Седьмая чаша - К. Сэнсом

— Ага, — проворчал стоявший рядом с ним констебль, — продаете актеришкам, которые играют пьесы Джона Бейла[24] и прочую еретическую непристойность.

Толпа злобно заворчала. Констебль, проводивший обыск, вытащил из сундука накладные бороды, отчего пьяные нищенки зашлись в неудержимом хохоте.

— Ну вот, чистки дошли и до Вестминстера, — со злостью прошептал Харснет. — Вот почему тут околачивался Боннер.

— Мне надо спешить.

Я не хотел оставаться тут и наблюдать эту неприятную сцену.

— Пропустите!

Я стал проталкиваться через толпу, но зеваки, пытаясь занять как можно более выгодную позицию, лишь плотнее сбивались в кучу и не давали пройти к воротам.

Барак, находившийся впереди меня, стал грубо расталкивать ротозеев.

Нищих все прибывало. Протягивая худые руки, они плотным кольцом окружили толпу обычной публики. Передо мной вырос молодой оборвыш.

— Пошел прочь! — рявкнул я на него, проталкиваясь по направлению к воротам.

— Ага! — заорал он. — Горбатая ворона!

Продолжая пробираться через толпу, я вдруг почувствовал острую боль в левом предплечье и услышал, как возле моего уха кто-то шепотом произнес мое имя:

— Шардлейк!

Я вскрикнул и схватился за болевшее место. Когда я отнял руку, ладонь была в крови. Услышав мой крик, Харснет и Барак обернулись. Я закатал порванный рукав мантии и увидел длинный разрез на своем дублете, из-под которого сочилась кровь.

— Меня пырнули, — проговорил я и почувствовал, как закружилась голова.

— Снимите мантию, — велел Барак.

Его взгляд метался по толпе, но в такой суматохе было невозможно понять, кто напал на меня.

Я сбросил мантию. Стоявшие рядом зеваки с любопытством наблюдали за тем, как Барак раздвинул разрез на моем рукаве и присвистнул.

— Вас полоснули ножом, — констатировал он. — Хорошо хоть артерия не задета.

Он вытащил кинжал, разрезал безнадежно испорченную мантию на полосы, наложил из них повязку на мое предплечье и сделал перевязь, чтобы рука была подвешена к шее. Сначала кровотечение усилилось, но уже через считанные секунды прекратилось.

— Нужно наложить швы, — сказал Харснет.

Лицо его было пепельно-бледным.

— Я отведу его в суд, а потом приведу доктора Малтона, — проговорил Барак. — Вы мне поможете?

— Это был он, — тяжело дыша, проговорил я. — Я слышал, как он прошептал мое имя сразу же после того, как ударил меня.

Я снова почувствовал головокружение.

Кое-как мы пересекли площадь Нового дворца и вошли в Вестминстер-холл. Мою руку сводило от боли, а одежда пропиталась кровью. Харснет что-то сказал стражникам, и меня провели в маленькую боковую комнатку, где я уселся на лавку, держа руку так, как велел Барак.

— Я пойду за старым мавром, — сказал он.

— Сначала зайди к секретарю суда, — велел я. — Скажи, что меня ранили, и попроси отложить сегодняшние слушания. А после отправляйся к Гаю.

Увидев во взгляде Барака сомнение, я добавил:

— За меня не волнуйся, кровотечение почти остановилось. И поторапливайся!

— Я останусь с ним, — вызвался Харснет.

Барак кивнул и вышел.

— Вы не видели, кто это был? — спросил я Харснета.

Коронер отрицательно покачал головой.

— Нет, толпа была слишком плотной. Это мог быть кто-нибудь из бедняков, пришедших поглазеть на несчастных хозяев лавки.

— Это был он.

Острая боль пронзила руку, и я стиснул зубы.

— Сначала он избил Тамазин, а теперь пырнул ножом меня. Это еще одно предупреждение.

— Но откуда он мог узнать, где вы сегодня будете? Это было известно только мне и Бараку.

— Вы говорили о том, что собираетесь встретиться со мной, Кранмеру или кому-нибудь из Сеймуров?

— Нет, вчера вечером у меня не было для этого времени.

Внезапно на лице коронера отразился испуг.

— Боже мой, какой силой наделил дьявол это создание!

Мой уставший мозг был не в состоянии придумать какой-либо рациональный ответ на этот вопрос или объяснить невероятную способность этого человека следовать за нами, оставаясь невидимым, и знать о каждом нашем шаге. Внезапно все предметы передо мной опять поплыли, и я, должно быть, потерял сознание, потому что, когда я открыл глаза, то увидел юного Пирса, глядящего на меня с профессиональным любопытством. Рядом с ним стояли Гай и Барак, причем мой помощник выглядел не на шутку встревоженным.

— Ты отключился, — сообщал Гай. — Это последствия перенесенного шока. Ты находился без сознания около получаса.

Я сообразил, что лежу на лавке в маленькой комнатушке. Из-за закрытой двери доносился гул человеческих голосов. В суде, как всегда, было шумно. В отдалении пристав громко пригласил тяжебщиков пройти в зал судебных заседаний.

— Тебя, наверное, уже тошнит при виде меня, Гай? — виноватым тоном проговорил я.

— Чепуха. Дай-ка мне тебя осмотреть.

Он размотал сделанную Бараком повязку. Чуть ниже моего левого плеча тянулся глубокий порез длиной около трех дюймов. Эта багровая рана на белой коже пробудила в памяти ужасную картину мертвого Роджера, лежащего на снегу, и окружающий мир вновь завертелся перед глазами.

— Лежи смирно, — велел Гай, аккуратно ощупывая руку вокруг раны. — Сейчас я наложу на рану специальную мазь, чтобы в нее не попала инфекция. А потом нужно наложить швы. Боюсь, эта процедура будет болезненной.

— Делай все, что считаешь нужным, — ответил я, хотя от его слов непроизвольно сжался желудок. — Барак, ты сходил в канцелярию суда?

— Сходил и сообщил, что вы заболели. Клерк сказал об этом судье, и тот согласился отложить слушания ваших дел.

Помолчав, Барак добавил:

— Харснет говорит, что, возможно, вам стоит отказаться от ведения любых других дел до окончания нашего расследования. Кранмер или лорд Хартфорд помогут уладить это.

— Может, это и неплохая мысль — на время отказаться от некоторых дел. Но четвертого числа мне все равно придется присутствовать на слушаниях по делу Адама Кайта. Оно слишком деликатное, чтобы я мог перепоручить его кому-нибудь другому.

Гай толстым слоем накладывал обеззараживающую мазь на мою руку.

— Нужно наложить швы. Поначалу тебе будет больно и ты устанешь. Это понятно, ведь твое тело борется с болезнью. Швы под моим присмотром будет накладывать Пирс. Не волнуйся, он уже не раз делал это.

Мальчик приблизился, держа в руке острую кривую иглу, в которую была продета черная нитка.

— Помни, — обратился к нему Гай, — медленно и бережно.

Пирс опустился рядом со мной на колени и ободряюще улыбнулся.

— Не бойтесь, сэр, я буду очень осторожен, — тихо сказал он и поднес иглу к моей руке, готовясь проколоть кожу.

Через два часа я был дома и возлежал на подушках в своей гостиной. Вошел Барак.

— Ну что, договорился? — спросил я.

— Да, некоторые ваши дела согласились взять другие барристеры из суда прошений, но судебные чиновники ершатся. Я думаю, если Кранмер или лорд Хартфорд попросят судью пойти нам навстречу, это не помешает.

— Я напишу записку Харснету. Спасибо ему за то, что помог дотащить меня до Вестминстер-холла. Немногие коронеры поступили бы так же, окажись они на его месте.

— На мой взгляд, он слишком уверен в собственной религиозной непогрешимости, — проговорил Барак, покачав головой. — Временами я даже начинаю думать: а может, он прав?

— Ты боишься демонов, Джек?

— Нет, но у меня в голове не укладывается, как этому пакостнику удается вести с нами такую игру. Сначала он нападает на Тамазин, потом на вас и каждый раз растворяется в воздухе, словно какой-то бесплотный дух. И как у него получается следить за нами так, что мы его ни разу не заметили?

— Я тоже размышлял над этим, пока ждал тебя.

Я сел, поудобнее опершись на подушки, и поморщился от боли в руке.

— Первым убийца прикончил коттера и, как я полагаю, думал, что, когда обнаружат тело, поднимется небывалый шум. Однако все списали на какую-то уэльскую потаскуху.

— Ну и что?

— Это означало, что ему не удалось устроить крупную заваруху, как он того хотел. Тогда он убил доктора Гарнея и бросил его труп в лужу на берегу Темзы. Изощренное убийство такого известного человека должно было вызвать панику, нагнать страху на всех. Возможно, он рассчитывал на то, что кто-то догадается протянуть ниточку между убийством доктора Гарнея и Книгой Откровения. Но Кранмер сделал так, что про это преступление никто не узнал.

— То есть у него опять не получилось достичь желаемого эффекта?

— Вот именно. И тогда он убивает Роджера, причем так, чтобы это убийство уже никак нельзя было скрыть. А дальше — ждет нас на болотах.

— В таком случае он должен быть хитрым и расчетливым, как лис, и терпеливым, как кошка.