Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Айзенштадт Владимир Борисович

Говорили мы и о том, как глубоко переживала Елена Павловна гибель Пушкина: «Я так глубоко этим огорчена, что мне кажется, что во мне соединяются сожаления и его друзей, и поклонников его гения… Как она тягостна, эта скорбь, которая нам осталась!»[204]

Надо сказать, что личная судьба Елены Павловны была очень трагична: из пяти ее дочерей родителей пережила лишь одна, Екатерина Михайловна. В биографическом очерке о великой княгине известный юрист А. Ф. Кони писал: «Если призвание женщины в жизни состоит в том, чтобы иногда исцелять, часто помогать и всегда утешать, то Елена Павловна осуществила его вполне и в самых широких размерах. Она сделала все, что только было в ее силах, для исцеления русского народа от язвы узаконенного рабства, – она твердо и настойчиво поддерживала лучших людей своего времени в их лучших стремлениях – и умела утешать их в минуты горечи и скорби»[205].

Вот лишь один пример. Известна переписка ее со знаменитым хирургом Н. И. Пироговым. Ее знакомство с Николаем Ивановичем состоялось в 1848 году при неблагоприятных для основоположника военно-полевой хирургии обстоятельствах. После командировки на Кавказ, где он зарекомендовал себя блистательным хирургом и впервые ввел анестезию в операционную практику, он, прибыв на прием к военному министру Чернышеву, получил выговор за несоблюдение формы одежды. А он хотел поделиться с министром мыслями по поводу реформирования отечественной военно-полевой медицины.

Известие об этой неловкой для выдающегося хирурга ситуации быстро разнеслось по столице, и Елена Павловна, тогда еще не знакомая с Пироговым, решила ему помочь, для чего пригласила в свой дворец на Каменном острове. Пирогов был угнетен до такой степени, что решил насовсем уехать в Германию, о чем и поведал великой княгине. Природный дар общения, ум и решительность подсказали Елене Павловне слова, которые помогли Николаю Ивановичу вернуть веру в себя и оставить мысли об отъезде.

«Великая княгиня возвратила мне бодрость духа, она совершенно успокоила меня и выразила своей любознательностью уважение к знанию, входила в подробности моих занятий на Кавказе, интересуясь результатами анестезий на поле сражения. Ее обращение со мной заставило меня устыдиться моей минутной слабости и посмотреть на бестактность моего начальства как на своевольную грубость лакеев»[206].

После внезапной смерти великого князя Михаила Павловича в 1849 году совершенно особым для Петербурга стилем стала отличаться и жизнь Михайловского дворца. «Все именитое и выдающееся в обществе» съезжалось теперь на вечера к великой княгине, которые, по воспоминаниям современников, «представляли собою явление совершенно новое и небывалое».

В уже упомянутых нами записках де Кюстина есть красочный рассказ о посещении им Михайловского дворца.

Михайловский дворец. Садовый фасад

«Великая княгиня Елена для каждого устраиваемого ею празднества придумывает, как мне передавали, что-нибудь новое, оригинальное, никому не знакомое. И на этот раз цвет отдельных групп цветных лампионов живописно отражался на колоннах дворца и на деревьях сада, в глубине которого несколько военных оркестров исполняли симфоническую музыку. Группы деревьев, освещенные сверху прикрытым светом, производили чарующее впечатление, так как ничего не может быть фантастичнее ярко освещенной зелени на фоне тихой, прекрасной ночи.

Большая галерея, предназначенная для танцев, была декорирована с исключительной роскошью. Полторы тысячи кадок и горшков с редчайшими цветами образовали благоухающий боскет… Невольно грезилось наяву, так все кругом дышало не только роскошью, но и поэзией. Блеск волшебной залы во сто крат увеличивался благодаря обилию огромных зеркал, каких я нигде не видал ранее. Эти зеркала, охваченные золочеными рамами, закрывали широкие простенки между окнами, заполняли также противоположную сторону залы, занимающей в длину почти половину всего дворца, и отражали свет бесчисленного количества свечей, горевших в богатейших люстрах. Трудно представить себе великолепие этой картины. Совершенно терялось представление о том, где ты находишься. Исчезали всякие границы, все было полно света, золота, цветов, отражений и чарующей, волшебной иллюзии…»[207].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

По свидетельству А. Г. Рубинштейна, сама Елена Павловна была превосходной пианисткой, ученицей Гуммеля и Листа. В первой части мы упоминали о том, что с 1852 года великая княгиня пригласила его состоять постоянным аккомпаниатором тех певиц, которые жили у нее во дворце. Он был, как выражался сам, «подогревателем», «истопником музыки» при ее дворе, играя еще и пьесы, которыми сопровождались те или иные «живые картины».

О вечерах Елены Павловны оставили свои отзывы очень известные и интересные люди. Например, барон Корф утверждал, что для достойного описания праздников у Елены Павловны надо соединить кисть Брюллова с пером Пушкина. Замечательно отзывался об этих вечерах князь Оболенский[208].

Прекрасный русский поэт Ф. И. Тютчев, постоянный участник салона Елены Павловны, написал французское четверостишие по поводу живых картин. Вот перевод его в прозе на русский язык:

Ее высочеству великой княгине Елене Павловне

Чтобы ни происходило в этом дворце, ничто не кажется невероятным и все кстати. Феерия здесь всегда уместна, ибо таков дух этого дома[209].

Как считала его дочь, Анна Федоровна Тютчева, фрейлина императрицы, увлечение Елены Павловны музыкой и ее понимание музыки были серьезны. В первой части книги мы рассказывали о том, как Елена Павловна привезла из Германии замечательную певицу Юлию Штуббе. Она обратила внимание на глубокий, бархатный тембр голоса певицы, который в 1851–1852 годах пленял в Париже Шарля Гуно.

Впоследствии салон Юлии Штуббе, в замужестве Абаза, расположенный на набережной Фонтанки, 23, стал одним из центров музыкальной культуры Петербурга.

«По четвергам у Великой Княгини Елены Павловны бывают также прекраснейшие музыкальные вечера, на коих постоянно бывают император и императрица Мария Александровна, – пишет князь В. Ф. Одоевский. – На всех сих вечерах отличается скрипач Лауб»[210]. Фердинанд Лауб – чешский скрипач-виртуоз, композитор, профессор Московской консерватории. Концертировал по всей Европе. Памяти Лауба посвящен третий (Es`moll-ный) квартет Чайковского.

А вот еще письмо В. Ф. Одоевского: «У Великой Княгини Елены Павловны возобновились ее маленькие вечера, по-прошлогоднему; собираются у Княжны Львовой по вторникам, и она обязана хозяйничать… так как они собственно не у Великой Княгини, то это дает возможность ее высочеству приходить и уходить, когда ей угодно… эта же свобода предоставляется и всем посетителям… Обыкновенно бывает музыка, и прекрасная: квартет скрипок; Рубинштейн, ныне получивший звание придворного пианиста; Mlle Зтубе, Кочетова… Лечетицкая… иногда итальянцы. Вечер обыкновенно начинается в 9 ч. и продолжается до полуночи»[211].

Княжна Екатерина Владимировна Львова была фрейлиной, а затем гофмейстриной великой княгини Елены Павловны.

В то время в России преподавание музыки было сосредоточено в руках немногих учителей-иностранцев. Но не было школы, не было системы преподавания. Это осознавалось в среде серьезных музыкантов. И Елена Павловна становится надежным союзником и покровителем организаторов музыкальных преобразований в России.