Тайной владеет пеон - Рафаэль Михайлов

Росита заворачивает за угол, входит в подъезд, пере­секает сад, и они оказываются у заднего фасада мага­зина цветов. Легким движением руки Росита показывает Мигэлю на дверь. Сама она остается снаружи и прогу­ливается у цветочных клумб. Мигэль тянет на себя ручку и несмело входит в комнату, уставленную горш­ками с рассадой.

Испытующий взгляд бородатого человека останавли­вает готовую вырваться фразу. Что-то знакомое в сень­оре, но больше незнакомого. И одет он богато, пальцы в кольцах.

Да нет же, это он — команданте, дядя Карлос. Но, если он молчит, будет молчать и Мигэль. А сердце пры­гает в груди...

— Сеньор, мне нужны цветы! — высокомерно заме­чает Мигэль.

— Молодчина, Мигэлито! — восхищенно говорит Карлос. — Никогда бы не поверил, что шалопай и сорви­голова Мигэль станет хозяином положения.

Он прижимает его к себе и смахивает ладонью не­прошеную слезу со щеки Мигэля. И неизвестно, чья это слеза — боевого командира, вожака портовиков и пео­нов, или маленького продавца газет.

— Команданте, что с отрядом? — спрашивает Ми­гэль.

— Если я здесь живой и невредимый, — отвечает Карлос, — мог бы ты поверить, что команданте оставит отряд на съедение ягуарам?

— Команданте, но чудес не бывает. Болото есть бо­лото. Для армасовцев отряда больше нет. Как вы про­бились?

— Молчи. Этой тайной им никогда не овладеть. Ею владеет только один человек — настоящий хозяин стра­ны. Имя его — пеон.

Мигэль с любовью смотрит на командира: осунулся, отрастил бороду, а глаза — молодые, веселые. Такие, как ты, не стареют, мой команданте.

— Ты хорошо держишься, и тебе придется на некоторое время остаться у них, — говорит Карлос Вельесер. — Тебе ничего не грозит?

— Пока ничего.

— За все, что сделал, спасибо, мальчик. Твой план у каждого из нас хранится в сердце. А теперь тебе пред­стоит кое-что разведать, Мигэль. В нашу среду затесался провокатор.

— Команданте...

— Спокойнее. Еще никого из нас не взяли. В вашем доме бывают чины из полиции?

— Только Линарес.

— Великолепно. Линарес нам и нужен. Ключ от про­вокатора у него. И, если ты вытащишь этот ключ...

Мигэль молчит, нахмурился, покраснел.

— В чем дело, Мигэлито?

Выдавливает из себя — нехотя, скупо:

— У него препротивная девчонка...

Карлос посмеивается:

— А ты думаешь, что мне приходится иметь дело только с приятными людьми? Мигэлито, один предатель может провалить всех нас. Его кличка — Королевская Пальма. Пойди на все. Ублажи Линареса. Можешь на­звать ему старую явку — кафе «Гватемала». С завтраш­него дня она прекращает существование.

— Не хочу, — сказал Мигэль. — Явки не будет, а Росита останется.

Карлос улыбнулся:

— Я и забыл, что вы приятели с Роситой. Кстати, тебе придется держать со мной связь через нее. Она будет здесь продавщицей. Иногда зайдет Хосе.

Он задумался.

— Все-таки Линареса нужно ублажить. Вот тебе явка, которую мы снимаем и которой он еще не знает. Книжный киоск напротив храма Минервы. Сегодня вече­ром там можно найти листовки.

— А люди?

— Людей уже не будет.

Карлос испытующе посмотрел на Мигэля и словно невзначай спросил:

— Тебя давно не допрашивали?

— Как падре признал, — оставили в покое.

— А, падре, — Карлос улыбнулся. — Мой друг Сантильо ловко влез в сутану. Он учитель и недурной ак­тер. — Лицо Карлоса приняло озабоченное выраже­ние. — Но скоро тебя все-таки проверят. Полиция Армаса запросила о тебе сведения с лесных выработок. Главное вот что: они не могут доказать, что подлинного Хусто уже нет.

Карлос достал пачку фотографий и разбросал их по столу:

— Запоминай. Ребята прислали для тебя. Главная делянка. Барак, где Хусто жил. Спуск к реке. А эти рожи — надсмотрщиков. Главный — его кличут Санабрио. Этого зовут Лоренсо. Несмотря на хромоту, он здорово шпионил за лесорубами и обо всех доносил... тебе.

Когда Мигэль все повторил, Карлос поднялся.

— Мне пора уходить, Хусто.

— До свиданья, сеньор Молина, — поклонился Ми­гэль. — Мы еще встретимся?

— Не скоро. Но, если ты услышишь о новых непри­ятностях для своего друга президента, знай, что это я посылаю тебе привет.

— И с каждой весточкой, команданте, я буду посы­лать привет вам. Не беспокойтесь, — только мысленно.

— Ты стал учтив. И слова у тебя ученые...  Иди. Тебя заждалась Росита.

Мигэль про себя считает; до улицы двадцать шагов, можно успеть сказать друг другу двадцать фраз, если шагать помедленнее.

— Не торопись, — говорит он Рооите. — Нам надо условиться.

О, как Росита его понимает! Но сидящий внутри бе­сенок уговаривает ее расквитаться с Мигэлем за шутку с пером кецаля.

— Уславливаться будешь с девчонкой, ну с той, что звала тебя в гости. А меня слушай. Без дела сюда не приплетайся. Лучше приходить с самого утра или к за­крытию магазина. Здесь есть телефон. Если спешно, — позвони, закажешь букет лилий. Я выйду к перекрестку. А теперь до свиданья, сеньор.

— Росита! Да послушай же...

Мигэль стал робким. А она и не знала, как приятно, когда сильный смелый друг так боится твоей строгости.

— Ну, что тебе? — говорит она миролюбиво.

— Я все наврал насчет пера и насчет девчонки. Я... я, понимаешь... — Он видит, как озаряется улыбкой ее лицо, и быстро добавляет: — Я хочу, чтоб мы вернулись в Пуэрто и снова бросали камни в море и чтоб оно нам пело...

— Взаправду?

— Угу.

— Ты славный, Мигэлито. Ну, прощай.

Мигэль вливается в толпу прохожих. Ух, как хорошо жить на свете, даже если ходишь под чужим именем! Он побывал в настоящем, нефальшивом мире. Но сейчас придется вернуться в фальшивый. В четыре он пригла­шен на обед к Линаресам. Он сказал опекуну, что не пойдет, но полковник хитро посмотрел на Мигэля и за­метил, что неучтиво отказываться от приглашения. В особенности, когда тебе готовят сюрприз. Мигэль ре­шил, что здесь не обошлось без проделки девчонки Ли­нарес.

Сеньорита Линарес была в черном кружевном платье, и от нее пахло терпкими духами. Мигэлю стало душно. Да и солнце палило нещадно. После ливня влага испа­рялась, и тело, рубашка, сандалии казались пропитан­ными тяжелыми каплями. Юная Линарес повела Мигэля в столовую и тихонько приложила палец к губам.

Распахнула дверь. Раздался взрыв хо­хота и скрипящий женский голос:

— Вот и ты, Ху­сто! Обними же свою добрую,   старую тетку.

Мигэль отшат­нулся.

— А я вам что говорил? —закри­чал   полковник Леон. — Он не терпел ни теток, ни нянек. Он признает только мужчин. Верно, Хусто?

Молнией пронеслось воспоминание: Росита сквозь дощатую перегородку отеля в Пуэрто повторяла, что Хусто больше всех не терпел сестру матери — жестокую и надменную донью Франсиску. После смерти жены Орральде она претендовала на раздел ее наследства, и дело кончилось тем, что Орральде предложил ей на выбор — перестать судачить или убраться из его поме­стья. Донья Франсиска заявила, что обожает детей (хотя не терпела их и была вознаграждена их ненави­стью сторицей!), а потому пожертвует собой и оста­нется в поместье. Мигэль отыскал семейный снимок в альбоме полковника и, словно невзначай, заметил: «Ну и фурия же наша тетка Франсиска». Полковник ткнул пальцем в желеобразное существо в очках и захохо­тал, как сейчас. Но ведь палец полковника толще лица на снимке; он мог показать и на соседку — низенькую, толстую, со сладким выражением лица.

Люди за столом отсмеялись и с любопытством ожи­дали продолжения встречи.

Но не все смеялись. Бер Линарес откинулся на спин­ку кресла, небрежно поигрывая зубочисткой, а глаза его — точно два сверла —так и буравили Мигэля. Маль­чик поймал его взгляд, и в ту же секунду Линарес быстрее завертел зубочисткой, словно был поглощен только ею.

Мигэль понял, что минута ответственная, и нужно либо прыгать через пропасть, либо скатиться вниз, рискуя сломать шею. О, в трусости его не упрекнут.

Но и подходить близко к жерди не стоит. Вдруг она не узнает в Мигеле своего Хусто!

И он, который только что высвободил руку из-под руки Аиды Линарес, вдруг подставил ей локоть и, подведя сияющую девочку к столу, на достаточно далекое расстояние от «тетки», небрежно поклонился жердеобразному существу в очках:

— Я рад, что вы в добром здоровье, донья Франсиска.

Леон снова грохнул смехом. Донья Франсиска сде­лала вид, что племянник проявил к ней особую любез­ность, и, усаживаясь за стол, проскрипела:

— Он отлично держится, Хусто. Я всегда утвер­ждала, что офицерское общество его вымуштрует и отпо­лирует. Иль не фо па плёре, мон гарсон. Тон пэр э вив. Жан круа. Нэ-с-па, Хусто?[65]

Еще один удар: Хусто знал французский. Мигэль знает по-французски два слова: «миль диабль» — «ты­сяча дьяволов». Но он сейчас ответит старой хры­човке!