Нашествие хронокеров - Александр Соловьёв

Тяжкий труд всего лета оказался напрасным, и надежда наша погибла. Мы были наивны, полагая, что нам втроем по плечу победить целую расу вторгнувшихся захватчиков. И это я был зачинателем нашей партизанской войны, ради меня Мира втянула брата. И сейчас она осталась одна, если смогла уцелеть.

На миг мне захотелось выброситься из вертолета. Слезы брызнули из глаз. Я взялся за ручку двери, глянул вниз…

Там, в нескольких метрах от меня болтался невод, и в нем, прижавшись друг к другу, лежали личинки. Каким-то непостижимым образом мне удалось перенести их сквозь время.

Живы ли они еще, эти мои маленькие смертные враги? Необходимо проверить.

Нет, я не выпрыгну сейчас. Вначале растерзаю этих тварей. Я не откажу себе в этом незначительном удовольствии. И хоть никто из представителей враждебной расы не сможет пожалеть об их смерти, я должен это сделать с изуверством палача.

Я развернул вертолет и направил его в сторону нашего дома.

Горький ком в горле спер мне дыхание. Последний жестокий и бессмысленный удар по живым и еще незрелым тварям отделял меня от бессмысленности существования. Когда личинки будут мертвы, мне не останется ничего другого, как придумать себе самому смерть.

Довольно! Пусть же это произойдет как можно быстрей.

Как же их убить? Просто с размаху расквасить об стену? Приземлиться сверху? Сесть аккуратно, чтобы они остались целы, а потом расстрелять их из пулемета? Разорвать руками?

Постепенно снижаясь, я двигался снова на юго-запад. Впереди что-то зазеленело. Сначала я подумал, что тля мне мерещится, но через какое-то время, увидел, что это действительно одиночная особь, невесть как оказавшаяся в этом временном пласте, принадлежащем по праву мне, потому что я сам сюда шагнул и останусь здесь хозяином до тех пор, пока не наложу на себя руки.

Она летела в двух сотнях метрах от меня в том же направлении.

Я взглянул на лежавший рядом «скорпион». Неужели они сумели меня разыскать? Что делать? Спуститься вниз, перезарядить пулемет и встретить их очередью? А если хронокер не один?

Я стал глядеть по сторонам. Замедлив движение, чуть развернул вертолет и увидел еще двоих. Они таки выследили меня. Прошли сквозь время, пробили его толщу, оставили миг первопричины, бросили свой лакомый кусок ради того, чтобы добраться до меня и уничтожить.

И что теперь? Бежать, бросив живой груз? Куда? Дальше на юг?

Какой бред! Я только что собирался выпрыгнуть с высоты трехсот метров, и вот уже готовлюсь к побегу. Если хронокеры здесь, не значит ли это, что операция еще не закончена. Что, если на украденное потомство слетятся сотни других тварей? Я смогу встретить их пулеметным огнем. Теперь у меня есть время.

Я немного ожил и стал подумывать над тем, чтобы на пару минут сесть и стереть засохшую корку на стекле. Чтобы долететь до бруствера, понадобится хорошая видимость. Опустившись ниже, я заметил еще нескольких насекомых. Они с какой-то странной суетливостью кружились на месте. Может, тоже не сразу могли восстановить нормальное состояние? Или до них не доносился шум вертолета? Словно услышав мои мысли, тли перестали кружиться и синхронно двинулись за мной.

Тут меня осенило. Разве им нужен я? Какое значение я могу иметь для этого народа, преодолевшего миллиарды километров, чтобы съесть мою планету? Им необходимо только их потомство. Они не боятся меня, поскольку вообще не умеют бояться, а значит, не считают своим врагом. Может, их и удивляет то, что я, как и они, умею двигаться, но до тех пор, пока я не сделал первый выстрел, они проявляли ко мне только любопытство.

И тогда, позабыв о горе и потерях, войдя в привычное состояние ученой лихорадки, я стал действовать по наитию.

Назад, к тому месту, откуда началась операция. Я летел почти на ощупь, следя только за тем, чтобы не коснуться грузом крыш домов. Я спешил, стараясь оторваться от преследователей, потому что должен был прибыть первым.

По пути я встречал новых тлей, которые появлялись просто из ниоткуда, и проносился мимо, пока они приходили в себя.

Вскоре я был на месте. Зависнув на несколько секунд на высоте десяти метров, я стал медленно, как только мог, спускаться, а когда груз коснулся асфальта, дал веревке провиснуть и стал плавно смещаться в сторону, стараясь не протянуть и, тем более, не задеть личинок. Совершив посадку вблизи экскаватора, я выключил мотор, распахнул дверь и бросился отвязывать веревку. Узел был затянут намертво. Пришлось вернуться в кабину, взять «скорпион», перезарядить его и короткой очередью перебить веревку. Затем я схватил невод и растянул его в разные стороны – так, чтобы личинки оказались на свободе. Теперь они лежали точно по центру круга, нарисованного мной же в одном из пластов и сейчас наполовину смытого дождем.

Я успел спрятаться в подъезде до того, как показалось первое насекомое. Мне пришлось ждать несколько минут, в течение которых я усомнился в правильности своей новой гипотезы. Но вот раздался нарастающий шум, и мимо пронеслась тля средних размеров. Я поднял «скорпион» и прицелился, но стрелять не пришлось. Приземлившись в нескольких метрах от младенцев, тля прижалась брюхом к асфальту и осторожно подползла к ним, перебирая лапами. Последние сантиметры она преодолела так опасливо, как будто боялась, что повредит их своими жесткими усами.

Мне представилось, что сейчас взрослая особь перенесет младенцев в миг первопричины, и я вновь прицелился. Но в эту минуту пространство рядом с потомством вздрогнуло и появилось еще несколько личинок, возможно, тех самых, которые мы с Шишигой не смогли зачерпнуть в невод.

Меньшая часть ясельного круга присоединилась к большей, а не наоборот, и это было естественно, если не считать, что в миге первопричины остались тысячи тлей.

Я поднялся по ступеням, проник в ту квартиру, где был уже многократно, прошел к балкону и, спрятавшись за выступом стены, стал наблюдать.

Через минуту появилось еще две тли. Они, как и первая, сели на некотором расстоянии и приблизились ползком, тяжело волоча свои брюха. Мягко ткнувшись передними частями голов в тела личинок, они замерли.

Еще спустя четверть часа под балконом развернулась в точности такая же ромашка, какая была в миге первопричины.

Я вернулся в комнату, упал на диван и закрыл глаза. Квартира уже не хранила запахов хозяев: их выветрили сквозняки, – и только вещи, валявшиеся повсюду в беспорядке, говорили о том, что кто-то здесь вечером шестого апреля две тысячи пятнадцатого года делал уборку.

Через открытую балконную дверь донесся далекий стрекот. Потом над площадкой пролетела тля и, не найдя себе места в кругу, села на стену, отчего по всему дому прошлась дрожь. Спустя минуту сверху посыпался песок и тонкая золотистая пыль, подгоняемая ветерком, закружилась в дверном проеме.

Я перевернулся на живот, уткнулся лицом в обивку дивана.

Мне не хотелось ни жить, ни умирать в этом мире. Что будет через час, через день? Сколько хронокеров проникнут в этот пласт? И зачем они переселяются?

Вдалеке раздался дружный стрекот. Судя по звуку, на соседнем доме их осело не меньше десятка. Пришельцы обживали окружающую территорию.

Я лежал без движения, пока не стал проваливаться в дремоту. Потом страшное видение Шишигиного тела заставило меня содрогнуться. Сев на диване, я зажмурил глаза и стал негромко выть, раскачивая туловище. В течение нескольких недель я готовил себя к внезапной потере друзей, но факт меня уничтожил. Нестерпимее всего хотелось быть с компаньонами в одной связке и делать временные переходы. Внезапная отмена переходов, которых мы совершали по пятьсот в день, начинала вызывать у меня наркотическую депрессию.

Встав с дивана, я походил по квартире. Из кухни открывался вид на дома, стоящие с противоположной стороны от площадки. То здесь, то там на стены опускались насекомые.

Может забросить себя усилием воли в другой пласт, и затем остаток отпущенного времени посвятить непрерывному временному трансу?

Нет, я чувствовал, что, если бы имел цель, без труда смог бы справиться с зависимостью, ибо в организме не произошло химических превращений. Но цели у меня больше не было, и только зыбкое интуитивное предчувствие ученого заставляло меня медлить. Я бродил по комнатам, то обрушиваясь на диван, то снова вскакивая, то присаживаясь на край стула, то падая на колени, погрязая в бесплодных сомнениях и непрерывно терзая рану, целиком покрывавшую сердце. А шум за окном все усиливался, напоминая, что временной пласт постепенно переходит в безраздельное владение хронокеров.

Наконец, я решил выбраться из дома. Ноги не хотели никуда идти, но я приказал им спуститься по лестнице. Надо было выйти, достичь конца улицы, а затем свернуть в переулок и по короткому пути добраться до того места Садового, где, по моим соображениям, должен быть исправный транспорт.

Я выставил «скорпион» перед собой и, выскочив из подъезда, быстрым шагом пошел под домом. С удивлением обнаружил некоторый внутренний порыв двигаться. Ухватившись за него, побежал.