Том 11. Монти Бодкин и другие - Пэлем Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монти весь кипел от негодования:
— Да не менялся я с джентльменом с палубы «В»! Это он поменялся со мной.
— Не вижу разницы, сэр.
— А я вижу.
— И вы не знаете даму из соседней каюты?
— Я уже говорил вам, что в жизни ее не видел.
Стюард неожиданно просиял. Сейчас он был похож на человека, долго бившегося над кроссвордом, безуспешно гадая, что бы это могло быть: «большая австралийская птица», как вдруг его осенило. И как наш кроссвордист-любитель, затрепетав, радостно воскликнет: «Эму!» — или как Архимед по одному известному поводу затрепетал и вскричал: «Эврика!», так сейчас и Альберт Пизмарч, затрепетав, воскликнул: «Ага!»
— Ага, сэр! — воскликнул Альберт Пизмарч. — Теперь мне все ясно. Дама из соседней каюты писала вот это на стене не из любви, а из озорства. Я ведь уже рассказывал вам, какая она шутница? Мне известен один подобный случай. Когда я служил на «Лорентике», Чудила устроил вечеринку для актрис, которые плыли с нами…
— Что еще за чудила?
— Второй стюард, сэр. У него было прозвище такое, Чудила. Так вот, как я уже говорил, Чудила пригласил девиц, веселье затянулось за полночь, но Чудиле нужно поспасть часок-другой, чтобы к утренней вахте быть, как огурчик, — он просит у дам извинения и заваливается спать к Фляге…
— Какая еще фляга? Ничего не понимаю!
— Старший официант, сэр. У него прозвище было — Фляга. Так вот, как я уже говорил, Чудила спал у Фляги, а когда наутро поднялся в свою каюту, то увидел, что одна из молодых девиц написала губной помадой на стене всякие ядовитые слова, и как он на это реагировал — это нельзя описать, это надо было видеть, по крайней мере так мне передавали очевидцы. Понимаете, он боялся, что в любой момент Старик вздумает провести инспекцию корабля…
— Как интересно…
— Очень, сэр. Я так и думал, что вы оцените. И он не смог их оттереть, Чудила не мог оттереть надписи, потому что помада несмываемая.
— Несмываемая?
— Научный термин, сэр, означающий, что краску невозможно оттереть без специальных химических составов.
— Что?! — закричал Монти, и стюард вдруг явственно различил, как уложенные красивыми завитками волосы молодого человека стали дыбом, каждый по отдельности, как иглы на взъяренном дикобразе.[35]
— Сэр?
— Стюард!
— Да, сэр?
— Вы не думаете… вы не думаете, что эти надписи сделаны помадой?
— Я знаю, что они сделаны губной помадой.
— Боже мой!
— Да, сэр. Несмываемой помадой.
— О Господи!
Альберт Пизмарч не понимал его отчаяния. Он не видел причин для чрезмерного волнения. Чудила — другое дело. У того была должность на корабле, которой он обязан соответствовать. Если бы надпись в его каюте выставили на всеобщее обозрение, Старик вызвал бы его, и парой слов дело бы не ограничилось. Но Монти — вольный пассажир.
Однако было ясно, что молодой человек принимает все это слишком близко к сердцу, поэтому Альберт Пизмарч осмелился взбодрить его, указав на другой аспект проблемы. В свободные от службы часы он размышлял о жизни и сейчас решил поделиться с Монти преимуществами своей, добытой упорным трудом, философии.
— На эти вещи, сэр, следует смотреть так: это просто судьба. Почему-то, если знаешь, что это предрешено, все кажется не так уж плохо. Я все втолковываю своим коллегам, но, как ни удивительно, им этого не понять. Главная беда обычного стюарда на океанском лайнере, сэр, — это узость кругозора. Интересно, сэр, — продолжал Альберт Пизмарч, садясь на любимого конька, — задумывались ли вы об этом — я хочу сказать, задумывались ли вы о непостижимых путях судьбы или — как ее еще называют — Провидения? Для примера возьмем хотя бы наш случай. Что мы имеем? Помаду. Хорошо. Чью помаду? Дамы из соседней каюты. Отлично. Но до войны дамы не пользовались губной помадой. Это война ее принесла. Итак, если бы не было войны, даме из соседней каюты нечем было бы писать на стене ванной.
— Стюард… — прошелестел Монти.
— Подождите еще секунду, сэр. Мы можем пойти дальше. Что стало причиной войны? Какой-то тип в Швейцарии выстрелил в германского императора.[36] А если бы этот тип не стрелял в императора, не было бы войны, не было бы помады, и вашей соседке нечем было бы писать на стене ванной комнаты.
— Стюард!.. — повторил Монти.
— Только один момент, сэр. Мы еще не закончили. Можно заглянуть глубже. Почему появился на свете тот тип? Потому, что его отец и мать встретились и поженились. Вероятно, они встретились в кино или в другом таком же месте. Очень хорошо. Теперь подумайте сами, сэр. Представьте, что в тот вечер шел дождь, и она осталась дома. Или представьте, что, когда °н надевал сапоги, за ним зашли приятели и увели метать дротики. Что из этого следует? Отец того типа не встретил бы мать того типа, некому было бы стрелять в императора, не было бы никакой войны, не было бы никакой помады, и даме из соседней каюты нечем было бы писать на стене ванной.
— Стюард! — взмолился Монти.
— Сэр?
— Если хотите знать, — сказал Монти, с трудом выговаривая каждое слово, — вы меня переоцениваете.
— Очень жаль слышать это, сэр. Я всего лишь показывал странные и удивительные пути…
— Я знаю. — Монти провел полбу рукой. — Но больше не надо. Ладно?
— Хорошо, сэр.
— Мне грустно, стюард.
— И правда, вид у вас грустный, сэр.
— Да. Видите ли, я помолвлен и собираюсь жениться…
— Надеюсь, вы будете очень счастливы, сэр.
— Я тоже надеюсь. Но буду ли? Вот в чем вопрос.
— Какой вопрос? — спросил, входя, Реджи Теннисон.
Глава X
Эмоции, захлестнувшие Монти Бодкина при виде старого друга, врывающегося в комнату, были примерно те же, только посильнее, что у осажденных воинов в Лакнау, когда они услышали звуки волынок.[37] Именно этот человек нужен был сейчас Монти, как никто другой. Даже если бы здесь собрались лучшие умы человечества, всем им он предпочел бы Реджи Теннисона.
— Реджи! — вскричал он. Тот удивился.
— Странно, — сказал он. — Чудеса какие-то. Я вхожу сюда, в эту тесную каморку, стою в двух шагах от тебя и ты орешь мне в самое ухо: «Реджи!» — и я даже не вздрагиваю. А ведь полчаса назад, если бы какая-нибудь птичка в дальней роще прочирикала нежнейшим голосом, я бы заткнул уши и забился в конвульсиях. И эта перемена, старик, произошла исключительно благодаря стараниям одной малышки, которая вцепилась в мою шею и буквально скрутила ее штопором. Это факт. Своими крохотными ручками она излечила мою больную голову в одну минуту…
Монти запрыгал по комнате почти как Лльюэлин перед Мейбл Спенс.
— К черту твою больную голову!
— А она уже не болит. И доложу тебе…
— Реджи, нам надо поменяться каютами!
— Не понимаю, о чем ты?
— Надо поменяться каютами!
— Но мы уже поменялись.
— Еще раз!
— Как, ты пойдешь наверх, а я вниз?
— Да.
— И поселишь меня рядом с Фуксией? — Реджи печально улыбнулся и покачал головой. — Нет, мой друг, — сказал он. — Извини, но нет. По крайней мере до тех пор, пока ты не предъявишь мне убедительных доказательств, что мой братец Амброз выпал за борт. Ты даже представить себе не можешь, Монти, — продолжал младший из Теннисонов, — до чего Амброз рассвирепел со времени последней нашей встречи. Думаю, он видел список пассажиров. Так или иначе, с тех пор как мы расстались и я пошел на палубу подышать, он ищет меня по всему кораблю, источая злобу и ненависть. Время от времени мне удается от него улизнуть, но он находит меня снова, а найдет — молча уставится и сопит, как дракон. Дурак я буду, если поменяюсь с тобой обратно. И чего тебе понадобилось меняться? Эта каюта даже лучше, чем у меня. Никакого сравнения. Кровать тут мягче, мебель лучше, вместо одной гравюры — две, ковер красивее, стюард симпатичнее…
— Благодарю вас, сэр, — откликнулся Альберт Пизмарч.
— Даже не думай меняться. Ты тут как сыр в масле! А еще здесь есть отдельная ванная…
— Ха!
— Разве нет? Монти скривился:
— Ты упомянул ванную. Пойди и посмотри!
— Да я уже видел.
— Посмотри еще раз.
Реджи удивленно поднял бровь:
— Ты что-то темнишь, Монти. Не понимаю, к чему ты клонишь. Но если тебе так хочется, я посмотрю… Вот это да! — воскликнул он, открывая дверь ванной и отступая назад.
— Видишь?!
— Кто это сделал?
— Твоя подружка Фуксия, губной помадой.
Реджи был по-настоящему потрясен. Теперь он увидел Монти новыми глазами.
— Да, — почтительно сказал он, — ты, наверное, произвел на нее сильное впечатление, раз она такое сделала. Фуксия не такой человек, чтобы водить компанию с кем попало. Очень разборчивая. Прежде чем сунуть мне лед за шиворот, она больше месяца ко мне присматривалась. Вот уж не думал, старик, что ты такой проворный. И ты полчаса назад с ней познакомился?
