Тамбур - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она даже не хмурилась. Когда ей приходилось туго, женщина обычно начинала думать о чем-то совсем постороннем. Сейчас она думала о Дане. Значит, все кончено.
Так сказал и тот истеричный тип, который ее напугал по телефону, и сам следователь.
«А я его даже не видела. Может быть, пойти на похороны?»
Заведующий, видя ее безучастное лицо, распалялся все больше. Он прохаживался по кабинету, едва не задевая стул, на котором сидела задумчивая подчиненная, и читал ей мораль. В конце концов он даже принялся упоминать о гражданском долге и это привело женщину в себя. Когда Жаба (так все психологи неофициально называли начальника) начинал говорить о гражданском долге — дело обстояло скверно. А терять работу она сейчас попросту не могла. Пуска и муж начал делать робкие попытки восстановить семью. Ничего это не значит.
Завтра появится другая, потом третья. И они обязательно появятся, потому что жена его больше не любит. Она отчетливо осознала это ночью, когда он решил к ней приласкаться; Юлия с омерзением оттолкнула его руки и, забрав подушку, перешла спать на диван. Ей было противно в нем все — дыхание, тепло тела, манера обниматься и запах одеколона.
«Ну что ж, — думала она тогда, лежа скрючившись в три погибели и глядя усталыми глазами в темноту. — Мы оба сделали все, чтобы благополучно разрушить семью. Особенно убиваться нечего. На улице никто не останется, с голоду не умрет. Мне всего тридцать два года. Странно! А я чувствую себя такой старой… Наверное, потому, что постоянно выслушиваю чужие исповеди… Сменить бы работу, а на что? Да и с работой я сегодня, кажется, благополучно распрощалась…».
Утром от ее ночного порыва, когда она заявила, что уволилась, не осталось и следа. Юлия ласково общалась с дочкой, собрала ее в школу, в кои-то веки выгладила давно выстиранные рубашки мужа. Тот поглядывал в ее сторону, но после понесенного в постели краха заговорить не решался. Собака гуляла на удивление спокойно, ни разу ни на кого не бросилась. Сама Юлия сохраняла хорошую мину при плохой игре.
«Ничего не изменилось. Мы больше не семья, рассчитывать мне не на кого. И на работу я вернусь».
И поэтому она с ледяным лицом слушала высказывания начальства и думала тем временем о Дане. Через полчаса начальник выдохся и соизволил спросить — да не случилось ли у Юлии чего-нибудь ужасного? Отчего у нее такие глаза? Та сморгнула и вежливо ответила, что : большие проблемы в семье. Нет, она не оправдывается.
Тому, что она среди ночи сорвалась со смены, оправданий быть не может.
— Это безобразие! — Она сама вынесла себе приговор. Жаба даже опешил. Такое самобичевание ему приходилось встречать редко. Он даже стал любезней.
Спросил, не желает ли Юлия взять небольшой отпуск.
Отоспаться дня три? Ее подменят. Та качнула головой:
— Нет-нет… — Она едва не ляпнула «Жаба», но вовремя опомнилась и назвала начальство по имени-отчеству. Среди персонала телефона доверия иногда даже заключались пари — знает тот о своей позорной кличке или нет? И что будет тому, кто случайно при нем оговорится?
— Отпуска мне не нужно, — Юлия говорила сдержанно и с достоинством. Жаба обожал, когда передним заискивали, а вот такой независимый тон мог вывести его из себя. — Я готова отработать все праздники. И новогоднюю ночь тоже.
Тот еле слышно что-то буркнул, кивнул и всем своим видом дал понять, что так и быть — прощает Юлии ее гнусную выходку, но только по причине своей доброты и, конечно же, джентльменства и понимания гражданского долга. На самом деле, Юлия негласно дала ему взятку. В новогоднюю ночь дежурить не хотелось никому. А вот ей хотелось. Дочка пойдет к друзьям — там ей будет лучше, чем в этом склепе, в который превратился их дом.
Собака ляжет спать, получив под елочкой (какая там елочка!) кость. А муж?
"Пусть идет, Куда угодно, — думала Юлия, сидя перед телефоном в ночь со среды на четверг. — Если говорит, что та женщина ему безразлична — пускай докажет. Достаточно я натерпелась, чтобы еще Вилять хвостом! И потом… Он мне неприятен. Так что, если желает сохранить семью — пусть приложит усилия сам! Теперь его очередь делать жалкие попытки, какие делала я!
Цветы, которые никому не нужны… Билеты в театр, которые приходится разорвать! Дипломатия, унижения, компромиссы… Чего ради? Ведь я спасала наш брак только по инерции, и куда это меня завело? Пусть делает в новогоднюю ночь, что хочет. Пусть останется дома.
Позвонит мне на телефон доверия. Поболтаем. Но ведь нет — уйдет — его же никто не понимает! А та будет ждать. А мне все равно!"
Зазвонил телефон, и женщина сняла трубку:
— Понимаете, у меня счастливая семья! — пробормотал тихий голос, в котором, как отметила «Галина», не было и тени счастья. Пробормотал и умолк.
— Я слушаю вас, — ответила она, стараясь говорить приветливо и спокойно. И то и другое давалось нелегко. — Меня зовут Галина.
— А меня… — Голос приобрел половую принадлежность — на другом конце провода заплакала женщина. — Не важно! Я всегда старалась, как лучше… Я ушла с работы, чтобы вести домашнее хозяйство. Он сам так просил.
— Ваш муж? — уточнила Галина.
— Д-да… — еле выдавила та. — И вот, из-за пустяков! Из-за ерунды… Он назвал меня тупой тварью, идиоткой… Говорил, что этому конца нет — я никак не могу ничего запомнить и понять!
Снова рыдания. Галина взглянула на циферблат. Разговор грозил затянуться не менее чем на полчаса.
— Я купила не тот сыр… — задыхаясь, проговорила звонившая. — Он любит «тильзитер», а я купила «мааздам». Перепутала! Я сама никогда не ем сыра, у меня на него аллергия, я в этом ничего не понимаю! А он накричал на меня, обозвал, а знаете, какой у него бывает голос, когда он злится?!
«Откуда же мне это знать, сестричка? — думала Галина, одной рукой распечатывая пачку сигарет, а другой — крепче прижимая трубку к уху. — Меньше бы ты слушала его голос, больше свой собственный. Да как тебе это сказать? У нас же установка на сохранение семьи».
— И он накричал на вас впервые? — осведомилась она. — Только из-за сыра?
Женщина поспешила ее разуверить. При этом она противоречила себе. Сперва безымянная абонентка уверяла Галину, что брак у нее по-настоящему счастливый и гармоничный, но у мужа в последнее время проблемы на работе, и он стал таким нервным… Потом призналась, что муж и раньше не находил нужным сдерживать свои эмоции, если ему что-то не нравилось.
— А дети у вас есть? — ласково спросила Галина. — Простите за нескромный вопрос.
Та ответила, что детей нет. Они пока еще только собираются их завести. Уже десять лет, как собираются.
— Он хочет ребенка, все равно — мальчика или девочку. Он любит меня, понимаете? Но он очень раздражительный, и стоит сделать что-то не так… Сразу взрывается. А через пять минут извиняется, бежит в магазин за даетам ей, говорит, что любит меня…
Собеседница больше не плакала. Собственно, это оказался один из тех беспроблемных звонков, когда абонент просто желал выговориться, а не нуждался в помощи. Галина почти не слушала. Она потихоньку курила и одним глазом смотрела новости. Простились они на оптимистичной ноте — «пациентка» сама сообразила, что ее горе выеденного яйца не стоит, сама себя утешила и полностью оправдала нервного супруга. Галина затушила сигарету и прибавила звук в телевизоре.
* * *
— Алло?
Звонок застал ее врасплох — она как раз пыталась понять различие между традиционным аспирином и новейшими средствами для понижения жара. Юлия любила передачи на медицинскую тему, несмотря на то что и она сама, и члены ее семьи болели редко. Она едва не выронила трубку, одновременно «убив» телевизор.
— Я слушаю вас!
— Господи… — протянул слабый женский голос. — Я ненавижу ее!
— Кого? — Галина поудобнее приложила трубку к уху. — Я здесь, говорите.
После прерывистого вздоха женщина (или, скорее, девушка) призналась, что ненавидит свою начальницу.
Но только пусть не думают, что она — сволочь и напрасно обвиняет кого-то! Нет! Ее начальница — просто монстр! Ее ненавидят многие, но не все решаются признаться в этом. А она вот перестала стесняться. Потому что всему есть пределы!
— Если я высказываю предложение, она мне говорит — заткнись! Хамит мне при всех", — делает гадости! Вы не думайте, я тоже не безграмотная, отлично понимаю, что у нее — комплекс неполноценности, а у меня — комплекс вины. Противоположности сходятся, вот она на мне и отыгрывается! Вцепилась, как клещ! И я бы, наверное, еще потерпела, но дело в том, что у меня из-за нее началась астма! На нервной почве! Это смерть моя! Я не могу работать!
В трубке слышалось тяжелое, прерывистое дыхание.
— И вот я решила позвонить… Спросить… — захлебнулся голос. — Виновата ли я в том, что Ицкина умерла?
— Как?
— Ицкина — эта самая моя начальница. Вчера ее сбила машина. Размазала по МКАД, да так, что опознать смог только бывший любовник. Да и тот долго сомневался.