Девушка с зелеными глазами - Собиан Хайес

— Автострада будет расчищена, — оптимистично заявила Ребекка. Спидометр не поднимался выше десяти миль в час, и мы едва двигались. Я заметила указатель на местную библиотеку и испугалась, потому что мы проезжали его только пять минут назад.

— Я не думаю, что это была удачная идея, — еле слышно сказала я. Горло сжималось, будто меня кто-то медленно душил. Я чувствовала какую-то неизбежность и ничего не понимала.

— Кажется, это та дорога, которой мы приехали, девочки. Она ведет к двусторонней проезжей части и потом к съезду на автостраду.

— Я не помню этого моста, — шепнула я, когда машина начала подниматься по съезду.

Ребекка издала нервный смешок.

— Я тоже, но посмотрим, куда он нас приведет.

Женевьева не обронила ни слова и не пошевелилась с тех пор, как мы выехали, и мне очень хотелось закричать и начать трясти ее, чтобы вывести из этого оцепенения. Выглядело так, будто она полностью отключилась и отгородилась от нас. Я переключила внимание на дорогу. Все говорило о том, что мы где-то очень далеко от города и уезжаем все дальше в сельскую местность. Вокруг не было фонарей, и наша поездка начинала напоминать путешествие в ад. Что-то пошло совсем не так. Я точно это знала, но ничего не могла поделать. Даже когда Ребекка признала, что ошиблась, чувство тревоги не пропало. Она попыталась развернуться, но дорога была очень узкой, и выпавший снег не позволил ей сделать этого. Она в отчаянии уронила голову на руль.

— Может, поехать задним ходом? — предложила я.

— Это невозможно. Мы должны продолжать ехать и попытаться найти какую-нибудь ферму или дом.

Она несколько раз нажала на газ, и машина немного подергалась, но отказалась сдвигаться с места. Она дала задний ход и затем передний, и колеса отвратительно заскрежетали. Я боялась, что машина сорвется в кювет, но она, напротив, замерла на одном месте, заблокировав дорогу ровно по диагонали.

— Девочки… Мы, кажется, застряли.

Я старалась оставаться сосредоточенной.

— Мы можем отсидеться в машине до рассвета. Ты же взяла с собой еду и одеяла.

Ребекка потерла подбородок и выглянула на улицу.

— Мы не можем оставаться внутри. Без фар машина станет совершенно небезопасным убежищем.

Я вспомнила, что мне говорил Люк, когда мы следили за домом священника.

— Мы должны выключить весь свет и обогреватель, иначе сядет аккумулятор. Правильно?

— Правильно, — ответила она.

— И что мы можем сделать?

— Мы попробуем выкопать колеса, — объявила она с серьезным видом. — Я взяла с собой лопату, потому что так посоветовали по радио. В каждую поездку берите фонарь, еду, воду, одеяла, телефон и лопату.

Не надо было нам ехать сюда сегодня, хотела высказаться я, но прекрасно понимала, что она уже не может изменить ситуацию. Она так долго не признавала даже существования Женевьевы, что теперь не могла отказать ей в этой поездке. Я снова посмотрела на Женевьеву. Она как будто дремала, но я не была уверена, что она не притворяется. Мы с Ребеккой вылезли из машины. Она не хотела, чтобы я помогала, но я светила ей фонарем, чтобы она могла хоть что-то видеть. Единственными звуками вокруг было тяжелое дыхание и мои попытки согреться. Нужно было столько всего сказать, но я подумала, что мы обе уже вне всяких объяснений.

— Ты меня ненавидишь? — в конце концов спросила она, и я заметила, что он бросила быстрый взгляд на машину, будто не хотела, чтобы нас слышала Женевьева.

— Я тебя не ненавижу, — тут же ответила я. Даже в своем сбитом с толку положении я должна была сказать ей правду, которая четко сформулировалась у меня в голове. — Я не могу простить того, что ты сделала, но я кажется могу… понять, почему ты это сделала.

Между нами будто сдвинулся лед, и я увидела, как в ее глазах поблескивают слезы. Она продолжила копать с новой силой и казалась удовлетворенной. Снег еще был легким и мягким, поэтому на всю работу ушло около пятнадцати минут. Она открыла багажник и убрала лопату, стаптывая с ботинок налипший снег. Единственное, что она еще сказала, было:

— Я надеюсь, однажды настанет день, когда ты сможешь простить меня.

Она запустила двигатель и медленно повела машину. Ей удалось вывести машину из дыры, но колеса по-прежнему опасно пробуксовывали на снегу.

— Нам нужно найти какой-нибудь съезд на обочину или место, где можно остановиться, — сказала она, и я услышала в ее голосе неподдельный страх.

Ее руки словно приклеились к рулю, и она пыталась контролировать машину, которая словно решила жить собственной жизнью. Я знала, что это безнадежно, и она тоже это знала. Я могла придумать только два варианта действий: мы могли бы остановиться и позвонить в спасательную службу, но мы понятия не имели, где находимся, или остаться здесь и подождать, не подъедет ли экскаватор или трактор. Я только собиралась огласить свои предложения, но услышала громкий вздох облегчения.

— Я вижу какой-то знак, вон там, слева.

С огромным трудом машина съехала на грунтовую дорогу и затем к расчищенной площадке у деревьев. На знаке была реклама озера для рыболовов с временем работы и ценами за час. Ребекка выключила мотор, и я увидела, что она расслабилась.

— Я сейчас достану еду и одеяла. Тут мы в безопасности, — вздохнула она. — По крайней мере, до утра.

ГЛАВА

СОРОКОВАЯ

Я думала, что сплю и вижу сон. Кажется, появился свет, меня потрясли рукой, и голос прошептал:

— Кэти? Ты пойдешь со мной? Мне страшно одной.

— Женевьева? Что случилось? — Я поспешно убрала фонарь рукой, потому что он светил мне прямо в глаза.

— Я хочу писать, — смущенно засмеялась она и показала в сторону от машины. Поблизости я различила спящую Ребекку, лежавшую поперек двух сидений с одеялом, подтянутым до подбородка.

— Который час? — пробурчала я.

— Три часа ночи.

Я открыла дверь и вывалилась из машины, дезориентированная и с затекшим телом. Мои ноги провалились на добрый десяток сантиметров в пушистый нетронутый снег, но небо уже стало ясным. Кофе из фляжки наконец подействовал, и я зябко поежилась.

— Мне нужно отдать тебе кое-что, — шепнула Женевьева. Она полезла в карман и достала из него какую-то вещицу. Я не поняла, что это, пока она не подошла ближе и не дотронулась до моей шеи.

— Кулон, Кэти, ты так его и не надевала.

Я дотронулась до гладкого камня и нервно улыбнулась, понимая, что уже не смогу его снять перед ней. Я подсунула его под куртку.

— Женевьева, выбирай себе куст, а я присмотрю еще один.

У меня был дурацкий комплекс, из-за которого я не могла писать, пока поблизости находился кто-то посторонний. Для меня было просто немыслимо спускать штаны и присаживаться прямо на снег, но другого выбора не было. Женевьева пошутила о том, как хорошо было бы оказаться мальчиками. Мы разошлись, и я долго искала место и собиралась с духом, чтобы оголить хотя бы малую часть тела на минусовой температуре. Женевьева унесла фонарь, и я не видела ни ее, ни каких-нибудь вспышек света неподалеку. Я знала, где стоит машина, но не хотела возвращаться без нее. Я подскочила, когда услышала шуршание в кустах и подумала, не подшучивает ли она надо мной.

— Женевьева? Женевьева? — громко звала я.

Со всех сторон раздавались какие-то звуки, и я подумала, что у меня галлюцинации, потому что они казались слишком далекими. Я прислушалась и разобрала голос, словно парящий над деревьями.

— Кэти, иди сюда, ты должна это увидеть. Это просто потрясающе. Иди ко мне.

Я неуклюже пошла вперед, то и дело останавливаясь и вслушиваясь в морозный воздух. Голос Женевьевы был необычным, в нем звучали восторг и изумление, как у маленького ребенка. Мне вспомнился день на ярмарке, когда она заставила меня последовать за собой через толпу. Я на секунду остановилась и задумалась, почему, куда бы она ни направилась, я неизменно оказывалась рядом.

— Женевьева? Я ничего не вижу и вдобавок замерзла.

— Уже недалеко! — крикнула она. — Я тебя очень хорошо слышу.

— Лучше бы ты была поближе! — раздраженно крикнула я в ответ.

Снег замаскировал все препятствия на земле, я проваливалась в ямы в траве, спотыкалась о камни и корни деревьев. Мне было страшновато находиться тут одной, поэтому я попыталась отвлечься на деревья, чтобы успокоиться, и решила, что мне больше всего нравятся высокие грациозные ели, замершие, будто танцоры в ожидании музыки, и огромные старые дубы с кривыми, узловатыми стволами. Я представляла себе, как давно они растут здесь и сколько всего видели, что их уже ничто не может удивить. Через несколько минут мне даже показалось, что я вижу старое, умудренное опытом лицо в сучках узловатого ствола. Я заметила луч света среди деревьев, и это означало, что Женевьева поблизости, и я удивилась, почему она не посветила мне раньше. Я нетерпеливо пробиралась через лес большими шагами, пока земля под ногами не стала ровной и подлесок неожиданно не закончился.