Чудовище - Кейт Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ощетиниваюсь, напрягаю все тело, напружиниваю ноги.
Альбин делает ложный выпад, но я уворачиваюсь. Энсель глазеет на это зрелище с отвратительной жирной улыбкой. У меня в груди словно огнем от нее жжет.
Альбин снова делает выпад. Клинок проходит близ моей руки и срезает с левого крыла несколько перьев. Меня накрывает болью, но я не издаю ни звука.
Альбин ловит перо на лету и заправляет себе за пояс.
— На память о самой странной моей жертве, — говорит он, глядя мне прямо в глаза.
По телу растекается страх, но я по-прежнему не подпускаю врага к тропе. Я выиграю время для Греты и девочек — и не важно, какой ценой.
Океан, до которого отсюда рукой подать, так и притягивает взгляд. Если бы сделать так, чтобы Альбин потерял равновесие…
Я несколько раз подряд хлещу хвостом, пытаясь сбить Альбина с ног, но он всякий раз отпрыгивает прочь. Потом он идет в атаку, пытаясь столкнуть меня с утеса и тем закончить бой. Я пригибаюсь, бью ногой — сильно бью, — и Альбин взлетает в воздух.
Над обрывом взлетает толстое черное щупальце. Оно хватает кричащего Альбина на лету и утаскивает в пучину.
Энсель отступает назад к проходу.
— Раз специально купленные девчонки сбежали, придется бросить ему кого-нибудь из горничных.
Во мне поднимается долго сдерживаемая ярость. Я с криком бросаюсь на короля. Оставшиеся с ним немногочисленные стражники храбро пытаются меня перехватить, но я жалю их и прорываюсь. Они падают один за другим — кто в океан, кто на тропу.
Мне все равно. Они помогали Энселю и Барнабасу.
Королевская туша так неповоротлива, что Энсель едва успевает нырнуть в туннель. Я хватаю его хвостом за ногу, и он шлепается наземь. Взвыв, он безуспешно пытается отползти. Я подтаскиваю его поближе, потом обвиваю хвост ему вокруг пояса и шеи и сдавливаю.
— Не надо! — хрипит он. — Золота дам, драгоценности! У меня есть амулеты! Волшебные зелья! Что угодно!
Я смотрю в его перепуганные глаза. В его взгляде нет и тени доброты.
— Власть! Ты же власти хочешь? — задыхается он. — Я тебе отдам свой трон! Он от Сонзека, он…
Я сдавливаю его сильнее, обрывая бесполезные мольбы.
Пусть я не могу убить Барнабаса, ибо его магия меня сожжет, но остановить этого человека я в силах.
— Я хочу одного: чтобы ты никогда никому больше не принес зла, — говорю я.
Энсель бьется и вырывается:
— Нет, нет!..
Но больше он ничего уже не успевает сказать. Я швыряю короля с утеса в океан.
Энсель летит, глаза выпучены от страха, руки бестолково бьют по воздуху — и падает, словно камень, в жадную пасть моря.
День семьдесят первый
У раздвоенного дерева мы встречаемся с Реном, а потом всю ночь бежим, сначала как можно дальше от Белладомы, а потом напрямик, через главный торговый тракт, к горам. Рен сумел раздобыть осла, груженного пищей и одеялами, и самые младшие по очереди едут верхом, когда уже не могут идти. Еще несколько дней, и девочки будут дома.
А я — нет. У меня нет дома. Я даже еще не решила, куда мне идти по возвращении в Брайр. Может, поживу у Бату.
Чем дальше позади остается Белладома, тем сильнее радуются девочки. Эмми, которая грустила больше всех, когда я унесла ее из Брайра, теперь трусит рядом со мной и без умолку рассказывает о своей маме. Милли, самая высокая, все время бежит впереди — то ли от радости быть свободной, то ли из желания как можно дальше уйти от страшного океана. Бри больше не язвит и даже сказала «спасибо», чем привела меня в полный ступор.
Я их спасла. На сей раз — по-настоящему.
Рен большую часть времени проводит с Делией — помогает ей, когда тропинка идет круто вверх, поддерживает, когда она спотыкается о корни. Мне не хватает его беззаботного смеха и искорок в глазах. Запаха свежевыпеченного хлеба с корицей. Не хватает того мальчика, которым он был, когда я унесла Делию. Прежде чем узнала, кто я такая.
Порой Рен поглядывает в мою сторону, но, если замечает, что я на него смотрю, сразу же отводит взгляд. Не пойму — то ли он по-прежнему не желает иметь со мной ничего общего, то ли стыдится того, что устроил в Белладоме. Наверное, и то и другое.
Делия по-прежнему меня избегает, но иногда улыбается мне странной грустной улыбкой. Я не понимаю, что это означает, но, может, она пытается меня подбодрить?
Чья-то рука хлопает меня по плечу и возвращает на землю. Я прикусываю язык, чтобы сдержаться и не ужалить Грету.
— Сколько нам еще до Брайра? — спрашивает она.
За собой она тащит Эмми. Малышка снова сосет пальчик и улыбается. Теперь я лучше понимаю, что имел в виду Рен, когда говорил, почему он должен выручить Делию. Он отвечал за нее, как я отвечаю за всех этих девочек.
— День, два… Уже недолго. — Я показываю вперед: — Придется дойти до гор, но это ничего, справимся.
Я никому не рассказывала о разговоре, который подслушала в замке, — о том, что Барнабас едет в Белладому. От одной мысли об этом волоски у меня на шее встают дыбом. Не хочу пугать девочек. Они и так боятся, как бы нас не догнали стражники из Белладомы. Впрочем, без Энселя им это вряд ли придет в голову.
Эмми взвизгивает, Грета подхватывает ее на руки, кружится с нею вместе, целует в щеки.
— Видишь? Скоро мы будем дома!
— А мама с папой меня ждут?
Грета смеется и ставит девочку на ноги.
— Конечно, ждут! Знаешь, как они обрадуются!
— Прям как я.
При звуках этого скрипучего голоса я резко разворачиваюсь и припадаю к земле, выпустив когти.
Дэррелл.
Он сумел выбраться из клетки. Должно быть, его выпустили те самые друзья-торговцы. По его взгляду я понимаю, что он явился мстить.
Девочки кричат и бегут врассыпную. Дэррелл хватает ту, что ближе всех, — Эмми — и прижимает к себе. Она визжит. Рядом со мной встает Рен, на лице у него плохо скрываемая ярость.
— За эту мне в Белладоме хорошо заплатят. По второму разу, — говорит Дэррелл.
— Отпусти ее, — говорю я.
И тут кровь бросается мне в голову — он достает из кармана нож и приставляет острие к горлу Эмми.
— Ага, — отвечает он. — Еще чего.
— Энселя больше нет, — говорю я. — Больше ее у тебя никто не купит. Отпусти!
Он смеется, и смех его отдается у меня в голове.
— Да я рабов возил еще раньше, чем пошел к Барнабасу. Энсель не один такой — крепкие молодые рабыни везде нужны.
Рен вытаскивает из ножен меч. Девочки плачут в кустах у дороги. Глаза мне застилает красная пелена. Я не позволю Дэрреллу ничего сделать с Эмми. Я рычу.
— Не тронь меня. Не то она умрет.
Я замираю в нерешительности. Если я ударю, Эмми будет мертва прежде, чем я успею ему помешать. Глаза у меня горят, но пошевелиться я не могу. Дэррелл спиной вперед отступает в заросли, которыми покрыты горы.
— Ким, надо вернуть Эмми! — хрипло говорит Грета. Девочки окружают нас, просят о чем-то, плачут. — Я же ей обещала! Обещала!
Лицо у нее кривится, и несколько слезинок сбегают по щекам, оставляя неровные дорожки.
— Я за ним, — говорит Рен, но я хватаю его за руку.
— Нет, — говорю я.
Он потрясенно смотрит на меня:
— То есть как — нет? Что, пусть тащит ее обратно в Белладому?
— Да нет же, — говорю я. — Вы с Гретой ведите девочек домой. Берегите их — нас могут преследовать. Им нужна защита. К тому же вдруг рядом окажется Барнабас, он сейчас как раз пробирается в Белладому.
При упоминании колдуна Рен и Грета разом бледнеют.
— Как нам с ним справиться? — шепчет Грета.
— Не попадайтесь. Чтоб вас было не слышно и не видно. Пусть девочки ведут себя тихо. Бегите как можно быстрее. Не разжигайте огня, ешьте хлеб, сыр и вяленое мясо из седельных сумок.
Рен и Грета обмениваются отважными взглядами и кивают.
— Отлично. А я тем временем выслежу Дэррелла и верну Эмми.
У Греты дрожат губы. Я кладу руку ей на плечо:
— Я сделаю все, что смогу, обещаю.
— Спасибо, — тихо говорит она.
Я мчусь к лесу, но на бегу оборачиваюсь поглядеть на девочек. Они смотрят на меня с отчаянной надеждой. Больше я их не подведу. Брайр и свобода уже так близко!
— Не останавливайтесь, пока не доберетесь до городских ворот, — говорю я. — Мы с Эмми вернемся сразу, как сможем.
Я иду по следу Дэррелла до самых сумерек. В свете заходящего солнца лес играет странными красками. Тут и там проскальзывают причудливые тени. Приходится переключиться на кошачье зрение. Лес сразу становится четким — и след Дэррелла тоже. Сломанная ветка, отпечатки копыт, колея в земле — все указывает на то, что он везет бедняжку Эмми в повозке. Должно быть, выменял где-то новую лошадь. Только так он мог меня опередить.
Эмми, должно быть, ужасно перепугана. А я испугалась, когда Барнабас меня впервые забрал? Знала ли я, что умру? Или уже была мертва, когда он привез меня… Куда? Я шарю в памяти, но до этого воспоминания добраться не могу.