Новый Мир ( № 8 2004) - Новый Мир Новый Мир

13Там же, стр. 304 — 305, 347.

14Клейнмихель М., графиня. Из потонувшего мира. Берлин, б/г., стр. 183 — 185.

15Цит. по кн.: Платонов С. Ф. Лекции по Русской истории. М., 2000, стр. 632.

16Дашкова Е. Р. Записки 1743 — 1810 гг. Л., 1986, стр. 47 — 48.

17Любавский М. К. Русская история XVII — XVIII вв. М., 2001, стр. 532.

18Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. В 2-х томах. Т. 2. М., 1991, стр. 452.

19“„О повреждении нравов в России” князя М. Щербатова и „Путешествие” А. Радищева”, стр. 94.

20Доусон К. Г. Боги революции. СПб., 2002, стр. 103 — 104.

21Проект ее никогда не произнесенной речи, но распространявшейся по всей Европе, напечатан в “Чтениях Общества ревнителей истории и древностей Российских”, кн. 2, 1862.

22Поселянин Е. Русская Церковь и русские подвижники XVIII века. СПб., 1905, стр. 118 — 119.

23Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия. Париж, 1988, стр. 208.

24Доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, председателя синодальной комиссии по канонизации святых, на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 13 — 16 августа 2000 года. Информационный бюллетень Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. 2000, август, стр. 57.

25Доусон К. Г. Боги Революции, стр. 109 — 110.

26Де Местр Ж. Санкт-Петербургские вечера. СПб., 1998, стр. 566 — 567.

27Цит. по кн.: Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II. Пг., 1917, стр. 45.

28Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. М., 2002, стр. 845.

29Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия, стр. 117.

30Вернадский Г. В. Русская история. М., 2001, стр. 181.

31 Radkey O. H. The Election to the Russian Constitutional Assembly of 1917. Cambridge,1950, p. 16. Речь идет как о предвыборных объединениях “Вера и Отечество” ар хиепископа Сергия Страгородского в Нижнем Новгороде и “Христианский Союз” (см.: “Известия Всероссийской по делам о выборах в Учредительное собрание Комиссии”, 1917, № 24, 16 декабря), так и об отдельных кандидатах, заявивших своей целью поддержку веры, например, таковы старообрядцы Хвалынского уезда Саратовской губернии (Radkey O. H. Op. cit., p. 67 — 68).

32Тойнби А. Дж. Постижение истории…, стр. 531.

33Зеньковский В. В., прот. История русской философии. Т. 1. Париж, 1948, стр. 105.

34Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II. СПб., 2001, стр. 29.

35См. кроме уже упомянутых в том числе: Пыпин А. Н. Русское масонство. XVIII и первая четверть XIX в. Пг., 1916; “Масонство в его прошлом и настоящем”. Под ред. Н. П. Си­дорова и С. П. Мельгунова. В 2-х томах. Пг., 1916; Боголюбов В. Н. И. Новиков и его время. М., 1916; Барсков Я. Л. Переписка московских масонов XVIII века. Пг., 1915; In-ho Li Ryu. Moscow Freemasons and the Rosicrucian Order. A Study in Organisation and Control. — In: “The Eighteenth Century Russia”. Ed. by J. G. Garard. Oxford, 1973.

36Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия, стр. 115 — 116.

37Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II, стр. 322.

38Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой, стр. 829.

39Цит. по кн.: Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II, стр. 215.

40См.: “Новое начертание истинныя теологии”. Часть 2. М., 1784, стр. 9 — 15; Штендер Г.-Ф. Истина религии. Часть 2. М., 1785, стр. 348 — 349.

41См.: “Путешествие в Землю Офирскую. Сочинения князя М. М. Щербатова”. Т. 1. СПб., 1896 — 1898, стр. 819, 910 — 911. А также “Записки” Цесаревича Павла Петровича о военной реформе, посланные графу П. И. Панину в 1774 — 1779 годах, — “Русская старина”, 1882, № 3.

42Особенно характерны здесь речи С. И. Гамалея и беседы Руфа Степанова. См.: Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II, стр. 232 — 234.

43Там же, стр. 255.

44Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой, стр. 845.

45Соловьев В. С. Собрание сочинений. Т. 7. Брюссель, 1966, стр. 310.

Скрытый сюжет: перемена участи

Две книги двух известных критиков, коллег, соратников и единомышленников вышли почти одновременно: “Скрытый сюжет” Натальи Ивановой (СПб., Русско-Балтийский информационный центр “БЛИЦ”, 2003) и “Перемена участи” Сергея Чупринина (М., “Новое литературное обозрение”, 2003). Событие неординарное: сейчас редко издаются сборники критических статей.

“Русская литература на переходе через век” — ставит в подзаголовок Иванова. “Эта книга... о русской литературе рубежа веков”, — сообщает Чупринин в кратком предисловии. Если каждый из критиков ставит себе задачей донести до читателя свое представление о литературе рубежа эпох, то не любопытно ли проследить, как менялось это представление? Что я и попытаюсь сделать, не отвлекаясь на частности дотошного и подробного рецензирования.

Книгу Чупринина открывают, как он сам аттестует их с легкой иронией, “большие и мудрые” обзорные статьи 1988 — 1994 годов. Первая статья — “Предвестие. (Взгляд на прозу сквозь призму журнальных публикаций 1988 года)” — прямо-таки напоена оптимизмом. Колкий и ироничный Чупринин, каким он предстанет в более поздних работах, отважно ставит перед статьей донельзя затасканный эпиграф из Тютчева: “Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые”. В статье звучит радостная упоенность “призванием на пир”, главным блюдом на котором является литература. “Наше сознание, наша культура литературоцентричны, как никогда”, — торжественно констатирует Чупринин, поминая летучую фразу Жванецкого: “Сегодня читать интереснее, чем жить”.

Чупринин еще не стыдится быть пафосным, не чурается громких слов, не избегает тяжеловесных фраз и, приветствуя волну публикаций недавно запретных текстов, может написать, что “лавинообразное вторжение отборных вещей”, созданных писателями в подполье и изгнании, “изменит духовно-нравственный климат отечественной культуры, ее психологические установки, помогая отделять истинные ценности от мнимых, повышая, как у нас выражаются, „планку” и правдивости, и творческой независимости, и художественности”. Ведь “в духовном провинциализме, в творческой худосочности, тень которых плотно легла <...> на литературу последних десятилетий, повинны не столько писатели, сколько их своекорыстные опекуны”.

Что ж, тогда многие так думали и многие жили надеждами, что стоит убрать “своекорыстных опекунов”, старающихся вытоптать ростки всего живого, — как литература зацветет и заколосится. Проходит всего два года — и Чупринин пишет программную статью “Ситуация” (опубликована в “Знамени”, 1991, № 1), начинающуюся с констатации того печального обстоятельства, что “современная литература <...> так редко приковывает к себе всеобщее внимание... что, кажется, будто ее и вовсе нет”. Пока это не слишком пугает. Статья “Перемена участи”, писавшаяся в конце 1990-го, а опубликованная в “Знамени” в марте 1991-го, констатирует начавшийся процесс разгосударствления литературы. Он приветствуется, а опасения иных писателей насчет собственного будущего сравниваются с поведением дворни, падающей барину в ноги после манифеста 19 февраля 1861 года: “Не гони ты нас, родимый, от себя, дай дожить свой век в подневольном тепле и рабстве”. Следующая статья, “Нормальный ход”, продолжает тему предыдущей. Чупринин спорит с суровой оценкой Владимира Лакшина, бесстрастно констатировавшего на страницах “Литературной газеты” в мае 1991-го, что после некоторого оживления, связанного в основном с публикацией “отреченных” книг, литература вошла в полосу хронического бесплодия. “Ни новых ярких романов, ни новых имен на устах у всех”. “Шесть лет прожиты не зря”, — возражает Чупринин. Ну а то, что книга перестала быть “нашим всем”, спасительным кругом в море лжи, — так ведь и это нормально. Идет процесс десакрализации литературы, естественно, болезненный и противоречивый (о том и статья). Подспудно еще ощущается уверенность: литература вот-вот начнет расцветать, явив миру новые таланты.

Еще через год (1992) Чупринин констатирует, что ожидания “прихода на авансцену нового поколения”, которое сложится в плеяду новых имен, к сожалению, не сбылись, зато родилась новая журналистика, и именно она, “взятая в противоречивом единстве, прочтенная как целостный метатекст”, играет ту роль “властительницы дум”, которая утрачена литературой (“Первенцы свободы”). А в 1993-м Чупринин уже рассуждает о том, что литературе, которая “долго была „нашим всем”, стыдно обернуться „ничем””, и предлагает в качестве одной из писательских стратегий сделать шаг “навстречу массовой аудитории”, каковой, по его мнению, сделали Пелевин в “Жизни насекомых”, Курчаткин в “Стражнице” и Евгений Попов в “Накануне накануне”. Единственная, кстати, статья этого периода, которая может быть безоговорочно отнесена к жанру литературной критики. Чупринин начала девяностых — не столько критик, сколько “делатель”, организатор и — преимущественно — идеолог.

Его “Ситуация” (1991) была одной из самых идеологизированных статей своего времени и не просто зафиксировала факт размежевания писательской интеллигенции на два лагеря, но в немалой степени сработала на закрепление этого размежевания. Горьковский вопрос “С кем вы, мастера культуры?” снова был грозно задан и провозглашен актуальным. Чупринин, либерал-западник по самоаттестации, требовал от интеллигенции определиться и занять свое место в борьбе. Всегда избегавшая открытой полемики с Чуприниным (за исключением разве что несколько искусственных диалогов в 1988 году на страницах “Литературной газеты”, обозревателями которой тогда были мы оба), я решилась на сей раз нарушить обычай не возражать коллеге, с которым была связана давними дружественными отношениями, и заявила, что требование выстроиться в две шеренги исходит из плоскостного деления мира надвое, которое, собственно, и есть главное печальное наследие коммунистической идеологии.