Оно того стоит (ЛП) - Шейд С. М.

— Вообще-то, изменилась. Я не вкладываю всю свою надежду в глупые мечты, как было в подростковом возрасте. Счастливое будущее прописано только в сказках. Все намного проще, когда я смотрю в лицо реальности. Когда-то я любила тебя, но теперь все кончено. Прощаю тебя за то, что ты бросил меня, но даже если бы расстояние не было проблемой, мы не могли бы быть вместе. Я бы просто ждала того дня, когда проснусь и обнаружу, что тебя снова нет рядом.

Его грудь поднимается и опускается с глубоким вздохом.

— Прости, Хен. Я не хотел тебя так обидеть. Как бы мне не была ненавистна эта мысль, ты была такой умной и красивой, что я предположил, что ты заменила меня, и сожгла мосты.

Как он мог так подумать? Я сглатываю комок в горле.

— У меня нет ни одного хорошего воспоминания о детстве без тебя. Я не просто потеряла того, кого любила, потеряла самого близкого друга. — Посмотрев на него, я спрашиваю. — Ты скучаешь по мне? Все эти годы ты думал обо мне?

— Конечно, думал. В первый год я так страдал, что едва мог делать обыденные вещи. И когда я, наконец, поинтересовался у брата о тебе, он сказал, что ты переехала, поступила в колледж. У тебя все было в порядке, а мне же нечего было тебе предложить. Моя мать была якорем на шее. Я сожалею о том, что ушел и не связался с тобой до сих пор, но не сожалею о том, что вытащил тебя из этой передряги. Ты заслуживала лучшего. Но теперь нас ничто не разделяет.

Вообще-то разделяет. Мой мозг говорит мне бежать из-за того, что случилось в прошлый раз, единственный раз, когда я была влюблена. Не хочу ошибиться снова. Может быть, у нас будет несколько месяцев, до того, как наскучу ему, а потом он уедет, и я снова останусь ни с чем. Может, моя жизнь и не идеальна, но я счастлива. Мне просто нужно вернуться домой к своей рутине, о которой нужно вспомнить.

— Мне очень жаль. Я хочу оставаться на связи, но больше ничего обещать не могу. Я всегда буду заботиться о тебе, но я уже не та, кого ты оставил в постели прошлый раз.

Он снова вздыхает, крепче обнимая меня, и я поворачиваюсь, чтобы поцеловать его в последний раз, прежде чем встать на ноги и направиться обратно в особняк. Я не должна оглядываться, но ничего не могу с собой поделать. При виде его, сидящего на ступеньках беседки с галстуком в руке и печально глядящего в землю, у меня текут слезы. Это никогда не сработает. Я поступаю правильно.

Не так ли?

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Каша

— Отдай мне это! — рявкаю я, борясь с птичьим апокалипсисом, чтобы вырвать кошелек у упрямой, безжалостной, злобной чайки.

Она тянет на себя. Я тяну. Джилл тянет. И двое против одного, в конце концов, побеждают, но когда крылатый зверь отпускает мой кошелек, инерционное движение направлено в мою сторону. Крик срывается с моих губ, когда я отъезжаю назад, скользя по земле в платье за восемь тысяч долларов, которое мама купила мне накануне вечером — платье, которое мне действительно идет.

Мне тоже нравится это платье, черт возьми!

— Я была сексуальна в нем, засранка! — кричу я на птицу, которая… Эта ублюдочная тварь, что смеется надо мной? Я ни к кому конкретно не обращаюсь, обвиняюще тыча пальцем в обидчика.

Роман внезапно поднимает меня с земли за руки, пока мои ноги снова не касаются твердой почвы. Он пытается говорить сквозь смех, но безуспешно. Я свирепо смотрю на него, когда он, наконец, берет свою несвоевременную вспышку веселья под контроль, но потом снова сгибается пополам, теряя самообладание.

— Нет! — кричит мама, борясь за подушечку для колец — к которой все еще привязаны кольца — с особенно настырной чайкой, у которой глаз наметан на изысканные украшения.

Хит подныривает, хватая птицу, а мама буквально падает в обморок от его героизма.

— Это не моя вина! — кричу я ей, просто чтобы удостовериться в том, что она это знает.

Это полностью вина Хенли. И сорванцов Малдеров. Это не моя вина. По большей части вина не моя. Я всего лишь помогала ей поменять голубей на чаек.

В то время это казалось хорошим, безобидным планом.…

Роман хватает меня за талию, спасая от удара. Как будто эти твари голодают, и они просто продолжают прилетать из ниоткуда. И Роман уже не может спасти меня вовремя от следующей атаки.

Джилл — я чертовски люблю ее в этот момент — дергается, чтобы защитить мое лицо, и птица, которая врезается в нее, падает на землю, ошеломленная таким поворотом.

Роман берет меня за руку — очевидно, не Джилл — и начинает тащить сквозь толпу обезумевших людей, которые борются за свои жизни. Ладно, может, они просто борются за свои шиньоны, украшения и клатчи, но это ситуация может стать еще хуже!

Пока мы плетемся, уворачиваемся и спотыкаемся, Роман продолжает смеяться, как будто это его первая поездка на детскую площадку. Проклятый непробиваемый мужик.

Когда мы сворачиваем за угол, Гретхен и Джейн все еще дергают друг друга за волосы, а Андерсон пьет пиво с двумя шаферами. Все трое наблюдают за схваткой, хотя Андерсон, кажется, мысленно за тысячу миль отсюда.

— Это была ты! — кричит Джейн, хлопая Гретхен по руке, как будто они играют в «горячие руки». Гретхен шлепает ее по руке, только укрепляя это предположение.

— Конечно, это была я! То платье, которое я хотела купить, купила ты! Ты не заслуживаешь носить его! — рычит Гретхен.

— Куда ты собиралась надеть свадебное платье? Он позволил тебе сосать его член, но не надел на него кольцо!

Так Гретхен была той, кто устроила диверсию? Это она покрасила платье в розовый цвет? Она подмешала экстези в шампанское? Кстати говоря, у меня есть фотографии моей матери, которые нужно удалить с моего телефона и телефона Хенли. Да, я отправила все фотографии стриптизерш на свой телефон.

С тех пор, как моя мать открыла свою закованную в железо грудь, чтобы доказать, что внутри есть сердце, я чувствую себя из-за этого паршиво. Чертова совесть. Я хотела их использовать для шантажа.

Лицо Джейн все еще красное и в пятнах от вчерашнего приступа аллергии, и чем больше она борется, тем больше макияж размазывается, показывая, насколько плохо выглядит эта сыпь. Я делаю шаг назад, как будто это заразно.

— Тебе понравилась вчерашняя заправка для салата? — издевается Гретхен, шлепая Джейн по лицу.

Это самый жалкий бой в истории.

— Ты! Это была ты! — кричит Джейн, подобно Банши, преследующей проклятую душу.

Затем они одаряют друг друга еще одной пощечиной, которая представляет собой не более чем игру в «горячие руки».

Мы с Романом проскальзываем мимо, но мой взгляд возвращается к Андерсону. Он сам виноват. Но его отсутствующий взгляд заставляет меня волноваться за него. Нет. Он козел. И большой мальчик. Он сам принимал решения и сам может все исправить.

Когда мы подходим к дому, Роман обнимает меня за плечи.

— Подумать только, я бы все это пропустил, если бы тебя не было здесь всю неделю, — говорит Роман, посмеиваясь себе под нос.

Достаточно интересно, чтобы увидеться после свадьбы?

Я не произношу этого вслух.

Мы торопливо поднимаемся по ступенькам, и я со стоном прохожу мимо зеркала, в котором видно, что платье покрыто грязью и травой. Глупые варварские птицы.

— Переоденься и жди меня снаружи в пять, — говорит он, прижимаясь губами к моим, несмотря на улыбку.

— Зачем? — спрашиваю, хватая его за рубашку и притягивая к себе, заставляя возобновить поцелуй, когда он пытается вырваться, прежде чем закончу.

Его язык погружается внутрь, и я еще больше откидываю голову назад, давая высокому ублюдку пространство, в котором он нуждается. Его жадные руки скользят ниже, сжимая мою задницу в хватке собственника, которая заставляет меня выгибаться к нему навстречу еще больше. Я, как кошка в течке, а он совершенство и моя погибель с каждым прикосновением его языка к моему.

— Потому что я так сказал, — бормочет он мне в губы, когда, наконец, прерывает поцелуй.