Против шерсти - Стефан Серван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воздухе вдруг почувствовалось напряжение. Некоторые девушки качали головой.
– В бассейне я впервые увидела, что у Алексии на теле выросли волосы. Над ней смеялся весь класс. Я тоже притворилась, что мне смешно. Но когда я увидела, что случилось с Алексией, мне стало страшно. Я была уверена, что она стала такой из-за нашего поцелуя. В тот день я воспользовалась тем, что учитель отвлекся, и сфотографировала Алексию. Да, я ее сфотографировала и выложила этот снимок в соцсети.
Я перебила ее, не успев подумать:
– Морган, так это была ты?! Я была уверена, что это дело рук учителя. Зачем? Зачем ты это сделала?!
– Я боялась, что стану такой же, как Алексия. А выложить ее фото в Сеть было для меня… чем-то вроде спасения. Я не могла предположить, что Алексия покончит с собой.
В спальне повисло глубокое молчание.
– И именно поэтому я потом вступила в Лигу, – добавила Морган сдавленным голосом. – Именно поэтому я сделала все это.
Девушки напряглись.
Я почувствовала, как по воздуху разливается злоба. Я подумала, что Морган, наверное, сошла с ума, раз рассказала Кошкам о Лиге, но она не растерялась. Она продолжала говорить очень мягким голосом:
– Вы хорошо знаете лозунг Савини: «Правда на стороне Бога». Мне казалось, что он прав. Но на самом деле мне было страшно. Я боялась, что со мной может произойти то же самое. Что и у меня начнется Мутация.
У некоторых девушек на лицах было написано отвращение.
– Я знаю, что вы меня презираете. И я не могу на вас за это сердиться. Но теперь я с вами.
Мы ждали, что Морган скажет еще что-то, но она только еще раз прошептала:
– Теперь я с вами.
Я чувствовала, что Кошки настроены враждебно. Они ненавидели Морган и имели на это право. Некоторые девушки стали расходиться по кроватям. Другие повернулись ко мне, словно ждали от меня ответа. Можно ли доверять девушке, которая состояла в Лиге?
Тут Морган вытащила что-то из-под туники.
– Я не прошу вас любить меня, но я все равно теперь с вами.
И она помахала перед собой чем-то вроде самодельного ножа. Это была кривая темная металлическая пластина, которая, однако, была тщательно заточена.
– Что это? – спросила одна из девушек.
– Нож.
– Я знаю. Где ты его нашла?
Это и вправду было невероятно, ведь охранники внимательно следили за тем, чтобы нам в руки не попал ни один предмет, который мы могли бы использовать как оружие.
– Я сделала его из крестика, когда меня сюда привезли.
– Что?!
– У меня на шее был крестик. Когда со мной беседовала Кэти, я сказала ей, что глубоко религиозна. Мне пришлось доказать ей это, прочитав наизусть целую главу Евангелия. Она разрешила мне оставить крестик.
Лезвие, которое она держала в руках, было похоже на примитивное, но очень острое оружие.
– И что ты нам предлагаешь делать с твоим ножом? – проворчала Рыжая. – Совершить самоубийство?
Морган покачала головой.
– Нет, что ты. Таким лезвием можно много чего порезать. – Ее лицо просияло. – Мы будем Афиной и Арахной одновременно. Мы сломаем швейные машинки. Эти долбаные машинки!
* * *Так мы и начали нашу подрывную операцию.
Кэти была настолько глупа, что еще нескоро догадалась, почему у нас постоянно ломались швейные машинки.
Достаточно было сделать глубокий надрез на катушке ниток, сломать иголку или провести лезвием по приводному ремню, и машинка выходила из строя. Чтобы не вызывать подозрений, мы составили очередь, и каждая девушка с нетерпением ждала своего часа. Это было даже весело. Нам доставляло удовольствие подзывать охранников в цеху и наблюдать за выражением лица Кэти, когда она обнаруживала, что такую катушку использовать нельзя или что машинку надо отдать в ремонт.
Иногда мы проворачивали более изощренные диверсионные акты.
Мы сшивали вместе два куска ткани, но не оставляли места для рук или для головы. Такую одежду никто не смог бы носить. Некоторые девушки строчили очень слабые швы. При малейшем движении такая туника распадалась на части. Охранники в цеху следили за нами не слишком усердно, так что, думаю, они ничего не замечали.
Одна девушка смогла стащить для нас пару фломастеров из зала свиданий, и мы писали послания на внутренней стороне туник, предназначавшихся для Кошек: «Борись!», «Революция, вперед!», «Кошки, объединяйтесь!», «Сопротивление!».
Мы словно бросали в море бутылки с записками, которые вода разнесет по всей стране. Это был наш способ сказать сестрам, что они не одни.
Конечно, некоторых девушек наказывали, били и отправляли в карцер. Но у нас была надежда: она чувствовалась повсюду, даже в темноте карцера.
Благодаря своей идее Морган завоевала уважение девушек. Некоторые считали ее настоящей бунтовщицей, несмотря на ее всегдашний потерянный вид. Вокруг Морган собралась небольшая группа верующих Кошек, и по вечерам они встречались в углу спальни. Я слышала, что они направляют свои молитвы богине, а не Богу. В каком-то смысле это было логично. Если Бог сотворил нас по своему подобию, значит, он был женщиной. Думаю, девушки молились не только о судьбах всех Кошек, но и о победе над Лигой и Савини.
Как-то раз Морган подошла ко мне и спросила, известно ли мне что-нибудь про Сару. Я ответила, что ничего не знаю и что видела, как Сару сажали в полицейскую машину у магазина месье Бланше. Никто не знал, что с ней стало. Ее так и не привезли на завод…
Мы с Морган вспомнили, как втроем гуляли по главной улице.
– Мы считали тебя нашей служанкой, – призналась я в конце концов.
– Думаешь, я этого не замечала? Вы считали меня тупой. А мне просто хотелось с вами дружить.
Я сжала ее руку:
– Я знаю, Мо.
Я спросила у Морган о том, что произошло во время Марша Кошек.
– Тебя ранили, я видела. Но ты ничего не сказала об этом девушкам.
Она посмотрела мне прямо в глаза:
– Это сделал отец Алексии.
– Что?!
– Он не состоял в Лиге. Он пришел не на митинг против Кошек. Он пришел расквитаться со мной.
Я вспомнила, что видела его в толпе: он стоял неподалеку от Морган. Он был не в белом. На нем, как обычно, был темный костюм.
– Хочешь сказать, что это он…
Морган кивнула:
– Да, это он ударил меня ножом у церкви. Он считал, что ответственность за смерть Алексии лежит на мне. Что я согрешила и все в таком духе. Что это я во всем виновата. Он преследовал меня несколько недель. А в день Марша он, увидев плакаты с портретом дочери, пришел в ярость. А может, он заранее решил полоснуть меня ножом, не знаю.
– Ох, Мо, почему ты не рассказала об этом девушкам?
Она пожала плечами:
– Я не жду жалости, Лу. Никогда.
Я погладила Морган по щеке.
– Я провела несколько дней в больнице, ничего страшного со мной не случилось. У меня было время подумать. Я поняла, что
