узелок гашника, помогают освободиться от штанов… Подхватив ее на руки, Сергей осторожно опустил ее на ложе.

– Положи руки под голову, закрой глаза и не шевелись.

Слада чуть заметно кивнула.

Опустившись на колени рядом с ложем, Серега начал медленный танец пальцев и губ по изгибам этого юного тела. Он прикасался к нему с той жадной нежностью, какая возникает, если желание сердца опережает желание тела. Он скользил по ней сверху вниз, чувствуя, как она вздрагивает, как подается навстречу его рукам, губам и языку. Она не открывала глаз, она старалась не шевелиться, но он чувствовал ее желание и разжигал его, зная, что ее страсть будет жарче, яростней, ослепительней, чем у любой из женщин, с которыми он предавался любовным играм на капище Волоха. Потому что тем женщинам было все равно, кому подставить лоно, а Сладе нужен только он, и нет на земле, этой или той, которую он покинул, нигде нет женщины, более желанной ему, чем та, что стала его женой…

Тонкие пальцы коснулись его затылка.

– Сережа…

Голос был не чистым и звонким, а хриплым и прерывистым, словно ей не хватало воздуха.

Он услышал, но осознал не сразу, а только через несколько секунд. И понял, что только этого слова ему не хватало…

Это было потрясающе. Нет, «потрясающе» – бледное и жалкое слово. Никогда и ни с кем у Сереги не было такого ошеломляющего кайфа. Как будто кто-то схватил целое звездное небо и встряхнул, как огромный ковер, – и все звезды осыпались вниз и промчались сквозь них, взбив их тела в слепящую звездную пену, смешав верх и низ, смешав пальцы, губы, мышцы… все!