Карл, герцог - Александр Зорич

Сегодня Карл, на правах главнокомандующего, решил призвать христовых воителей к порядку. Первым делом он переговорил с кардиналом. Поболтав десять минут для порядку о «морских воротах Рима», он сказал:

– А теперь то, ради чего я с Вами встретился. В Остии вводится военное положение, как если бы она была осаждена турками. К вечеру в городе не должно остаться ни одной девки, ни одного торговца индульгенциями. Таверны надлежит закрыть. Всем гражданским, в том числе девицам благородного происхождения, запрещается появляться на улицах с наступлением темноты. Городская стража должна уступить ворота португальцам и моим солдатам. У меня всё.

Кардинал снова зевнул.

– Дело Ваше, граф. Но семья Колонна будет очень недовольна, – сказано это было вполголоса, словно кардинал упоминал имя Нечистого.

Они стояли на балконе кардинальской резиденции. Было очень душно – как только может быть душно при сорока градусах Цельсия в приморском городе, окруженном болотами и лысыми глинистыми холмами. Карл чувствовал, что ещё два таких дня – и он просто взбесится.

– Кто такие Колонна? Герцоги? Бастарды папы?

– Колонна – истинные хозяева города. Замок на том холме принадлежит им.

– Этот уродливый цейхгауз? Так и быть, я пошлю туда своего герольда. Кстати, отчего эти Колонна до сих пор не явились в город засвидетельствовать нам своё почтение?

– Колонна не любят свидетельствовать своё почтение, – почти прошептал кардинал. – Они и к папе не выйдут.

– А к императору?

– Вряд ли.

– Так они никого не боятся, да? – Карл уже мысленно принял вызов от загадочных остийских упырей.

– Колонна боятся Орсини. А Орсини – Колонна.

Кардинал перекрестился.

Предводители крестоносцев восприняли новость о комендантском часе в штыки. Только Томас Ротерхем, когда узнал, что Карл намерен доверить его португальцам патрулирование улиц, польщенно буркнул:

– Так это значит все будут дрыхнуть, а моим доходягам ни сна, ни покоя?

Но его вопрос остался без ответа, потому что галдели все, а пуще прочих Альфонс и Гуго.

Карл ни в грош не ставит мнение своих благородных компаньонов. Карл не понимает, что в Турции не будет ни женской ласки, ни сладких песен о Ричарде и Боэмунде. Остия – последний клочок христианской земли, где они ещё могут причаститься женскими прелестями, а ведь многим не суждено более увидеть шпили родных…

Уровень шума – 120 децибел.

«Господи, как от них воняет», – простонал Карл, стараясь дышать редко и неглубоко. Он погодил ещё минуту и хлопнул ладонью по столу.

– Монсеньоры! Я назначен на должность генерала похода Его Святейшеством. Таким образом, всякий идущий против моей воли компрометирует авторитет наместника Бога на земле.

Шум стал стихать – 80 децибел. А Карл, осваивая дискурс стали и елея, продолжал:

– А что это как не ересь, монсеньоры?

Тридцать децибел.

– Что скажут вам на родине, если вы подведете своих подданных под интердикт Его Святейшества, который может появиться здесь в любой момент?

Тишина. Только попискивает в животе у Альфонса Калабрийского самочинная мышка.

– Вы меня поняли, – удовлетворенно кивнул Карл. – А теперь я хотел бы, чтобы каждый из вас кратко и по существу изложил свои мысли относительно нашего предприятия. Я, как старший, буду говорить последним.

Все глядели на Карла с ненавистью, завистью и восхищением. Последнего постепенно прибывало. Карл чувствовал, что через два часа он их очарует навеки – как очаровал отца, мать, Луи, д’Эмбекура.

Первым решился Альфонс. Он выплюнул залетную волосинку, подобрался и сказал:

– Монсеньоры, как известно, Балканы – мягкое подбрюшье Европы. Поэтому я полагаю разумным предпринять высадку в районе Афин. Там мы можем рассчитывать на поддержку так называемых ортодоксальных эллинов, которые ненавидят турок…

Карл скривился. Он бы ещё в Египте предложил высадиться. Египет, как известно – житница Азии. Там мы можем рассчитывать на поддержку так называемых эфиопов.

И в этот момент, когда всё начало идти как по маслу, когда в похмельных мозгах войсководителей зашевелились хоть какие мыслишки по теме, случилась катастрофа. Хотя в первый момент Карл этого не осознал.

За окном послышался гвалт. Потом со стороны порта донесся тихий раскат орудийного грома. Потом за дверью швейцарцы из личной охраны Карла на непроебенительном французском сказали: «Сюда нельзя». Им что-то ответили по-итальянски. Швейцарцы восторженно взвыли.

Карл не выдержал, извинился, подбежал к двери, распахнул её и увидел такое: четверо его телохранителей беспричинно хохочут и подкидывают к потолку малого с длинными рыжими волосами. Заметив мультипликационные глаза Карла, они вытянулись по стойке «смирно».

Малый упал на пол, но совершенно этим не смутился, поправил съехавший набок меч и, улыбнувшись как змеюка, произнес длинную, восторженную тираду. Карл разобрал только ключевые слова – «Бельградо», «витториа» и «Джованни Вайвода».

За спиной Карла захлопал в ладоши Альфонс Калабрийский, которому было грех не знать итальянского. На улице ржали лошади и несколько солдат Гуго вдохновенно наяривали «Long way to Tipperery» <"Долгая дорога на Типперери" (англ.). Походная песня английских солдат.>.

Карл чувствовал себя круглым идиотом. Но прежде, чем он успел по-настоящему взбелениться, один из швейцарцев сказал:

– Мадьяры турок крепко побили, хозяин. Конец туркам. Амба.

Через три минуты из разъяснений рыжеволосого гонца, которые переводил Альфонс, стало ясно всё.

Мадьярский король Джованни Вайвода напал на турок, осадивших Белград. Восемьдесят тысяч лучших башибузуков Мегмета порублены на месте, ещё двести сотен утоплены в Дунае. Десять тысяч пленных обращены в истинную веру и розданы по монастырям. Пять тысяч упорствующих в своём язычестве распроданы на галеры. Очевидцы сообщают, что видели присных Сатаны, которые волокли души турок в Джудекку. Также замечены ангелы, с особой благосклонностью восприявшие в небесное лоно души тевтонских, английских и французских рыцарей, что сражались под знаменами мадьярского короля. В руки крестоносцев попал весь неприятельский обоз, в том числе и султанский гарем. Из гарема освобождены пятьсот девушек благородного происхождения. В частности, три дочери ортодоксального хана всея Московии, Кавказа и Степи. Их девство чудесным образом восстановлено, а сами девицы отправлены к родителю с подобающим эскортом.

Победа полная, изумительная, беспрецедентная и достославная. На Константинополь, впрочем, Вайвода не пойдет, потому что поляки в союзе с литвинами предательски напали на мадьяр и плевать хотели на интересы крестоносцев. Но весь мир Полумесяца стенает от невиданного поражения и стоит ткнуть пальцем в прогнившую Порту, чтобы она рассыпалась в прах, растаяла как дым, сгинула навеки как ночной кошмар. Мегмет был ранен, теперь не пьет, не ест, сгорает как свечка и со дня на день умрет от черного сплина. Эти данные, впрочем, непроверенные.